Андрей Архангельский искал, но не нашел в «Заповеднике» Сергея Довлатова

В российский прокат вышел фильм «Заповедник». Попытка осовременить произведение Сергея Довлатова закончилась плачевно. Обозреватель «Огонька» видит в этом печальную закономерность: авторы игнорируют изменившиеся экономические обстоятельства героев

Алкоголь губит талантливого рок-музыканта (Сергей Безруков); к тому же он находится в творческом тупике; песни не пишутся, семья на грани распада, крокодил не ловится, не растет кокос. Что же делать? Ну конечно же, другого выхода нет, кроме как срочно уехать в заповедник «Михайловское», поработать там экскурсоводом — авось все наладится. И точно; по крайней мере с музыкой наладилось очень скоро: сказывается благотворное влияние свежего воздуха, безыскусных, но честных человеческих отношений и, конечно, дух Пушкина, который как бы над всем этим витает и питает нашего героя силой. Песни рождаются одна за другой — про хорошее, про хрупкую любовь, про то, что все у нас получится, нужно только выбрать день, и все такое. Песни, кстати, не самые банальные — проблема только в том, что сам этот жанр (что-то вроде поп-рока) никогда особенно у нас не был популярен, а сегодня тем более. Российское кино в смысле выбора социального типа в качестве героя удивительно точно всегда запаздывает на полторы-две эпохи; то есть вот когда эта музыка была популярна (в 1980-е), у нас снимали фильмы про советских передовиков производства; а сегодня, когда в моде, например, рэп, нам вдруг предлагают в качестве героя нашего времени какого-то модернизированного рок-деда.

Но это еще полбеды. Авторы, как уже много раз было сказано, ошибаются в главной посылке: что можно безнаказанно взять и «перенести» советскую ситуацию в постсоветскую. Если у современного музыканта кризис — что бывает,— это вовсе не означает сегодня конца его трудовой деятельности и карьеры. Рок-группа — это сложное хозяйство, всем этим людям нужно кормить свои семьи, и творческий кризис лидера означает в сегодняшних условиях одну простую вещь: группа продолжает выступать со старым репертуаром, и можно даже сказать — продолжает это делать с удвоенной энергией. Это, конечно, не такая красивая история, как с творческим кризисом, но сегодня ни один, даже известный, музыкант не может себе позволить уйти в творческий запой, вот так все взять и бросить. Но если даже в конце концов предположить такое — что музыкант решил «все бросить»,— все равно работа экскурсовода в провинции совершенно не кажется логичной альтернативой столичному прозябанию, учитывая хотя бы его прошлый образ жизни и привычки, да и по деньгам будет несопоставимо. Бессмыслица, как ни крути. Точно так же не кажутся правдоподобными сегодня и нравы других его коллег, экскурсоводов, описанные Довлатовым и перенесенные в наши дни: пьянство и некоторое выпадение из социума было узнаваемой приметой того времени и даже сознательным бунтом против системы, но сегодня такой коллектив, обслуживающий еще и известный на всю Россию музей (возглавляет его в фильме директриса в исполнении непобедимой Анны Михалковой), в нынешних экономических условиях не продержался бы и недели.

Вся проблема в том, что сама ситуация позднесоветского экзистенциального кризиса уникальна, она не переносится автоматически в наши дни. Но авторы находятся в плену, вероятно, одной искусственной идеи, внушаемой уже много лет нашим телевидением: что никакой «особенной разницы» между советским временем и нашим нет. Вот тут они как раз сильно ошибаются, потому что разница принципиальна. Герой Довлатова, соблюдая советские законы, «не может не работать» — иначе его сочтут тунеядцем и накажут. Сама работа является формальностью — важно «где-то числиться»; при этом можно заниматься чем угодно, валять дурака и бухать на работе, и именно поэтому герои «Заповедника» так себя и ведут — все равно ведь «не выгонят». Вне этой уникальной экономико-идеологической ситуации позднего СССР история «Заповедника», как и другие истории Довлатова, была бы просто невозможна и бессмысленна.

А авторы фильма либо не понимают этого, либо сознательно игнорируют проблему, и потому все их герои выглядят как ходячие мертвецы — фантомы из прошлого, пусть даже они трижды обвешаны современными гаджетами и аксессуарами.

