Сколько зарабатывал литературный классик

Восемьдесят пять лет назад, в декабре 1933 года, Нобелевская премия по литературе была впервые вручена уроженцу России. Не имеющий гражданства Иван Алексеевич Бунин получил награду за «строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы». На Бунина, который на протяжении почти всей писательской карьеры жаловался на нехватку денег, свалилась огромная сумма.

Братская помощь

Многие подробности личной жизни Ивана Бунина известны благодаря его хорошо сохранившейся переписке со старшим братом Юлием. Юлий был на 13 лет старше. По своим убеждениям он был народником. За участие в демонстрациях его на последнем курсе в 1881 году исключили из Московского университета и выслали в Харьков, где он окончил местный университет. В 1884 году его снова арестовали. Новую ссылку он отбывал три года в родительском имении Озерки в Орловской губернии, после чего вернулся в Харьков. Младший брат советовался с ним по многим вопросам и часто обращался за помощью. Иван очень хотел переехать к брату. В одном из писем 18-летнего Бунина читаем: «Дорогой Юринька! Напиши, голубчик, когда же я могу приехать к тебе!? Ведь на мое прожитие, право, надо немного: только еда рублей за 8 да еще пустяки кое-какие,— вообще рублей десять». Письмо написано в 1888 году. Средняя зарплата самого неквалифицированного рабочего или служащего, занимающего самую мелкую должность, составляла тогда 20–30 рублей в месяц.

В Харьков Иван Бунин рвался не только из любви к старшему брату, но и потому, что усадьба Озерки, родовое гнездо матери писателя, была заложена и перезаложена. Кредиторы наседали с выплатами процентов, дело шло к продаже имения. Ситуацию пытался спасти средний брат, Евгений Бунин (на 12 лет старше Ивана). Он придумывал различные комбинации, чтобы не остаться совсем без земли — например, заняться торговлей спиртным. Но разрешение на торговлю получить не удалось. В конечном итоге к 1891 году Озерки были проданы. Ивану Бунину приходилось жить у родственников.

В 17 лет Иван Бунин решает всерьез заняться литературой — пишет свои стихи и рассказы, посылает их в столичные газеты и журналы. Его замечают. В январе 1889 года 18-летнему начинающему писателю предлагают первую работу — помощником редактора в газете «Орловский вестник». Нужно писать заметки и фельетоны, а также выполнять поручения редактора. Обещают предоставить жилье и платить 35–40 рублей в месяц.

На работу Бунин вышел только осенью, а в промежутке съездил к Юлию в Харьков и попутешествовал по Крыму.

Издатели «Орловского вестника» быстро оценили талант нового сотрудника. Из письма брату: «Редакция… покупает у меня стихи, дают 500 руб. (клянусь Богом!), но с тем, чтобы они печатать могли сколько угодно изданий и чтобы стихотворений было штук 150. Я на это не соглашаюсь; они предлагают еще условие: 100 руб. за одно издание, издать только в 500 экземплярах. Как думаешь, согласиться?»

Главным же образом строчу "Литературу и печать",— заметки говенные и маленькие, а за месяц все-таки набирается денег до 15, а иногда с фельетоном 20 рублей. Две копейки за строку».

У начинающего литератора завязался роман с корректором «Орловского вестника» Варварой Пащенко. В своих мечтах Бунин делал карьеру в издательском деле. И хвастался любимой девушке: «Фесенко, издатель газеты "Курский листок", продает право издания… за очень небольшую сумму, т. е. тысячи за три. Отдать это я могу… Если уж не продаст или я не решусь связать себя с таким трудным и серьезным делом,— то, может быть, возьмет наемным редактором. Представь, дорогой мой ангел Ляличка,— своя газета, распоряжайся как хочешь. Я бы, кажется, ни одной ночи не спал бы, да вник в это дело, поставил бы газету хоть сколько-нибудь на ноги».

