Глава Segezha Group Михаил Шамолин о циклах производства и опилках

После потери «Башнефти» одним из ключевых активов АФК «Система» Владимира Евтушенкова стала крупная лесопромышленная Segezha Group, которую этой весной возглавил экс-президент материнского холдинга Михаил Шамолин. В интервью “Ъ” он рассказал, как запустить в России новый ЦБК, почему возникло перепроизводство на рынке пиломатериалов и стоит ли сейчас проводить IPO.

— В последнее время в России появилось огромное количество производителей топливных гранул (пеллетов). Segezha Group 19 декабря также запускает новый завод. Нет ли на рынке переизбытка предложения?

— Фактически завод ООО «Ксилотек-Сибирь» в Лесосибирске уже работает. Мощность производства с прицелом на Европу составит 70 тыс. тонн. Весь объем уже законтрактован по очень хорошей цене, с превышением проектной на 15%. В Лесосибирске мы производим около 550–600 тыс. кубометров пиломатериалов, которые отправляем преимущественно в Египет и Китай, а отходы от всего этого — опилки, щепа — раньше просто выкидывались или сжигались в местной котельной. Теперь это будет перерабатываться в пеллеты и продаваться как экспортная продукция.

— По другим направлениям вашего производства каков баланс спроса и предложения?

— В таких индустриях, как наша, всегда возникают циклы, вызванные перепроизводством. Например, в 2017 году выросла цена на пиломатериалы, и все сразу начали открывать лесопилки, которые годами простаивали и были банкротами. На рынок выкинули огромное количество продукции. И мы уже видим затоваривание в Египте, уже начинаются неплатежи, объемы перенаправляются в Китай, из-за этого там падает цена на пиломатериалы и начинается цикл снижения цен. А их падение даже на 10% сразу выдавливает с рынка огромное количество игроков, которые на этих 10% и живут.

Остаются только те, кто может при самой низкой ценовой точке в цикле все равно оставаться прибыльными. И это мы, так как мы комплексно перерабатываем лес, достигаем высоких переделов и по направлению деревообработки, производим биотопливо, используем все отходы и кору в собственном энергобалансе. Может быть, у нас прибыль снизится на какой-то период, но потом она опять вырастет, потому что другие производители уйдут с рынка или обанкротятся.

Такие колебания происходят в среднем раз в пять-семь лет. Это нормальный цикл, и к нему надо быть готовым. Но всегда будут те, кто при росте цен на ту или иную продукцию решают, что это теперь навсегда, бросаются покупать какие-то заводы, которые в принципе не могут быть рентабельными на протяжении цикла, инвестировать туда деньги, чтобы потом разориться. Такова жизнь.

— То есть нужно ожидать снижения ваших финансовых показателей вслед за рынком?

— Нет. У нас, во-первых, диверсифицированный бизнес и полная цепочка производства от переработки леса, заканчивая выпуском мешков для цементно-строительных смесей или потребительской упаковки. Этот сегмент, например, остается эффективным, цена высокая, и она будет оставаться высокой и на следующий год, и, мы думаем, через год. Развитие сегмента потребительской упаковки — тренд, который будет нарастать.

Мы начали делать пакеты с кручеными ручками. Такая продукция пользуется большим спросом, и крученые ручки более популярны, чем некрученые. При этом бумажные пакеты используют все магазины, торгующие одеждой, аксессуарами и так далее. Здесь мы ожидаем роста показателей.

— Неужели нигде не будет падения?

— Будет — в сегменте пиломатериалов. Но в третьем секторе нашего бизнеса (фанера и плиты) цена стабильна, там мы не видим каких-то рисков, также стабилен рынок березовой фанеры.

Еще одно направление, где идет рост спроса,— клееная балка. Она у нас из северной прочной сосны, ее хотят по всему миру, и мы не можем произвести достаточное количество, чтобы удовлетворить спрос. Сейчас мы запускаем проект строительства завода перекрестных клееных панелей, где будем из этого же материала делать панели для сооружения деревянных многоэтажных зданий. С точки зрения технологии строительства они напоминают бетонные панели, но и выглядят по-другому, имеют другую экологию и другое качество. Этот тренд активно развивается в Европе. По мнению экспертов, есть высокие шансы, что в будущем дома будут делаться именно из дерева, а не из бетона и кирпича, потому что по цене это практически одно и то же или дешевле, но по срокам сборки это быстрее, а про экологию даже говорить не буду.

— Многоэтажные дома из деревянных панелей — давний проект группы. Почему он до сих пор не реализован?

