Патти Остин о корнях джаза, американском музыкальном образовании и русских хорах

Знаменитая джазовая певица Патти Остин даст два концерта в России: 17 ноября она выступает в Мариинском театре, а 18 ноября — в Большом зале консерватории. Карьера Остин началась еще в 1954-м, когда четырехлетнюю девочку вывела на сцену «королева блюза» Дина Вашингтон. С тех пор в этой карьере были и рок, и фьюжен, и поп-музыка, и даже номинация на «Оскар» за саундтрек к фильму. Но «Грэмми» в 2008 году певица получила за лучший вокальный джазовый альбом. Сегодня она продолжает концертировать и вести мастер-классы для молодых вокалистов по всему миру. Накануне концертов в России Патти Остин ответила на вопросы Евгения Коноплева.

— На вопрос вашего менеджмента «Тема интервью?» я ответил: «The legend who saw it all» («легенда, видевшая все»). Менеджмент, кажется, доволен. А как вы сами реагируете, когда вас называют «легендой»?

— У меня все хорошо с чувством юмора. Отвечаю: «Вы заставляете меня ощущать себя старой». Я, конечно, рада, что вы так считаете… Но в музыке часто легендой становится тот, кто просто играл-играл, жил-жил и пережил всех остальных. Да, титул приятный, но насколько он честный? По-моему, его надо заслужить не только годами, но и тем, что ты все эти годы делал.

— Но «…видевшая все» — уж тут-то спорить не о чем? Это же объективный факт. Редко кому доводилось поработать и с Диной Вашингтон, и с Джо Кокером, и даже с Майклом Джексоном. Скажите, у вас не возникает соблазна сравнить «те времена» и нынешние?

— Куинси Джонс, когда уговаривал Майлза Дэвиса перезаписать альбом «Miles Ahead», убил на эти уговоры не один год, пока Майлз не сдался. Он отмахивался со словами: «Я это уже сделал. Я хочу делать новое». Он всегда говорил: «Смотри вперед». В музыке все как в жизни: важно знать и понимать свое прошлое, ведь оно формирует твое настоящее, но не менее важно смотреть вперед, интегрировать весь твой прошлый опыт в то, что делаешь сейчас, и двигаться из этой точки дальше.

Я стараюсь не скатываться в сравнения типа «тогда было так — сейчас эдак». И даже когда я творчески обращаюсь в прошлое, я не стремлюсь воссоздавать его в точности. Когда я работаю с материалом Эллы Фицджеральд, я не пою так, как пела она. Ее музыка — это музыка того времени, аранжированная для ее голоса и ее стиля. А я пою так, как пою я, и как я пою сегодня. Другое дело, что музыка эта настолько сильна, переносишь ее в наше время, а она захватывает зрителя с такой же силой, как и тогда, когда эти песни звучали впервые…

Вы спрашиваете о прошлом. А мы вот буквально вчера обсуждали с менеджером, что сегодня весь музыкальный мир хочет знать: «А что же дальше? Что будет завтра?» И все это вместо того, чтобы интересоваться тем, что происходит сейчас. Я думаю, что если ты имеешь надежную базу, основанную на музыкальной истории, но сфокусирован на том, что ты делаешь сейчас, то у тебя больше шансов двигаться вперед. Надо быть в моменте — это самое главное. Одна из важнейших составляющих джаза — импровизация с музыкантами на сцене. Ты не можешь ни бежать вперед, ни смотреть назад. Ты должен видеть только этот момент: то, что летит в тебя,— ноты, аккорды, ритм… Все это летит с сумасшедшей скоростью. И единственный способ справиться со всем этим — это только на нем и фокусироваться. Я такой настрой стараюсь воплощать и в жизни, а не только в музыке.

— Про джаз как раз следующий вопрос. Вы же работали с поп-звездами первой величины. Но делом своей жизни сделали именно джаз. В чем причина такого выбора?

— Причин несколько. Когда я начинала петь, джаз, музыка биг-бэндов, все еще был самой популярным. Рок-н-ролл только стартовал и еще набирал обороты. А популярную музыку тогда делали именно Дюк Эллингтон и Каунт Бейси.

