Глава «Энергии» Сергей Романов о решении космических и приземленных проблем корпорации

Ракетно-космическая корпорация (РКК) «Энергия» является одной из крупнейших отраслевых фирм, но из-за неудач с созданием спутников для Египта и Анголы, а также многомиллиардной долговой нагрузки, оставшейся после продажи проекта «Морской старт», ее состояние оценивается как крайне тяжелое. Сергей Романов в своем первом интервью в должности гендиректора «Энергии» рассказал специальному корреспонденту “Ъ” Ивану Сафронову, как он собирается наводить порядок на предприятии, что думает о конкуренции с Илоном Маском, сколько еще может послужить МКС и когда в космос отправится новый корабль «Федерация».

— Всю жизнь вы работали на этом предприятии, наверняка у вас есть своя оценка его текущего состояния. Какие задачи поставлены руководством «Роскосмоса» перед вами как новым генеральным директором?

— Не открою тайну, если скажу, что ситуация на нашем предприятии очень и очень сложная. Причины самые разнообразные, но их итог сводится к тому, что сроки выполнения основных проектов, по сути, сорваны. Это и многофункциональный лабораторный модуль (МЛМ.— “Ъ”), и научно-энергетический модуль (НЭМ.— “Ъ”), и перспективный корабль «Федерация». Плюс на это накладывается плачевное финансовое положение, которое сильно обременено долгами «Морского старта» и необходимостью восстановления двух спутников за свой счет — египетского EgyptSat и ангольского AngoSat. Есть у нас очень важная тема по созданию комплекса нового разгонного блока — там сроки сорваны, я бы сказал, полностью. Скажу вам честно, я думал, что представляю масштабы бедствия, но когда во все это окунулся, то понял, что они гораздо глубже и сложнее. Но задачи исправить ситуацию никто не снимал. Поэтому будем работать.

— Можете подтвердить, что общая сумма долгов «Энергии» оценивается в 30 млрд руб.?

— Это могу, поскольку так оно и есть.

— Откуда это все взялось?

— Примерно 20 млрд — долги «Морского старта», где-то около 10 млрд — восстановление спутников.

— Уже поняли, как можно исправить дело?

— Жестким соблюдением сроков и срочным наведением жесткой производственной дисциплины. Почему по всем проектам сорваны сроки? Потому что нет должного внутреннего контроля и нет спроса с тех, кто за это отвечает. Все это и привело к тому, что мы имеем. Сейчас определим новые сроки, выстроим графики и сделаем все, чтобы обеспечить их безусловное выполнение. По МЛМ ситуация, конечно, посложнее: его запуск запланирован на 2019 год, но может так случиться, что и в 2019-м он не улетит. С НЭМ есть срыв сроков по выпуску конструкторской документации, есть некоторое недофинансирование. Мы большую часть денег получаем за создание транспортных и пилотируемых кораблей. Да, есть проблема импортозамещения, смена поставщиков, в целом непростая обстановка, но по кораблям, слава богу, у нас срывов нет. Я лично занимался этой темой и занимаюсь сейчас: бросить ее я просто не могу. Завод экспериментального машиностроения «Энергии» фактически живет за счет средств, полученных по этой тематике.

— Четыре пилотируемых и три грузовика в год?

— Да. Но сейчас, конечно, ситуация будет обостряться ввиду шагов США, которые делают все возможное для начала полетов на своих кораблях. Тогда у нас будет два пилотируемых корабля, а это может вызвать определенные сложности.

— РКК является головным предприятием по пилотируемой тематике. Как оцениваете нынешнее техническое состояние МКС и имеющегося у нее ресурса?

— В принципе состояние МКС позволяет эксплуатировать ее и до 2024 года, и после этого периода.

— Отказы в приборах случаются часто?

— У нас многие приборы подходят к концу гарантийного срока. Но некоторые из них мы эксплуатируем до отказа, в таком случае у нас на земле есть набор ЗИП (запасные приборы), который мы доставляем на орбиту при помощи грузовых кораблей «Прогресс». Для важных приборов, в случае отказа которых существование МКС ставится под угрозу, мы имеем ЗИП непосредственно на борту. Повторюсь: станция может эксплуатироваться и после 2024 года.

— Как относитесь к идее создания на базе отдельных модулей новой национальной станции?

— Эта идея требует отдельной проработки, то есть должна быть комплексная увязка. Нельзя же просто один модуль вытащить и с другим состыковать. Так что рассуждать об этом сегодня мне, так сказать, не с руки: в том, в каком виде МКС будет существовать после 2024 года, больше политической составляющей. Это договоренности «Роскосмоса» и NASA.

