Франсис Кюркджян рассказал о своем новом аромате

На днях в Лондоне модный дом Burberry представил новый женский аромат Burberry Her, лицом которого стала британская модель и актриса Кара Делевинь. Создатель новинки французский парфюмер с армянскими корнями Франсис Кюркджян рассказал «Коммерсантъ Стиль» о том, как создавался аромат, что такое тренды в парфюмерии и почему понятие «дорогой парфюм» не всегда значит «хороший».

— Представляя новый аромат, вы сказали, что шлейф — это кошмар любого парфюмера. Почему?

— Потому что это всегда игра не по правилам. Скажем, в архитектуре у вас есть четкие визуальные правила: высота здания, глубина фундамента, пропорции — все рационально и продуманно. Это инженерия, физика, математика, существуют книги и учебники по строительству, и вы можете повторять заданную модель снова и снова, строить по уже существующим расчетам.

В парфюмерии все иначе: никаких правил не существует. Например, пачули и ваниль считаются «долгоиграющими» ингредиентами, но если вы смешаете их, то это может сработать, а может, и нет. Почему? Мы не знаем. Шлейф — это один из факторов, которые делают парфюм успешным: сам аромат может быть отличным, но не держаться долго. Например, одеколоны звучат чудесно, но они совсем нестойкие. На сегодняшний день нет таких технологий, молекул, ингредиентов, которые бы позволили свежим ароматам иметь стойкий шлейф. Возможно, через 10–20 лет что-то изменится.

— Какой ингредиент в Burberry Her самый дорогой?

— Вы знаете, я был бы рад вам дать прямой ответ на этот вопрос. Но. Этот аромат не про дороговизну ингредиентов, это про их концентрацию. Например, масло розы €15 тыс. стоит за килограмм, и если я добавлю в аромат 0,0001 г — это будет не супердорого, не так ли? То есть цена ингредиента ничего не значит. Очень часто компании объясняют цену своим ароматам ирисом, жасмином из Грасса, «редкими сортами роз», но это попросту нечестно и неправда. Все дело в пропорциях и количестве.

Если вы смешаете черную икру с лобстером и шафраном или трюфелем, то это совсем необязательно будет означать, что вы гениальный шеф и вообще что это блюдо в итоге будет вкусным

— А как у вас с бюджетом при производстве аромата? Он лимитированный?

— Когда вы работаете над ароматом, вы должны понимать, кому он адресован. Скажем, когда я делаю bespoke-ароматы (то есть по индивидуальному заказу), то у меня нелимитированный бюджет, а в случае с Her, конечно, он более скромен. Но я, как создатель, признаюсь, что скорее ограничен не финансовыми средствами, а технологиями. И часто я прошу своих коллег в лаборатории найти мне ту или иную молекулу и понимаю, что пока она существует только в моем воображении.

— Даже когда вы создаете ароматы вроде Baccarat Rouge 540?

— Ароматы, которые я делаю для своего парфюмерного дома,— это вообще другая история. Тут я про цены не думаю.

— Понимаю. А сколько времени заняло создание Her?

— Я работаю как парфюмер уже 25 лет. Когда я начинал, я вообще не знал ничего — только то, чему научили меня в парфюмерной школе. И вот постепенно все эти годы я познавал профессию, и, конечно, то, что раньше у меня занимало месяцы, теперь я делаю за несколько часов. И поэтому когда вы спрашиваете меня, сколько я занимался созданием аромата, я отвечаю: он создавался все эти 25 лет, он впитал в себя весь мой опыт как парфюмера. Если бы это был мой первый гурманский аромат, то, возможно, я бы делал его раз в десять дольше, чем я делал Her. Я вспоминаю один документальный фильм про Пикассо, он вышел в то время, когда художник был еще жив. И там была сцена, когда режиссер попросил Пикассо нарисовать быка, и он на стекле нарисовал его карандашом за полминуты. Режиссер поразился скорости, с которой был сделан рисунок. Но Пикассо ответил: «Нет, это совсем не быстро — мне понадобилось 60 лет, чтобы научиться так рисовать». То есть главное и что имеет смысл — это результат, а сколько времени он занял — это неоднозначный и внутренний процесс.