— Это просто вопрос времени. Мы заказали оборудование, теперь ждем, когда оно будет изготовлено, и потом построим завод.

— Но в России есть и законодательные ограничения на строительство из дерева домов выше трех этажей…

— Завод, который мы строим, пока рассчитан на достаточно незначительный в мировом контексте объем производства: от 35 тыс. кубических метров клееных конструкций в год, это эквивалент не более 100 тыс. кв. м строений. Все, что будет выпущено, мы, без сомнения, экспортируем. Для этого не нужно менять законы в России. Но их нужно менять, чтобы строить из CLT-панелей внутри страны. Сейчас нет строительных норм и правил для строительства многоэтажных домов из клееных панелей и других материалов из дерева. Нужно с нуля разрабатывать пожарные нормы, потому что те, которые существуют, относятся к бетонным конструкциям. А с этим большая проблема.

Например, сейчас мы рассматриваем строительство нового фанерного завода в городе Галич Костромской области. И если строить здание цеха ниже второго класса пожарной устойчивости, то нужно еще собственное пожарное депо, где должно быть два пожарных автомобиля и 40 человек штата. Причем нормативы для третьего класса предусматривают, что здание должно стоять около 20 минут, сохраняя структурную целостность при сплошной стене огня внутри. А зачем мне нужны бетонные колонны и бетонная крыша, если они просто накрывают станки, которые стоят на полу, а 50 сотрудников в случае малейшей опасности выходят из здания в течение двух минут? Это устаревшие нормы.

До сих пор техрегламенты и пожарные требования написаны так, что конкурировать с иностранцами нам тяжело. Ведь если брать проект строительства целлюлозного комбината, то в Финляндии такой завод умещается на 50 га, а у нас с трудом влезает в 200 га, чтобы соответствовать нормам. Финская Metsa запустила в 2017 году в Ээнекоски производство мощностью 1,3 млн тонн целлюлозы, потратив на это €1,2 млрд. В России такой завод, по нашим расчетам, выходит $3 млрд. И вот как с этим бороться? Даже на самых высоких уровнях это обсуждалось, давались какие-то указания, но воз и ныне там.

— В последние годы активно растет спрос на целлюлозу. Это долгосрочная тенденция?

— Спрос на целлюлозу — основной продукт переработки лесохимической промышленности и, соответственно, продукты, которые производят из целлюлозы, в мире растет последние пять лет. Это различные виды упаковочной бумаги, картона, тишью (санитарно-гигиенические изделия) и так далее.

Одна из основных причин такой динамики — это рост глобальной интернет-торговли. Потребление растет, так как увеличивается количество интернет-посылок, которые упаковываются в картон, потому что других альтернатив нет. Отсюда выстраивается следующая цепочка: картон делается из целлюлозы, рост спроса на целлюлозу влечет увеличение спроса на лес, соответственно, дорожают лесные ресурсы. И далее этот эффект расходится по всей лесной индустрии, потому что дорожают лесные ресурсы, вслед за ними — пиломатериалы и так далее.

И вторая причина — рост потребления бумажной гигиенической продукции в Китае и Индии, крупнейших по населению странах мира. То есть с ростом уровня жизни в данных странах растет душевое потребление лесобумажной продукции.

— Потребление бумаги растет по всем секторам?

— Нет, по очевидной причине спрос падает в таких сегментах, как газетная бумага. Ее рынок уменьшается на 7,5% ежегодно. Аналогичная ситуация складывается с писчей бумагой, потому что бизнес отказывается от бумажного оборота, и электронные носители все больше заменяют печатные документы. Но в целом две эти тенденции компенсируют друг друга, добавим спрос на волокно для текстильной промышленности и получаем растущий спрос на целлюлозу.

— Россия остается крупным игроком на рынке целлюлозы?

— Занимая первое место в мире по площади лесов (20%) и второе по запасам древесины, Россия никогда не была лидером по производству целлюлозы и бумаги. В конце 1980-х годов мы были на третьем-пятом местах по производству основных лесобумажных товаров, сегодня в лучшем случае входим в десять ведущих производителей ЦБП, с долей в мировой торговле около 3%.

Общий объем рынка целлюлозы и картона в мире достаточно большой и составляет примерно $400 млрд. И Россия в этом секторе обладает определенными конкурентными преимуществами. В первую очередь, это наличие большого количества так называемой северной древесины, прежде всего хвойной. У хвойных пород, сосны и ели, более длинное волокно, чем у лиственных. Целлюлоза и бумага из хвойных деревьев более прочная на разрыв, на растяжение. Из нее можно делать конструкции, которые не получатся из лиственных пород. Скандинавские страны и Россия являются мировыми лидерами по выпуску беленой хвойной целлюлозы.