— Очень резонансная история вышла с разгерметизацией корабля «Союз», состыкованного с МКС.

— Такое вообще впервые случилось. Нами было замечено падение давления, незначительное, правда, но все равно падение — на объеме 800–850 кубометров. Первым делом мы поделили российский и американский сегменты, посмотрели, где у нас давление падает, объем уменьшается, скорость падения давления возрастает. Выявили негерметичность в российском сегменте. Далее пошли по модулям и выяснили, что течь в корабле. Сразу же проверили герметичность спускаемого аппарата, поскольку от его состояния напрямую зависит жизнь экипажа. Там все было нормально, а вот в бытовом отсеке давление продолжило падать. Дальше был проведен поиск конкретного места, для этого использовали американский ультразвуковой прибор. Там отверстие около 3 мм, рядом с ним семь точек следов сверления, то есть обшивку пытались просверлить восемь раз.

— Без упора сверлили?

— Я бы сказал, что неопытной рукой.

— Выводы есть?

— Одна комиссия была создана у нас на предприятии, мы провели анализ всего цикла изготовления бытового отсека, подняли документацию, посмотрели, как проверяется его герметичность в цехах. Проверили цех главной сборки. Но мы так и не нашли подтверждение версии, что отверстие было сделано на земле. При этом установлено, что изнутри бытового отсека следов нанесения герметика для герметизации нет.

— Триллер какой-то.

— Если наносить этот герметик снаружи, то для этого нужно снять панели противометеоритной защиты. Сейчас будем проводить специальный выход в космос, во время которого космонавты Олег Кононенко и Сергей Прокопьев вскроют экранно-вакуумную изоляцию, вырежут противометеоритную защиту, и мы посмотрим, что есть снаружи бытового отсека в месте сверления. Выход сложный: зазор между корпусом бытового отсека и противометеоритным экраном — 16 мм. Но методика уже разработана и космонавты тренировались. Операцию надо реализовать. А дальше будет работать другая комиссия, уже на уровне «Роскосмоса».

— Когда ждать выхода космонавтов?

— Планируем запуск пилотируемого корабля 3 декабря, а в открытый космос космонавты выйдут 10–11 декабря.

— Последний пилотируемый пуск ракеты «Союз-ФГ» сложно назвать успешным, не волнуетесь?

— Система аварийного спасения для того и существует, чтобы спасать людей в спускаемом аппарате. Она крайне надежна, в чем мы все и убедились.

— САС для новых кораблей будет чем-то принципиально отличаться?

— Все основные принципы будут оставлены, здесь не нужно что-то выдумывать.

— По «Федерации» вопрос: в 2022 году удастся провести беспилотный пуск?

— Этот вопрос рассматривался в числе первоочередных на совещании, которое недавно провел Дмитрий Рогозин. Сейчас мы готовим свои предложения в «Роскосмос» по работам, которые необходимо сделать, чтобы осуществить пуск корабля в беспилотном режиме в 2022 году. Потому что пока по состоянию корабля на сегодня реально отправить корабль на космодром в 2024 году. Но надо все же очень сильно постараться, чтобы это получилось в 2022 году. Нам необходимо отстроить все процессы, завершить выпуск конструкторской документации, подготовить производство на заводе. У нас по «Федерации» восемь экспериментальных установок: их же надо сделать, провести испытания. При этом производственный цикл никто не отменял. Без экспериментальной отработки ни о каком пилотируемом запуске речи быть не может. Мы не можем рисковать людьми.

— Структурно вас в корпорации все устраивает?

— Структура, которая была создана предыдущим руководством, непропорциональна и переразмерена: в ней производственный блок занимает далеко не лидирующее место. Создано очень много подразделений, которые малочисленны, причем имеют громкие названия, «Центр» например... Но по факту ничего собой не представляют. И сотрудники это видят, понимают и чувствуют. Есть очень большие перекосы в заработной плате. Поэтому сейчас необходимо сделать нормальную рабочую и, главное, управляемую структуру.

— То есть сейчас она неуправляема?

— Сейчас она фактически неуправляема. Если бы она была управляема, то были бы эти срывы?

— Логично.

— Срывы-то еще зависят во многом от конкретных людей, которым было поручено реализовывать эти программы. Я не буду про них ничего говорить, но результаты говорят за себя. Если такие срывы есть, значит, так это все было организовано, так был поставлен контроль.

— Средняя заработная плата в РКК какая?

— Честно? У нас зарплаты невысокие относительно даже Московского региона. Здесь многие люди работают, скажем так, радея за дело жизни. То есть не за зарплату.

— Молодежь приходит?