Все дело, конечно, еще и в обаянии довлатовской прозы. Наши авторы не первые, кто попадает в эту ловушку. Знаменитые внежанровость, анекдотичность и кажущаяся простота довлатовской прозы играют злую шутку почти со всеми, кто решает превратить это в нечто «искрометное» или не дай бог «смешное» на экране. На самом деле, вероятно, Довлатов — один из самых трудных для экранизации авторов, потому что тут проблема не в сюжете и не в героях, а в том, что нужно как-то вот умудриться снять саму довлатовскую интонацию, а без нее все остальное не имеет смысла и разваливается.

Впрочем, Довлатов, может, даже получил бы своеобразное удовольствие именно от такой киноинтерпретации «Заповедника». Он узнал бы в нем один актуальный для советского времени и для творческой среды в частности прием. Существовала в те годы такая традиция — «высветлять» произведение. Допустим, стихи поэта талантливы, но слишком мрачны; и вот за дело брался старший товарищ, переставлял слова, акценты, кое-что менял — и вскоре, о чудо — все, что мучало или терзало, или волновало автора в первоначальном варианте, теперь уже, наоборот, внушало оптимизм и давало надежду. Ровно по тем же принципам соцреализма «высветляют» Довлатова авторы фильма «Заповедник»: пессимистическую историю о том, что советскому человеку негде реализоваться, они превратили в позитив о том, как плодотворно влияет на человека отказ от себя и бегство от цивилизации, и даже пьянство в итоге идет карьере на пользу.

Причем авторы этого «опрощения» попутно еще и решили собрать рекордное количество штампов в одном фильме. Перефразируя Чехова, если в первой сцене российского фильма появляется карета, то во второй она обязательно перевернется: и точно, в «Заповеднике» бутафорская карета вскоре появляется, и потом на полном ходу переворачивается, и все летят лицом в грязь, и при этом радостно смеются над шутками про алкоголь. Но вот чтобы в этот момент еще и призрак Пушкина являлся герою — это уж совсем какой-то «Ералаш» получается. Кажется, сейчас Пушкин скажет актеру Безрукову: «А песни кто будет писать — Пушкин, что ли?», и дальше зазвучит закадровый смех, и тогда уже совсем все. Но вот этот фокус с превращением пессимистического и горько-иронического в нечто оптимистически-положительное, да еще и под благотворным влиянием классики — это вовсе не шутки. Довлатов без труда узнал бы в этом концепте дух того самого советского «великого высветлителя». Но даже в этом высветлении авторы перешли все возможные пределы. Тут, увы, сказывается весь их предыдущий опыт «восторженного существования» на экране, помноженный на удивительную способность самого актера Безрукова любой материал превращать в нечто героико-романтическое.

Довлатову, пожалуй, все это напомнило еще бы вот что. Во времена его детства гремела книга писателя Бабаевского «Кавалер Золотой звезды» — о том, как бывший фронтовик приезжает в отсталый колхоз и вскоре выводит его в передовые. Эта книга выходила в сталинские времена миллионными тиражами, а потом опять стала канонической, но уже в другом смысле. Дело в том, что главный принцип соцреализма — бесконфликтность — был в этом романе доведен до совершенства; то, что потом назовут «борьбой хорошего с лучшим». Так вот в фильме «Заповедник» чувствуется не столько дух Довлатова, сколько дух писателя Бабаевского, и даже сюжет в чем-то схож. И избежать ошибки с экранизацией «Заповедника» было бы легче легкого — авторам просто не нужно было зазря тревожить Довлатова или Пушкина, допустим, а сразу переходить к Бабаевскому или к Галине Николаевой (ее «Битва в пути» — еще один образец каменного соцреализма). И наверняка получилось бы нечто очень близкое по духу к оригиналу и безо всяких внутренних противоречий. Чувствуется, что это также пришлось бы по душе и известным российским актерам, занятым в фильме, включая и самого Сергея Безрукова, а то все-таки с Довлатовым они чувствуют себя не в своей тарелке. Будем надеяться, что в следующий раз эта ошибка будет исправлена авторским коллективом еще на этапе выбора материала для экранизации — и все останутся довольны. Даже Довлатов.

Андрей Архангельский