Из письма брату: «У меня гвоздем сидит в голове неисполнимая мечта: Надежда Алексеевна сообщила мне, что продается за 1200 рублей право на издание "Смоленского вестника" и уговаривает меня поехать в Смоленск, узнать об этом окончательно, узнать, не найдется ли два компаньона-пайщика и затем искать 400 рублей… Только где же я могу достать эти 400–600 рублей?»

Тем временем в «Вестнике» у Бунина возникли проблемы с деньгами. Он пытается отыскать новую работу — статистиком, корректором. Из экономии переехал в более скромное жилье. За комнату, обеды и ужины платил 16 рублей. И постоянно жаловался в письмах брату:

«Денег у меня теперь нету… У меня нет ни копейки… Штаны у меня старые, штиблеты истрепаны… Сегодня я съел бутылку молока и супу даже без "мягкого" хлеба и целый день не курил,— не на что».

Денег настолько мало, что однажды ему пришлось идти пешком вдоль линии железной дороги из Орла в Елец (192 километра).

Юлий Бунин тем временем переехал из Харькова в Полтаву. Иван попросил брата найти ему там работу «рублей на 40, на 35, да еще буду кое-что зарабатывать литературой — проживем с нею; а, главное, с тобою в одном городе!»

Брат помог. Сначала взял его к себе в помощники — за 25 рублей в месяц, а потом нашел место в местном статистическом управлении. Были и литературные заработки: «Полтавские ведомости» покупали фельетоны по две копейки за строку.

В 1892 году Бунин неожиданно вернулся в «Орловский вестник», где ему обещали платить уже 50 рублей в месяц. Но Варвара Пащенко отказалась жить с ним, заявив: «Хочу отложить наше сожительство на год, по крайней мере, пока ты не будешь обеспечен хотя материально». Бунин ответил: «Зачем тебе моя обеспеченность? Детей у нас не было бы — в этом моя клятва — что же изменится? Или тебе совестно жить будет с таким господином необеспеченным?.. Ведь не буду умирать я с голоду; положим — потерял бы место в редакции и не поступлю в Управление. Да ведь найду же я что-нибудь! Что за боязнь жизни, боязнь того, что придется прожить месяц-два в более плохой квартире!» Работу в редакции он действительно потерял. Но вскоре нашел «что-нибудь» — устроился статистиком, потом библиотекарем. Познакомился со Львом Толстым. Увлекшись его идеями, решил открыть магазин толстовской литературы.

Тестевы капиталы

Жизнь в столицах была совсем не похожа на орловскую и полтавскую. Бунин жаловался брату: «Ну да, словом, ты поймешь, что я теперь чувствую среди этих дьявольских шестиэтажных домов, один, всем чужой и с 50 р. в кармане». Но суммы, фигурировавшие в его переговорах с редакциями газет и журналов и книгоиздателями, становились все больше. «Если мой рассказ принят, окажите мне великую услугу — вышлите рублей 100 под него». В приложении к журналу «Всходы» печатался бунинский перевод «Песни о Гайавате» Лонгфелло. Пять копеек за строчку — около 300 рублей за весь перевод.

В 1898 году, отдыхая в Одессе, Бунин познакомился с семейством Цакни. Из письма брату: «Я чуть не каждый день езжу на дачу Цакни, издателя и редактора "Южного обозрения", хорошего человека с хорошей женой и красавицей дочерью. Они греки. Цакни — человек с состоянием — ежели ликвидировать его дела, то, за вычетом долгов, у него останется тысяч 100 (у него два имения, одно под Одессой, другое в Балаклаве — виноградники), но сейчас совсем без денег, купил газету за 3000 у Новосельского, без подписчиков и, конечно, теперь в сильном убытке, говорит, истратил на газету уже тысяч 10 и, говорит, не выдержу, брошу до осени, ибо сейчас денег нет… Вот и толкуем мы с ним, как бы устроить дела на компанейских началах.