— Приходит, и очень толковая. Но кадрами надо заниматься, их надо воспитывать. У нас есть еще ветераны, которые работают, но вы сами все понимаете. А что касается менеджмента предприятия… Слово «менеджмент» я вообще не люблю, оно нерусское. Мне нужно разработать новую структуру и поставить ответственных людей, которые у нас есть.

— Есть кому заниматься сверхтяжелой ракетой?

— Если РКК назначено головным исполнителем по разработке сверхтяжелого носителя, то, значит, есть. Задача очень серьезная, она сопоставима с проектом «Энергия-Буран».

— В целом состояние производственных мощностей вас удовлетворяет?

— Ряд производств нужно реконструировать: у нас имеется большой перекос в части приборного производства. По арматурному производству у нас есть проблемы, которые надо решать. Но директор завода Игорь Мальцев очень достойный, толковый специалист и хороший организатор, и эти проблемы мы решим.

— У вас основная задача сделать всю РКК несколько компактнее?

— Должен быть приоритет тематических подразделений. Есть тематические подразделения — люди, которые создают по максимуму прибавочную стоимость,— и есть обеспечивающие. Их соотношение должно быть разумным и взвешенным. Чтобы не было перекосов, которые имеются сейчас.

— Илона Маска и его SpaceX не боитесь?

— Мы с ним не пересекались, если честно (смеется)... Если серьезно, то за Илоном Маском стоит целое государство, понимаете?

Можно говорить, что он делает дешевые ракеты под коммерческие пуски, но для того же Пентагона стоимость его услуг кратно выше.

Но я над этой темой даже не задумывался. У меня есть конкретная задача, которую я должен решать, и с Илоном Маском она никак не связана.

— А Владислава Филева с его S7 Space? Они говорят, что могут построить свой пилотируемый корабль.

— Посмотрим по результату.

— Тем более что некоторые сотрудники РКК после вашего прихода свои должности покинули и перешли на работу туда.

— Мне ставят в вину, что с моим приходом пошел отток высококвалифицированных специалистов: ушел, например, Игорь Радугин. Он действительно грамотный специалист, очень сильный проектант. Только вот состояние проекта по новым разгонным блокам, которым он руководил, оставляет желать лучшего. Потому что мало спроектировать, необходимо потом собрать все воедино, сделать конструкторскую документацию, добиться конечного результата, нужно быть еще и организатором. Я вот не самый лучший проектант, скажу вам честно.

— Откровенное заявление.

— Да. Но у меня есть люди, которых я слушаю, я с ними соглашаюсь или не соглашаюсь, но я могу довести все до логического конца. Я никого не увольнял. Просто были заданы вопросы: проект в таком состоянии, какие меры принимаются для исправления ситуации? Вы же были руководителями проекта, вы отвечали от и до, как же так получилось? Ответа не было. Они ничего не говорили, просто через некоторое время появились заявления об увольнении по собственному желанию. Сейчас СМИ много пишут о том, какую масштабную работу они будут делать в S7. Да ради бога! Я никому зла не желаю. Но все же не совсем логично получается: почему довели свои проекты до такого состояния в «Энергии»? Николай Брюханов, например, отвечал за НЭМ, МЛМ, ПТК. Только в «Федерацию» сколько денег вложено... И где результат?

— Как собираетесь решать ситуацию с AngoSat и EgyptSat?

— Египетский спутник у нас сейчас находится на испытаниях, мы очень серьезно относимся к этому процессу. Мой заместитель Игорь Фролов, который занимается непосредственно спутниками, принял требования, которыми я руководствовался, когда занимался пилотируемой тематикой. Это доскональный разбор любого замечания: при электрических проверках, при сборке… Аналогично работаем и с AngoSat.

— Страховку по нему вам уже выплатили?

— Я бы не хотел касаться сейчас финансовых вопросов.

— Но «Роскосмос» же должен как-нибудь помогать?

— Госкорпорация нам обещала в этом вопросе поддержку. Потому что без нее нам просто не обойтись, это всем понятно.

— Может, «Энергии» стоит вообще отказаться от спутникостроительной тематики и сосредоточиться на других проектах?

— Конкуренция сейчас серьезная, но я убежден, что отказываться от этой тематики нельзя.

— Санкции повлияли на деятельность корпорации?

— Это вносит определенные сложности, причем иногда достаточно большие. В частности, по электронной компонентной базе.

— Она всегда являлась ахиллесовой пятой нашей оборонной промышленности.

— У нас характеристики из-за импортозамещения не становятся хуже, если вы об этом. Все требования, которые заявлены, должны быть выполнены. А ухудшать качество наших изделий мы точно не будем.