Лиственные деревья, наоборот, можно использовать для выпуска различных тишью, определенных видов картона. В этой сфере на первых позициях страны Латинской Америки, где целлюлозу делают из эвкалипта. Это лесные плантации с коротким сроком оборота рубки в семь-десять лет против 60–120 лет в бореальных лесах. В Финляндии по принципу интенсивного ведения лесного хозяйства (скандинавская модель) точно так же выращивают сосну с елкой, только цикл дольше — 50–60 лет. Но это компенсируется разницей в стоимости и качестве древесины. Многие продукты можно делать только с обязательным добавлением хвойной целлюлозы; те же бумажные мешки, которые мы выпускаем, бумажные пакеты и упаковочную крафт-бумагу.

— Вы возглавили группу весной, изменилась ли после этого ее стратегия?

— В принципе, лесной целлюлозный бизнес достаточно простой и прямолинейный. Он заключается в том, чтобы строить новые мощности в оптимальном с точки зрения сырья, готовой продукции и логистики месте и вкладывать в них деньги, которые потом превращаются в денежный поток.

Наш бизнес не может расти без новых мощностей, текущие загружены практически на 100%. Естественно, у нас есть программа повышения эффективности, которая предполагает сокращение удельных затрат на единицу продукции. Но само по себе это не может дать того роста производства и капитализации, которого мы хотим. Стратегия заключается в том, чтобы создавать новые производства, увеличивать объем выпуска продукции в сегментах, где мы можем обеспечить себе длительное и структурное конкурентное глобальное преимущество. Потому что более 80% нашей продукции в 2018 году отгружено на экспорт в Европу, Юго-Восточную Азию, Ближний Восток и даже Северную Америку.

— Какие проекты реализованы в 2018 году?

— Мы вывели на проектную мощность новую бумагоделательную машину на Сегежском ЦБК, которая стоила со всеми сопутствующими инвестициями около €100 млн. В ближайшее время запустим на заводе многотопливный котел (МТК), который будет работать на кородревесных отходах вместо мазута. Современный котел последнего поколения, с очень высоким КПД, должен радикально улучшить энергобаланс на комбинате и снизить себестоимость выпуска продукции. Мы создаем рынок для себя и для смежных лесопользователей по дровяной древесине от рубок ухода. При потреблении до 500 тыс. кубометров дров в год можно сказать, что в Карелии после запуска МТК нет понятия неликвидная древесина. Мы готовы принимать сортименты любых пород и диаметров, топливную щепу. Это чрезвычайно важно для запуска проекта по интенсификации использования и восстановления лесов. Также в ноябре вышел на полную мощность запущенный в июле новый фанерный завод на 100 тыс. кубометров фанеры в Кирове.

— Что в ближайших планах?

— В планах у нас реконструкция Сегежского ЦБК с увеличением мощности с 360 до 600–700 тыс. тонн, запуск новой энергетической установки, благодаря которой комбинат будет полностью энергообеспечен. Сейчас мы покупаем около 40 МВт электроэнергии из внешних сетей, а в перспективе такую мощность будем производить сами, предприятие даже станет энергоположительным. Так мы на треть снизим себестоимость продукции. Будем строить новое химическое производство, выпарные станции, известковые печи, запускать вторую линию варки целлюлозы, чтобы делать не только небеленую, но и беленую, и будем ставить новую машину для выпуска картона. Может быть, еще и пресс-паты для производства товарной беленой сульфатной целлюлозы. Сейчас идет детальное проектирование модернизации, обсуждается ряд технических решений, которые мы хотим реализовать на существующем комбинате, не останавливая производство. Завод продолжит работать, а мы будем параллельно строить.

Второй проект — мы активно проектируем ЦБК в Лесосибирске на территории нашего ЛДК №1. Там есть территория около 100 га, куда мы хотим поставить новый завод мощностью 500–700 тыс. тонн для производства беленой хвойной целлюлозы с прицелом на Китай. В енисейской Сибири есть большое количество балансовой древесины и ни одного ЦБК, который мог бы ее перерабатывать.

Когда срубается дерево, его нижняя часть толщиной определенного диаметра используется для производства пиломатериалов, а балансы (верхняя часть) обычно идут на переработку в целлюлозно-бумажную промышленность. Но пока все балансы не перерабатываются, а их производится примерно столько же, сколько сырья для пиломатериалов. Если всего в районе Лесосибирска заготавливается около 10 млн кубометров леса в год, то минимум 3–4 млн просто остаются неиспользованными. Уже не говоря про лиственную древесину, которая не востребована, хотя ее тоже можно перерабатывать.