— Вы сказали, что этот аромат вышел у вас гурманским. Вы вообще верите в тренды в парфюмерии?

— Да, конечно! Но хочу заметить, что тренды в парфюмерии очень далеки от трендов в моде. В парфюмерии мы ближе к тому, как рождаются тренды в гастрономии. Это потому что нос (и вообще вся система обоняния человека) нуждается в гораздо большем времени, чтобы приспособиться и понять новые вкусы и запахи. Проводя параллель с едой, я вспоминаю, что, когда был ребенком, японская кухня была далеко не так популярна, как сейчас. И сегодня доставка суши буквально везде — так же, как в наши дни доставка пиццы. То же с веганскими блюдами: еще пять лет назад это было в диковинку, а сейчас посмотрите, сколько веганских мест вокруг! Через десять лет их будет еще больше, я в этом уверен.

Временной промежуток для формирования нового тренда в парфюмерии так же велик, как и для гастрономии, и он намного дольше, чем в моде. Скажем, если мы вспомним начало прошлого века, 1920-е годы, то в голову сразу приходит Chanel №5, а если взять более широкий промежуток — с 1885 по 1930 год, то становится очевидно, что тогда все ароматы пахли более или менее одинаково. И этому есть несколько объяснений. Во-первых, для того, чтобы тренд устоялся, есть вкус, пристрастия публики, которые, как известно, довольно трудно изменить. Второе — это технологии. Чтобы создать новый аромат, нужно найти и научиться обрабатывать новые ингредиенты. Это как музыка. Ну каков бы был Элвис Пресли не с электрогитарой, а мандолиной?

Гурманские ароматы появились в 1992 году — с Тьерри Мюглера — и с тех пор то приходят, то уходят с модной парфюмерной сцены. Я им даю еще лет десять в таком виде, каком они есть сейчас. Потом они точно поменяются: сменится акцент, как было с шипровыми ароматами и ветивером. Гурманские ароматы — это же отдельное семейство с подтипами: цветочные, фруктовые, древесные. Her — это фруктово-древесный вид гурманского аромата.

— Это была ваша идея сделать его таким и никаким другим?

— Да, у меня был полный карт-бланш. Когда я начинал для Burberry лет пять-шесть лет назад, моей задачей было привнести в парфюмы марки особый британский дух, качество, которое заслуживает этот модный дом. Я решил вернуться к исконно британской парфюмерии. Ведь она существует, хотя об этом на самом деле мало кто знает. Был такой британский парфюмер Чарльз Лили, он написал мемуары в 1825 году. Из них я узнал много интересного — что, например, лаванда впервые была использована совсем не французами, как мы привыкли думать, а англичанами. Просто выращивать ее было дешевле в Провансе — вот так и пошло это поверье, назовем это так. И для всех ароматов Burberry я придумал общую концепцию «сад в Лондоне», то есть идея цветочного аромата была с самого начала. Когда я увидел Кару, как она вписывается в лондонские виды — это дерзко, сексуально и по-хорошему просто. Посмотрите на имиджи рекламной кампании — на них она неотфотошоплена, естественна, она обычная девушка. И парфюм как раз отражает эту картину и общее настроение.

— То есть вы адресуете этот аромат только девушкам? Вы считаете, что ароматы должны делиться по гендерному признаку?

— Конечно. Ароматы для всех — это удел нишевых брендов. Возможно, через пять лет мы получим некий универсальный аромат. Но мы должны признавать индивидуальность: каждый может носить, что он захочет. Но этот аромат все же для женщин. Правда, нужно признать, что когда я его делал, то про это даже не думал.

— Вы кажетесь человеком, которого можно назвать «независимым художником», и вот вы делаете аромат сугубо коммерческий, для известной во всем мире компании. Нет ли в этом противоречия?

— Почему нет? Каждый художник хочет продаваться и быть коммерчески успешным. Скажем, Бэнкси кажется более успешным, чем тот же Ван Гог, который продал за всю свою жизнь только одну картину, и они оба — художники, и каждый отражает свое время. Но все же парфюм — это не картина, и он должен нравиться, доставлять удовольствие. Но картина такого делать не должна — она должна рождать эмоции. А парфюм — рождать только позитивные эмоции, желания.

Беседовала Ирина Кириенко