Ведь помнишь, мы всю зиму толковали и пили за свою газету. Теперь это можно устроить.

Цакни нужна, или материальная помощь, или сотрудническая… Цакни просит меня переехать в Одессу, если это дело устроится. Хорошо бы устроить! Тем более, что все шансы за то, что я женюсь на его дочери… Ей 19-й год. Про средства точно не могу сказать, но 100 тысяч у Цакни, вероятно, есть, включая сюда 50 тысяч, которые ему должен брат, у которого есть имение, где открылись копи. Брат этот теперь продает имение и просит миллион, а ему дают только около 800 тысяч. Страшно только то, что он может не отдать долга… Пугает меня материальное положение. Я знаю, что за ней дадут во всяком случае не меньше 15–20 тысяч, но, вероятно, не сейчас, так что боюсь за первое время».

Увы, реальность оказалась не столь радужной. Газета, которой Бунин отдает все силы, приносила 1–1,5 тыс. рублей убытка ежемесячно. Из письма брату, 1899 год: «Дела газеты совсем говно, так что Цакни упорно ищет покупателя». Брак Бунина с Анной Цакни длился недолго и закончился скандальным разводом.

То в санаторий, то к людоедам

Двадцатый век для Бунина начался удачно. Стихи и прозу Бунина хорошо печатали, переиздавали. За стихи ему платили по 50 копеек за строчку. Он путешествовал по Европе. В 1903 и 1909 годах получил престижную Пушкинскую премию (денежная составляющая — 500 рублей). У издателей постоянно просил авансы. Из письма основателю издательского товарищества «Знание» Константину Пятницкому, 1903 год: «Истощился и кошелек мой: если можно, пожалуйста, пришлите рублей 400–500. По моему счету, я имею за "Знанием" еще 750 р. Только пришлите поскорее и напишите мне,— снимите с меня тяготу разных удручающих мыслей». Из письма писателю Александру Федорову, 1904 год: «Дорогой Митрофаныч, едем с Найденовым в Ниццу. Кутим в Вене».

Но денег все равно не хватало. В феврале он написал издателю Пятницкому: «Если можете, вышлите… то, что мне следует за очерк о Чехове и напишите — сколько еще осталось мне получить за 3-е изд. "Рассказов", т. е. сколько еще месяцев получать по сто рублей». В марте — ему же: «Если можно, вышлите мне… те двести рублей, которые остаются мне за 3-е изд. 1 т., ибо заработки в нынешнем году у меня плохие и деньги мне нужны. 280 руб. за 3-й сборник получил».

Из письма Марии Чеховой (сестры известного писателя) можно узнать, на что именно Бунину нужны были деньги: «До средины сентября нужно сидеть в деревне, кое-что писать. А затем можно бы и поехать. Но куда? Мне бы хотелось в Италию, через Вену… А из Италии можно в конце ноября вернуться в Россию — через Южную Францию, Париж и Берлин». Правда, вместо заграницы он провел осень в Ялте, а поездку в Италию перенес на следующий год.

Февраль 1906 года: «Денег нет». 10 марта 1906 года писал Горькому: «Не будете ли вы добры… ссудить меня авансом, выдавая рублей по 100 или хотя менее каждый месяц до сентября? Я очень нуждаюсь в деньгах». В тот же день письмо Пятницкому: «Не будете ли вы добры ссудить авансом,— выдавая рублей по 100 каждый месяц до сентября».

Первая русская революция. «Время тревожное, пароходы не ходят, в Севастополе, по газетам судя, что-то затевается» (из письма Чеховой). Революционные волнения догоняют Бунина и в имении его брата Евгения. Письмо Пятницкому из деревни: «Очень прошу аванс — деньги очень нужны: нас сожгли. Сгорел каретный сарай, людские избы, скотный двор, несколько лошадей, коров и т. д. Пришлите мне хоть 150, хоть 100 р.». Из письма Чеховой: «…волнуются у нас мужики сильно и серьезно».