— То есть строительство ЦБК уже решенный вопрос?

— Бизнес-кейс строительства нового комбината в Красноярском крае для нас существует, мы пытаемся понять, как его наиболее оптимально разместить с учетом, что в регионе есть инфраструктура, готовая логистика, железнодорожная ветка и работающее предприятие. Минус площадки в Лесосибирске в том, что она ограничена по территории. Там нельзя построить комбинат на миллион тонн плюс, он будет меньше. В то же время есть площадка рядом, в 30 км, в Абалаково. Там можно построить завод любого размера, но нет железной дороги, надо перестраивать водозабор по всему Лесосибирску и решать ряд других инфраструктурных проблем. Всегда проще делать что-то свое и потом к своему подключать партнеров.

— Переговоры с партнерами уже идут? На какую долю они могут рассчитывать?

— Пока у нас нет крупных проектов, которые мы реализуем в партнерстве, но есть такие планы. Проект по строительству ЦБК в Красноярском крае точно потребует привлечения партнеров, возможно иностранных, но не исключено, что и российских. По долям участия говорить рано.

— Каков размер инвестиций?

— Стоимость завода на 500–600 тыс. тонн в год — примерно $1 млрд. Сроки проектирования — год, строительства — два года, если он хорошо спроектирован.

— На какой стадии проект сейчас?

— У нас выполнены предпроектные работы, есть схема комбината, уже понятно, как он размещен, какое оборудование нужно и кто примерно будет его поставлять. То есть мы переходим в стадию детального технического проектирования.

— Но строить ЦБК в Красноярском крае собираетесь не только вы. Аналогичный проект есть у ВЭБа.

— Было множество попыток других участников рынка создать ЦБК, пока они не увенчались успехом. В России в целлюлозно-бумажной промышленности четыре крупных игрока: «Илим», Segezha Group, Архангельский ЦБК и Mondi. В индустриальном понимании новые комбинаты могут строить только компании, которые находятся в этом бизнесе, которые развивают свои действующие площадки с понятной ресурсной базой и инфраструктурой. Конечно, можно и новому игроку построить комбинат в чистом поле, но риск очень высокий, потому что, по сути, не знаешь, что ты строишь.

— В последнее время компания скупает на рынке лесозаготовительные предприятия. Есть проблемы с сырьем?

— В разных регионах ситуация разная. Например, в Карелии у нас около 2 млн кубометров сырья, мы — самый крупный держатель лесосеки в республике. Но свободной лесосеки как таковой почти нет. Большая доля леса занята компаниями, производящими пиломатериалы. И если пытаться перекупить лесосеку, они запрашивают очень высокую цену. Не факт, что правильно покупать по таким ценам, учитывая, что это цикличный бизнес, и то, что стоит дорого сегодня, вряд ли будет стоить дорого завтра. Но есть и другая точка зрения: сырья всегда будет мало, оно будет только дорожать.

— Так какой сырьевой стратегии будете придерживаться вы?

— В России нужно развивать интенсивность использования лесосек. В Финляндии, которая по размерам сравнима с Карелией, заготовки в несколько раз больше. Весь лес, который растет в Финляндии, был уже несколько раз срублен и выращен заново. Но там другая ситуация с дорогами, другое законодательство, лес принадлежит частным владельцам, другое отношение и другой менталитет. Хотя нам ничего не мешает начать движение по этому пути. У леса по большому счету две судьбы — либо он срубается, либо он сгниет, заболеет и в итоге сгорит.

Лес прекрасен тем, что подлежит рекультивации и выращиванию, как любая сельхозкультура. Причем тот лес, за которым ухаживали, который просветляли, намного здоровее естественного леса и растет лучше. И, я думаю, рационально и умно извлекать как можно больше из ресурса, который востребован в мире и является экологичным сырьем. Ведь все, что производится из целлюлозы, в отличие от пластика очень быстро самостоятельно разлагается, а при равной стоимости не уступает в потребительских качествах полиэтиленовому пакету. Покупатель, если пластиковый пакет не выдается бесплатно, зачастую предпочитает купить бумажный пакет. В Европе уже вводят запреты на пластиковые пакеты в ритейле, замещают бумажными. Думаю, у нас будет то же самое.