Что больше всего привлекает и удивляет меня в джазе — это то, что он объединяет все жанры. Здесь вы слушаете и классику, и госпел, и блюз, и даже кантри. Это конгломерат всех форм. Потому что конгломерат людей создавал джаз. Людей привезли из Африки в Америку, где уже были европейцы, и южноамериканцы, и другие люди со всех краев Земли. И все эти влияния формировали джаз. В каждой стране, в каждой точке мира есть своя музыка, рассказывающая историю своей культуры. Люди привносят в музыку плоды этих культур. А великолепие джаза в том, что он растет на всех этих корнях. И это основная причина, почему джаз был интересен мне всю мою жизнь и остается интересным сейчас.

— Как вы оцениваете нынешнее состояние музыки? Куда она движется как явление культуры? И как вы в целом оцениваете эту эволюцию?

— Меня очень волнует то, что происходит с музыкой в Америке. Музыку в значительной мере исключили из образовательной системы. А это очень важно — иметь музыкальное образование независимо от того, будешь ты музыкантом или нет. Это удивительный дар, данный человечеству, и простая способность понимать и ценить музыку — это такая сила! Она может вдохновить вас или дать силы, чтобы не сложить лапки и продолжать жить. Невероятно важно, чтобы наши дети получали такой инструментарий.

В Америке мы уже многое потеряли в этом смысле. Думаю, что уже много лет по американской поп-музыке просто очевиден тот факт, что у нас нет музыкального образования в школах. Мелодия отброшена, ритм стал доминирующей силой. Сегодня вроде бы мелодия возвращается, тексты становятся более интересными. Но это все учеба на ходу, которой не было, когда в школе присутствовало музыкальное образование. Возьмем, например, Дюка Эллингтона или Эллу Фицджеральд — у них в школе точно был базовый музыкальный курс. И к 15 годам, когда они заканчивали старшую школу — обычную школу, каждый из учеников уже осваивал какой-то инструмент. Это очень обогащает молодого человека: вы учитесь практическим вещам, вы учитесь самодисциплине, вы по-новому изучаете математику, ведь если ты играешь музыку, ты должен уметь считать. Все это соединяется и в вашей голове, и в вашей жизни.

С вытеснением музыки из школы огромный пласт музыкальной культуры сильно упростился. А люди, делавшие эту упрощенную музыку, быстро исчерпали все идеи. Нот-то на нотном стане ограниченное количество, и рано или поздно ты начнешь повторяться, если не изучаешь историю. Посмотрите на хип-хоп-культуру и на то, как она эволюционировала десять лет, с тех пор как ее начинал, например, Доктор Дре. Что стало причиной этой эволюции? Да просто люди сказали: «Упс! Все становится монотонным и скучным…» И эти люди пошли в прошлое. Начинают они слушать Стиви Уандера и других музыкантов прежней волны, и вы тут же слышите, как их музыка становится богаче, сильнее, умнее, лучше. А потом приходит Кендрик Ламар, уже с самого начала знающий разный музыкальный материал и различные музыкальные течения. Это все о том же: твоя музыка становится богаче, когда у тебя есть основа. Только зная историю, ты можешь идти вперед.

А состояние современной музыки меня радует. Я последние пару лет много поработала в Австралии — знали бы вы, какая там, да и в Европе тоже, нарождается плеяда талантливых музыкантов, которые готовы работать и учиться и имеют что-то свое, оригинальное на уме, в душе и в сердце.

— «...готовы работать и учиться». С современной поп-культурой эти слова как-то не вяжутся. Ощущение, что все представители шоу-бизнеса решили умалчивать, что и музыка, и пение — это огромный труд. Не остается ощущения, что здесь надо пахать. Напротив, записал ролик на YouTube и проснулся звездой…

— Это проблема не только музыкального мира, и это не только американская проблема — так сегодня живет и действует весь мир, и это касается молодых людей в любой точке земного шара. Думаю, во многом это связано с тем, что сегодня большинство вещей мы получаем намного проще, чем это было раньше. И это делает нас ленивыми. Я сама по своей природе невероятно ленива и порою просто заставляю себя делать какие-то вещи, которые нельзя не сделать.