Ежемесячные 100 рублей, про которые он постоянно напоминал, дали возможность работать на теплом юге России и путешествовать по миру. В 1907 году он слал родным и близким поклоны из Константинополя, Египта, Яффы, Иерусалима, Иерихона, Хеврона, с Мертвого моря, Кайфы (Хайфы), из Бейрута, из сирийского Баальбека, из Дамаска.

Осенью 1907 года Бунину предложили печататься в альманахе «Земля». Гонорар — «какой угодно».

В том же альманахе ему также предложили занять пост редактора с жалованьем 3 тыс. рублей в год. У Пятницкого за переиздание старых произведений и новые тома собрания сочинений Бунин просил авансом уже не по 100 рублей в месяц, а по 250.

Увы, одновременно с новыми доходами появились и новые расходы. Тяжело заболела сестра Бунина, Мария Алексеевна Ласкаржевская. На лечение уходило до 500 рублей в месяц.

Научившись обращаться с издателями, Бунин давал полезные советы товарищу по перу, Петру Нилусу: «1) Держи ухо востро. Скверно продавать 3000 экз.— старайся продать 5000, ибо, купив 3000, все равно тайком напечатают 5000. 2) Ни в коем случае не соглашайся выпустить книгу за 50 к.— надо непременно за 1 р. 3) Ни в каком случае не отдавай 5000 экз. меньше, чем за тысячу руб., 3000 экз.— меньше как за 700–650 р.».

В 1909 году Бунин опять совершает заграничное путешествие. Боцен (Больцано), Неаполь, остров Капри, Палермо, Сиракузы, Рим, Помпеи.

С развалин последних, разумеется, слал поклоны друзьям. На следующий год — Вена, Ницца, Марсель. С борта парохода «Сенегал» Бунин написал переводчику Федору Фидлеру: «После отдыха на Капри и пьянства в Неаполе упиваюсь плаванием по греческим водам».

Рождественские каникулы 1910–1911 годов Бунин провел вместе с Верой Муромцевой, своей будущей женой, в Хелуане (сейчас пригород Каира). Из письма брату: «Живем на окраине этого маленького, чистенького плоскокрышего городка на вилле, снимаемой одесской еврейкой под маленький санаториум. Больных тут всего трое, но они внизу, а мы наверху, совсем одни. Вид у нас на юг, запад и север, на всю долину Нила и на все пирамиды. Хлопочет угодить нам еврейка страшно — благодаря моей знаменитости. Платим ей очень дешево — 6 р. в сутки на двоих».

В феврале Бунин и Муромцева отплыли в дальнее путешествие. Джибути.

«Сейчас гощу у людоедов Сомалиев, в африканско-французской колонии».

Цейлон. «Отель — бунгалоу в саду, номер без потолка, электрический вентилятор — и ты лежишь весь голый… Жили мы за городом, за 10 рупий в сутки (полный пансион), а рупия стоит копеек 65. Но это за городом — в городе втрое, вдвое дороже».

Ноябрь 1911 года. Бунин на Капри. В его письмах звучат все те же нотки: «В этих теплых странах, дающих мне возможность работать и кое-как быть здоровым, обдирают человека как липку». «Мне нужны деньги… Вас лишние 200 р. сейчас не разорят».

В 1913 году Бунин написал из Одессы в книгоиздательство «А. Ф. Маркс», предложив купить у него собрание сочинений в качестве приложения к журналу «Нива». И вскоре похвастался брату: «Да, договор для меня недурной,— в общем, вместе с полистной платой дающий мне больше 25 тысяч». О договоре он сообщил и Максиму Горькому: «Зато я теперь хоть малость обеспечен насчет куска хлеба». Правда, уже через три месяца после подписания договора и получения 20 тыс. рублей Бунин опять пожаловался в письме: «Очень нужны деньги».

Нужны, но и достать их просто.

