Вагончик тронется, проект останется
«Станция Россия» на Казанском вокзале
В Царской башне Казанского вокзала открылась выставка «Станция Россия», ранее показанная в Венеции, в российском павильоне на последней архитектурной биеннале. Смена обстановки явно пошла на пользу экспозиции, посвященной прошлому, настоящему и будущему отечественных вокзалов, считает Игорь Гребельников.
В самой идее показать выставку о вокзалах на вокзале есть некий вызов. Рядом зал ожидания Казанского вокзала с рядами пассажиров, дремлющих под сутолоку и шум объявлений: в него можно ступить прямо из Царской башни (пристройка задумывалась как покои для императорской семьи). Но выставке удалось примирить здесь идеальное и реальное, она смотрится лучше и уместнее, чем в Венеции — хотя бы потому, что тут более просторно, чем в российском павильоне в Джардини (как и Казанский вокзал, спроектированном Щусевым). У РЖД, партнера проекта, есть планы прокатить ее по вокзалам Казани и Петербурга.
«Станция Россия» (куратор Семен Михайловский) открывается лихо смонтированной нарезкой о самых ярких в архитектурном отношении российских и советских вокзалах: кадры на трех больших экранах мелькают так бодро, что едва успеваешь вертеть головой. Вот Павловский вокзал, конечный пункт Царскосельской железной дороги, первой в России,— увеселительный комплекс в дворцовом стиле, где десять лет дирижировал Иоганн Штраус-сын, пел Шаляпин, танцевали Павлова и Карсавина. Деревянный дворец не раз горел и окончательно был разрушен во время войны. В беспечные нулевые думали о его восстановлении, бюро «Литейная часть—91» подготовило проект (он есть на выставке), но сейчас уже не до него. Или вокзал в Новом Петергофе, похожий на готический замок,— последние годы он не используется по назначению, но держится бодро. Или Казанский, грандиозный долгострой, затеянный в 1913 году, а завершенный в 1940-м: в эскизах он предстает величественным местом встречи условных Европы и Азии, над убранством которого работали художники «Мира искусства».
Раздел, посвященный современности, хоть и занимает самый большой зал, но архитектурных проектов там всего три (один реализованный, два — чистые фантазии). Это прекрасный снаружи и внутри вокзал «Олимпийский парк» в Сочи, построенный по проекту «Бюро 44» и похожий с высоты на птицу. Архитектор Никита Явейн признается, что этот образ не предполагался, но так вышло, и он не против, тем более что плавные формы вокзала — дань «архитектуре потоков», пассажирских и погодных. Образ птицы так приглянулся куратору выставки, что к макетам и чертежам добавили фотографии разбега татлинского «Летатлина», а также изображение скелета крыла важной государственной птицы — орла. Правда, это у нас вокзал в Сочи — диковинка и событие, для Европы и Азии «архитектура потоков» — общее место.
Другой проект связан со строительством высокоскоростной магистрали из Москвы в Казань: архитектор «Метрогипротранса» Николай Шумаков придумал пару вокзалов для этого маршрута — в Чебоксарах и Казани. В причудливых макетах, похожих на скульптуру, пока опознаются лишь общие контуры футуристических построек. Незадача в том, что проект магистрали был благословлен президентом в 2013 году, до Крыма и санкций, а теперь он под вопросом.
Тут же и макеты трансформации площади трех вокзалов от бюро «Citizenstudio/Горожане», фиксирующие два сценария развития: в случае «Поглощения» площадь застроят небоскребами, «Сакрализация» предполагает зеленую зону с точечными небоскребами,— выглядят они сыровато. Есть и живопись стрит-артиста Анатолия Akue, художника круга галереи «Триумф», соорганизатора выставки, но это скорее декорация, граффити, промелькнувшее в окне поезда. За лирическую ноту отвечает видео-травелог Даниила Зинченко «Семь дней за семь минут»: художник отправился поездом во Владивосток, на встречу с дедом, которого никогда не видел, а по пути открыл для себя чарующую бесконечность российских просторов.
У экспозиции эффектный финал: камера хранения, где в ячейках — истории известных людей, связанные с железными дорогами. О том, как гроб с телом Чехова доставили в Петербург в «вагоне для устриц»; как бежавший из дома ночью 82-летний Лев Толстой ехал в простом вагоне, подхватил воспаление легких и умер на станции Астапово; как Ле Корбюзье, проезжая Пизу, набросал эскиз фасада Дворца советов; как Дэвид Боуи, путешествуя по Сибири, дивился, что «в мире еще остались такие пространства нетронутой дикой природы». Такой финал подбирается к нашим личным воспоминаниям на темы выставки — и они, возможно, ценнее венецианских наград, которых «Станция Россия» не снискала.