Когда я веду мастер-классы, один из первых вопросов, которые я задаю своим студентам: «Кто из вас хочет стать звездой?» Причем всегда спрашиваю воодушевляющим голосом, потому что хочу получить искреннюю реакцию. И если это класс из 20 ребят, то неизбежно три или четыре руки взлетают в воздух моментально. И я не могу сказать вам слово, начинающееся на «f», которое я использую, когда говорю им: «Ребята, вам трындец!» Потому что это не причина, чтобы заниматься музыкой. Вы должны делать музыку, потому что вы просто не можете иначе. Вылезаете утром из-под одеяла и понимаете, что дышать не сможете, если сегодня не споете или не сыграете. Потому что этот конкретный тип работы и стиль жизни очень-очень-очень-очень непредсказуемый и связан со взлетами и падениями.

А если вам «повезет» и вы взлетите легко и без усилий — это уничтожит вас. Потому что вы не поймете, как сюда попали. И вы не будете чувствовать, что заслуживаете того, что получаете. По этой причине столько людей в шоу-бизнесе сходят с ума. Мгновенный успех — то, чего не пожелаешь никому. Вы не чувствуете, что у такого успеха есть какая-то ценность, вы не чувствуете, что у вас есть какая-то ценность. Моргнуть не успеете, и вот уже готов новый алкоголик или наркоман… Потому что нет основы. Потому что ты должен потратить время и усилия, ты должен проделать работу.

Мне было 11 лет, когда великая Патрис Мансел, с которой я работала тем летом на телевизионном шоу, посадила меня к себе на колени и сказала мне слова, смысл которых я поняла, лишь много лет спустя. «Патти,— сказала она,— карьера любого человека в этом бизнесе развивается так: "Кто такая Патти Остин?", "Дайте мне Патти Остин!", "Дайте мне молодую Патти Остин!", "Кто такая Патти Остин?"»… Это эволюция жизни любого счастливчика, который смог достичь той точки, когда люди уже спрашивают: «Кто ты такой?». Вы становитесь узнаваемым. Потом вы стареете и выходите из моды. И все уже хотят кого-то нового вам на замену. А потом приходит новое поколение, и никто из них никогда и не слышал о вас. Если вы делаете что-то лишь для того, чтобы услышанным или чтобы «оставить свой след»,— это не лучшая причина для жизни. Вы должны делать это, потому что это в вашем сердце, в вашей душе и вам нужно разделить это с другими людьми… Тогда то, что вы делаете, становится великолепным.

— Вам с самого детства повезло с наставниками. Вы считаете, что такое везение можно воспроизвести и сделать системой? Несколько лет назад вы создали фонд Over My Shoulders, сфокусированный на поддержке менторства как явления в музыкальной среде. Почему это настолько важно для вас?

— Я считаю, что эта тема важна для всего мира. Мы же учимся, слушая, как те, кто уже какое-то время был здесь и что-то успел сделать, рассказывают нам о своем опыте. Чтобы мы по возможности не воспроизводили их негативный опыт и могли учиться быстрее и лучше. А если ты и наберешь тот же негативный опыт, то хотя бы будешь знать, что не одинок в этом.

Я начинала ребенком, и людям было за счастье показать мне путь — научить меня, как правильно. Думаю, это просто стало частью меня, и мне всегда хотелось продолжать это самой уже в моей жизни. И я всегда думала: а хорошо будет, если когда-нибудь я буду достаточно умна, чтобы сказать кому-то: «Вот этого не делай. Сделаешь так — получится плохо. А сделаешь так — получится хорошо. Я знаю, потому что сама это делала». Но! Ты можешь делать и так, как ты хочешь, только потом дай мне знать, что получилось. И если получится лучше, чем я говорила, тогда тем более расскажи мне, потому что я тоже хочу стать лучше в том, что я делаю. Вот что такое менторство для меня — и у него нет ни возраста, ни пола, ни национальности.

— В заключение беседы не могу не спросить про Россию. Какое место наша страна занимает на вашей музыкальной карте мира?

— Мой отец был музыкантом — играл на тромбоне. Своим музыкальным вкусом и образованием я обязана ему. Отец дружил с Куинси Джонсом, и у них была общая черта — любовь к самой разной музыке, они слушали буквально все. Я росла в доме, где можно было проснуться под «Жар-птицу» Стравинского, а ужинать под какой-нибудь блюз. А что отец любил всем сердцем, так это была русская музыка, а именно хоровое пение. Я росла, слушая это звучание, и по сей день невероятно его люблю. Это настолько трогательно, душевно и грандиозно! По-моему, нет ничего более величественного, чем русский хор, поющий русскую народную музыку или классическую музыку.