Популярность Бунина столь высока, что он все чаще ставит в письмах издателям свои условия. Жалобы на нехватку денег полностью исчезают из его писем.

Но летом 1917 года появляются другие жалобы: «Идет великая беда на курильщиков, у нас уж очень трудно доставать табак… Я уже давно курю за 20 р. фунт и знаю, что этот фунт стоил прежде 6 р.».

27 мая 1917 года Бунин пишет Нилусу: «Мысль о покупке дачи я не оставил. Я из-за этой дачи даже собрание сочинений продал (десять томов по 5.000 экз. каждый том) и продешевил адски — взял 16 1/2 тысяч». Нужно ли объяснять, почему из десяти планируемых томов увидел свет только один?

В мае 1918 года Бунин с Муромцевой уехали из Москвы в Одессу, а из Одессы в 1920 году в эмиграцию. Два года спустя, во Франции, они официально стали мужем и женой. По словам Веры Буниной-Муромцевой, их жизнь в эмиграции была «очень тихой, бедной, но чистой и незаметной».

Нобелевский вояж

Утром 9 ноября 1933 года Бунины завтракали гречневой кашей в компании друзей на вилле «Бельведер» в Грасе. Имена номинантов на Нобелевскую премию были известны заранее, и Вера предложила «тотализатор» — угадывать, кому ее дадут. Поэтесса Галина Кузнецова не стала угадывать. Бунин думал, что дадут «финляндцу», поэту Бертелю Грипенбергу. Сама Вера сказала: «Если не русскому, то португальцу скорее». После четырех часов пополудни прозвучал телефонный звонок из Стокгольма.

Сквозь шум и помехи на линии Вера Бунина услышала обрывки слов: «Ваш муж — нобелевский лауреат, хотел бы поговорить с мистером Буниным».

В доме на этот момент не нашлось денег даже на чаевые мальчикам-почтальонам, что несли одну за другой поздравительные телеграммы. Деньги на поездку в Стокгольм на вручение премии нужно было занимать.

Перед отъездом из Граса в Париж, откуда им предстоял путь в Швецию, Бунины устроили торжественный обед. «За столом говорили о том, кому из писателей и сколько надо будет дать из премии, и насчитали сто с лишним тысяч» (из дневника Веры Кузнецовой). На помощь коллегам-эмигрантам Бунин готов был отдать примерно седьмую часть премии, которая тогда составляла 170 331 шведских крон.

В Париже лауреата ждал роскошный прием. Великолепный номер в отеле Majestic — по цене самого дешевого. В дверь номера постоянно стучали попрошайки. Один предлагал купить «российскую национальную реликвию, топор Петра Великого» за 500 франков. Завтрак в русском ресторане Корнилова был за счет заведения. Вера купила манто в магазине, которым владел эмигрант из России. Далее — поезд в Швецию.

В Стокгольме Бунина узнавали на улицах. На церемонии вручения случился комический эпизод. Личный секретарь Бунина Андрей Седых в своем дневнике отметил: «После церемонии Бунин передал мне медаль, которую я тотчас же уронил и которая покатилась через всю сцену, и сафьяновую папку. Была давка, какие-то люди пожимали руки, здоровались, я положил папку на стол и потом забыл о ней, пока Иван Алексеевич не спросил:

— А что вы сделали с чеком, дорогой мой?

— С каким чеком? — невинно спросил я.

— Да с этой самой премией? Чек, что лежал в папке.

Тут только понял я, в чем дело… Но папка по-прежнему лежала на столе, где я ее легкомысленно оставил,— никто к ней не прикоснулся, и чек был на месте».

Секретарю не удалось потерять чек, но большую часть полученной премии потерял сам лауреат. На благотворительность Бунин потратил 120 тыс. франков. Помог он не только писателям-эмигрантам. Письма с просьбой о помощи приходили ему буквально тысячами. Большая часть суммы была вложена в русский ресторан и в ценные бумаги. В обоих случаях Бунина обманули.

Алексей Алексеев