Директор бельгийского Africa Museum о реституции

8 декабря в пригороде Брюсселя Тервюрене после реконструкции открывается Королевский музей Центральной Африки. Новое здание, новая подача постоянной коллекции (критический взгляд на колониальное прошлое и подчеркнутая еще большая дистанция), новые выставки, новое название — Africa Museum. В преддверии открытия музея Мария Сидельникова поговорила с его директором Гидо Гриселсом о реституции.

Построенный в 1897 году музей сначала назывался Дворец колоний, затем его перестроили и переименовали в Музей Бельгийского Конго, последние полвека он именовался Королевский музей Центральной Африки. Но за глаза его чаще всего называют «последним колониальным музеем в Европе», его коллекции не дают покоя сторонникам возвращения африканского наследия на родину, а также критикам колониальной политики Бельгии. Местные СМИ сообщают, что во многом именно поэтому ни король Филипп, ни, вероятнее всего, премьер-министр не будут присутствовать на инаугурации.

— Как вы расцениваете инициативу Эмманюэля Макрона?

— Я доволен итогами доклада и полностью поддерживаю заявления Макрона. Он абсолютно прав: ненормально, что 80% африканского искусства находится в Европе. Оно должно быть доступнее, и одно из главных предложений доклада — обеспечить этот доступ. Необходима прозрачность и ясность по поводу того, что хранится в Европе. И мы готовы к переговорам с директорами африканских музеев, и думаю, по этому вопросу разногласий внутри музейного сообщества не будет. Но вместе с тем важно укрепить национальный музейный потенциал в самой Африке. Нет никакого смысла говорить о реституции, если у музеев нет возможностей принять эти коллекции в должных условиях. В некоторых странах нет музеев, и нужно будет создавать практически с нуля специальную структуру, готовить специалистов. Это должно быть сделано на государственном уровне, и проводить эти работы нужно совместно. Также мы готовы обсуждать возможность передвижных долгосрочных выставок.

— А как насчет реституции?

— Что касается реституции, прежде чем говорить об этом предметно, нужно выработать четкие критерии и законодательно их оформить: кто может делать запрос на реституцию, на каких условиях, как мы решаем, какие работы подпадают под это определение, какие нет, что было получено легальным путем, что нет. Например, то, что Франция вернет Бенину 26 произведений, захваченных в ходе военных действий, это правильно, тут даже нечего обсуждать. Когда речь идет об очень символичных предметах культурного наследия, вывезенных в результате ограбления или захвата, мы, конечно, открыты к диалогу.

— Бельгия поддерживает французскую позицию?

— Бельгийское правительство поддерживает инициативу Макрона. Наш министр иностранных дел во время своей недавней пресс-конференции заявил, что нужно сотрудничать с африканскими музеями, нужно упрощать доступ к африканскому наследию, работать над долгосрочными займами, над совместными выставками и развивать программы по укреплению возможностей африканских стран. Кроме того, в Бельгии сейчас начнут оцифровку архивов, связанных с периодом существования Руанда-Урунди. Это очень важное решение, премьера, если хотите: европейская страна-колонизатор открывает свои архивы колонизированной стране. И оно было принято на высшем государственном уровне.

— Много ли у вас запросов на возвращение предметов из вашего музея?

— Пока у меня было только два запроса, один из Руанды и один из Сенегала, и мы уже пришли к соглашению, чтобы упростить этот обмен. Я считаю, что в первую очередь нужно провести в каждом европейском музее инвентаризацию всех африканских предметов. Ведь в некоторых странах даже не знают, что хранится в их коллекциях. Макрон говорит — залежи в музеях, но это слова. Надо, чтобы мы знали точно, что, где и сколько. Для этого нужен большой инвентарь музеев и государственных учреждений. Без этого нельзя начинать дебаты.

— Реституция — сложная тема. Считаете ли вы, что Макрон доведет ее до конца?

— Все директора музеев открыты к дебатам. В этом я не сомневаюсь. Давайте посмотрим на конкретные предложения. Пока, в целом, все выглядит, скорее, правильно. Но насколько мне известно, во Франции есть опасения, что на самом деле Макрон хочет сделать что-то вроде Лувра Абу Даби, то есть будут создаваться французские музеи по всей Африке с французским управлением.

— Какой в этом интерес?

— Я думаю, что у Франции достаточно своеобразный подход к колониям. Поживем — увидим.

— Вы в контакте с Музеем Бранли? У вас есть какая-то общая позиция?

— С Музеем Бранли у нас рабочие отношения и регулярные контакты, но общей позиции нет. Не стоит забывать, что французские музеи на особом положении. Их политика встроена во внешнюю политику Франции, в отличие от Бельгии, или Голландии, или других стран. В этом плане у французских музеев гораздо меньше независимости и автономии, чем у музеев в других странах.