Умерла Монтсеррат Кабалье

В барселонской больнице скончалась Монтсеррат Кабалье. Одной из величайших оперных певиц ХХ века, которой досталась редкая для ее профессии медийная известность, было 85 лет.

Сейчас уже очевидно, что было две Монтсеррат Кабалье. Одна — суперзвезда 60—70-х, соратница оперных легенд, которые или ушли из жизни, или по крайней мере давным-давно сошли со сцены и исчезли из новостных заголовков. Биргит Нильссон и Фьоренца Коссотто, Джоан Сазерленд и Франко Корелли, Альфредо Краус и, наконец, Мария Каллас. Каллас, по слухам, незадолго до смерти в ответ на вопрос о том, кого она видит своей преемницей на оперном небосклоне, сказала как отрезала: «Разумеется, Кабалье».

Старые черно-белые фотографии помнят совершенно не ту примадонну, которую мы представляем себе при одном упоминании фамилии великой каталонки (которая для многих и звучит-то почти как синоним к слову «примадонна»): стройную, статную, несмотря на миниатюрный рост; огонь в глазах, царственная осанка — все при ней. И карьера у этой Кабалье была тоже очень в духе тех времен, когда нынешней оперной индустрии, глянцевой, безжалостной и спешной, еще не было.

Девочка из бедной барселонской семьи, с пяти лет подпевавшая папиным патефонным пластинкам, и мечтать не могла даже о поступлении в консерваторию. На ее счастье, учебу оплатила местная патрицианская семья, баловавшаяся меценатством. И все равно юная Кабалье, при всех задатках, была так робка и застенчива, что подрядившийся было опекать начинающую певицу с консерваторской золотой медалью итальянский импресарио безжалостно сказал ей: «Выходи-ка ты лучше замуж, милочка, и не мечтай о сцене».

Замуж она действительно вышла (за тенора Бернабе Марти, который и не предполагал, что окажется до такой степени в тени собственной супруги) и с застенчивостью справилась. После успехов на европейских задворках вроде Базеля внезапно заменила заболевшую Мэрилин Хорн на полусценическом исполнении «Лукреции Борджиа» в Карнеги-холле (это было в 1965-м) и получила получасовую овацию, после которой ее сенсационно красивое сопрано уже как-то неловко было не причислить к главным вокальным феноменам века. Мэрилин Хорн вообще-то говоря была меццо, пусть и стремилась воссоздать вокальную практику тех времен, когда нынешняя грань между сопрано и колоратурным меццо-сопрано была не так уж очевидна. Монтсеррат Кабалье, хотя и совершенно на свой лад, тоже удивляла обширностью и разнообразием диапазона: Виолетта и Изольда, Норма и Саломея, Маршальша («Кавалер розы») и Сантуцца («Сельская честь»). Ей был по силам огромный репертуар — от ролей, которые традиционно считаются легкими и лирическими, до тяжелых, драматических и небезопасных для вокального здоровья партий.

И все-таки ее Изольда или ее Турандот скорее факты биографии, которые приходится с бесконечным уважением принять к сведению.

А вот ее белькантовые партии, при ее технике, ее строгом певческом вкусе, поразительных пианиссимо и эталонной messa di voce, да просто при изумительно подходящем к этой музыке тембре — это уже абсолютная красота и безусловный образец.

Редкие (особенно по меркам 70—80-х) оперы Россини, Беллини, Доницетти она вдобавок очень ценила и с достоинством интеллектуалки способствовала их возвращению на сцену задолго до того, как это самое возвращение стало модным трендом.

Но была и другая Монтсеррат Кабалье. Колоритная, но почти карикатурная: массив плоти с дивным (точнее, уже почти дивным) голосом, немолодая певица, которая, с истовостью крестьянки помолясь своей покровительнице Богородице Монтсерратской, выходит, нет, выплывает покорять стадионы. Тут, конечно, ей оказал по-своему грандиозную, но теперь уже неоднозначно воспринимаемую услугу Фредди Меркьюри, спев с ней «Барселону». Это было очень в духе эпохи, которая из грегорианского хорала могла сделать дискотечный хит, это было в одном русле с почти одновременным взлетом «Трех теноров» как феномена шоу-бизнеса.

Но чтобы многомиллионной аудитории помогли нутром ощутить сладость, красоту и обжигающую современность классических оперных партий именно эти эскапады, докатившиеся до дуэтов с Николаем Басковым,— тут есть сомнения. Вся надежда на два десятка ее записей 1970-х годов. Они-то незабываемы. И они — лучший монумент великой оперной эпохе, которую она для нас олицетворяла.

Сергей Ходнев