Андрей Плахов — о культурной политике

В СМИ и соцсетях продолжает взбиваться пена вокруг кинопроекта «Праздник», якобы глумящегося над жертвами ленинградской блокады. Над ним завершает работу режиссер Алексей Красовский, чей дебютный фильм «Коллектор» награжден в прошлом году премией «Ника». В центре сюжета «Праздника» — привилегированная семья, которая живет на широкую ногу, в то время как ее соотечественники находятся на грани голодной смерти.

Эти вселенные почти не соприкасаются, а случайно встретившись, с трудом опознают одна другую. При этом ни профессор Воскресенский, работающий в секретной лаборатории и обеспеченный из спецраспределителя, ни его жена, не способная без помощи прислуги разделать курицу, ни их наивные дети не изображены монстрами, но увидены через особую, гиперболическую оптику социальной сатиры. Если автору удастся до конца выдержать перепад между реальностью и гротеском, не скатившись в карикатуру, кино может получиться глубоким и объемным: сценарий, с которым я ознакомился, дает такую надежду. Но даже если этого не случится, нет оснований навешивать обвинения — особенно дикие на той стадии, когда фильма еще нет, а сценарий никто из «прокуроров» не читал.

Если бы действие этой истории разыгрывалось в царской России или — возьмем другую крайность — в ельцинские девяностые, она не вызвала бы возражений, а во втором случае не исключен и прилив энтузиазма. Но тут понеслось: кощунство, блуд, деградация сознания, торжество цинизма. По сигналу набежали фейсбучные тролли: отлучить режиссера от профессии, набить морду, переломать ноги, посадить на кол… Подключились, конечно, и акулы телевизионного агитпропа. Но больше всего впечатлил комментарий рядового пользователя интернета: «Чего можно ждать от стоматолога…» (первая профессия режиссера Красовского, см. «Википедию», незаменимый источник знаний).

А уж народные избранники, заседающие в Госдуме, другого языка вообще не ведают, как только «запретить», «воспрепятствовать» — в лучших классических традициях: «тащить и не пущать». Фильма еще нет, а уже требуют от Минкульта лишить его прокатного удостоверения, которое с недавних пор стало действенным инструментом цензуры: вспомним запрет фильма «Смерть Сталина», тоже, между прочим, комедии.

Провинившийся жанр, хоть он и считается «легким», на самом деле принадлежит к числу почтенных, и есть даже выражение «высокая комедия». Зрители об этом не подозревают или прочно забыли, потому что режиссеры высокого комедийного дарования почему-то почти перестали рождаться в наших краях, да и за рубежом их нынче не так чтобы очень. Между тем не одна и не две классические для мирового кино комедии сняты как раз на военном, то есть, по сути, трагическом материале. Это и «Большая война» Марио Моничелли, и «Большая прогулка» Жерара Ури. Такие фильмы в изобилии хлынули на экраны в 1960-е годы, когда Европа подлечила раны Второй мировой. Появились они и у нас — например, «Женя, Женечка и "Катюша"», и тогда тоже звучали недовольные голоса тех, кто объявил войну и смех несовместимыми. Впрочем, Эрнст Любич еще в 1942-м снял в Голливуде один из лучших комедийных фильмов всех времен — «Быть или не быть». Его действие происходило в оккупированной Польше, и поляки страшно обиделись за то, что режиссер «посмеялся над военной трагедией». Даже через двадцать лет после войны выход культовой картины в польский прокат пришлось сопровождать разъяснительным словом киноведа.

Раз уж военно-лирические комедии многих нервировали, то сатира — нацеленная не только на врагов-фашистов, но и на тех псевдопатриотов, что делали на войне свой гешефт,— сразу попадала под подозрение. И однако такие сюжеты появлялись даже в подцензурное советское время. Они входили эпизодами и в фильмы далеко не комедийного свойства. Стяжатели, бюрократы, «тыловые крысы» встречаются в «Балладе о солдате», в картине «Летят журавли»: одна из таких норовит за деньги прокатиться по Москве на скорой помощи. Вспоминается зажиточная мещанка из «Зеркала» Андрея Тарковского, которая экспроприирует сережки у героини-интеллигентки в обмен на еду; вспоминается еще и потому, что в «Празднике» как раз иронически обыгран мотив курицы, которую надо то ли зарезать, то ли разделать. Жанр фильма Красовского — это, конечно, никакая не комедия, а трагикомедия, или трагифарс. Именно он стал основополагающим в культуре ХХ и ХХI веков, в которой в отличие от жизни нет места и чистой трагедии тоже (этот тезис давно доказан театроведами).

Если обычные зрители, нападающие на «крамольный» кинопроект, могут быть введены в заблуждение, то власть имущие и обслуживающие их идеологические структуры хорошо знают, чему и почему изо всех сил противятся. Вопреки фактам и документам они хотят очистить нашу историю от ее реального трагизма, от всяких там соловецких камней и тому подобного. Они видят себя наследниками советской системы и инстинктивно защищают ее. Вот и пришлось в очередной раз принять на себя удар Гильдии кинокритиков, выступившей в защиту «Праздника». Только прислушается ли взбудораженное общество к голосу профессионалов?

Андрей Плахов