— Недавно было инициировано повышение экосбора на полимерные пакеты. Вряд ли их производители обрадовались…

— Экосбор на пластик всегда был меньше, чем на бумагу. Трудно сказать, с чем это связано. Видимо, с исторически сложившейся системой сбора мусора, когда все утилизируется в один контейнер и просто свозится на свалку. И что разлагается, а что нет, никому не интересно. Но если мы когда-то придем к раздельной системе сбора мусора, разница будет огромная.

— Ваши европейские активы присоединились к глобальному договору ООН (международная инициатива по утверждению ответственной гражданской позиции корпораций.— “Ъ”). Это подготовка к IPO?

— Мы присоединяемся ко всем договорам, которые имеют смысл с точки зрения продвижения экологии, требований к цивилизованному использованию леса и так далее. И у нас нет самоцели провести IPO. Для бизнеса это не более чем средство, канал продажи качественного товара или возможность привлечь финансирование, если компания не может занять деньги. Если же речь идет о том, что акционеры хотят монетизировать свою долю, то нет смысла продавать актив, пока он не достиг пика стоимости. Сначала нужно построить бизнес, который генерирует устойчивый денежный поток и убедительную для инвестора стратегию роста, имея при этом разумный долг. Тогда можно хоть проводить IPO, хоть просто продаваться стратегическому инвестору.

— А у вас по итогам года будет «разумный долг»?

— Думаю, около 40 млрд руб.

— Это комфортный уровень или вы планируете его в дальнейшем снижать? Какой у компании ориентир долг/EBITDA?

— Мы планируем увеличивать EBITDA. По итогам первого полугодия у нас этот показатель на 55% выше, чем за тот же период прошлого года. Если тренд продлится до конца года, то соотношение долга к EBITDA будет комфортным.

— При этом долг тоже растет?

— Нет, он сохраняется на том же уровне.

— Прямых санкций в лесной отрасли нет, но многие инвесторы все равно осторожно относятся к России. Не ухудшились отношения с иностранными инвесторами и банками?

— Вопросов с привлечением средств у нас нет, есть проблема в их стоимости. Рублевые кредиты от 9% годовых. Доллары и евро, конечно, дешевле, но тут вопрос с курсом. В некоторых вопросах девальвация играет нам на руку, но до определенного предела. Потому что оборудование, которое мы покупаем для расширения производства, абсолютно все импортное. В России, к сожалению, необходимого нам оборудования не производится, так что мы покупаем все в валюте, а это дорого.

— Есть ли у вас лично доля в компании? Собираетесь наращивать свой пакет?

— Я на эти темы предпочитаю не распространяться, но вижу будущее компании и считаю, что она будет расти в стоимости. Структурно и географически есть все причины для того, чтобы Россия заняла совершенно другое место в лесопромышленной отрасли в мире.

— Группа начала поставки в Египет по Севморпути, вы продолжите экспорт по этому маршруту?

— Впервые после десятилетнего перерыва наш Лесосибирский ЛДК №1 в Красноярском крае возобновил отгрузку готовой продукции по воде. Доставка грузов организована баржами Енисейского речного пароходства в Дудинку и далее Северным морским пароходством для рейдовой перевалки морским путем в Египет. Транспортировка пиломатериалов по воде для нас экспериментальная и является альтернативным способом перевозки грузов в Египет. Потребность в новой логистической цепочке обусловлена нарастающей нагрузкой на станцию Лесосибирск и дефицитом железнодорожных вагонов. В случае получения положительного эффекта, мы получим возможность сделать такие отгрузки регулярными в навигацию 2019 года.

Объемы грузовых перевозок из Лесосибирска неуклонно растут. Максимальная нагрузка приходится на период навигации. Египет — один из крупных рынков, а мы — крупный поставщик. В целом в этом году компания произведет 1,0–1,1 млн кубометров пиломатериалов, которые продадим по всему миру. По нашему мнению, мы показали профессиональным игрокам на рынке логистических услуг, что есть принципиальная возможность использования Севморпути, есть достаточный объем грузов для финансирования расширения транспортной инфраструктуры непосредственно в Лесосибирске.

Проект «Енисейская Сибирь» предполагает увеличение пропускной способности станции Лесосибирск в четыре раза, строительство моста через Енисей в Высокорске. Это задача ОАО РЖД, логистических компаний, Российского экспортного центра. Мы должны инвестировать в свою отрасль, где мы — профессионалы. Наше основное стратегическое направление сегодня — это расширение существующего ЦБК в Карелии и строительство нового в Сибири. Это инвестиции, которые дадут наибольшую отдачу и наиболее стабильны с точки зрения денежного потока на протяжении следующих лет.

Интервью взяла Ольга Мордюшенко