Эрмитаж показывает «Обманки в искусстве»

Государственный Эрмитаж отмечает свой день рождения сразу несколькими громкими событиями. Вслед за действительно уникальной экспозицией никогда в России не бывавших работ Пьеро делла Франчески музей предлагает своему зрителю погрузиться в мир тотальной иллюзии. Выставка «Не верь глазам своим... Обманки в искусстве» — это около 700 предметов, от Древнего Египта, Греции и Рима до европейского барокко и рококо и далее, чуть ли не до начала ХХ века, произведения живописи и графики, скульптура, изделия из серебра, стекла, фарфора, цветного камня, разнообразные ткани, предметы мебели, и все это о всепроникающем обмане. Искусство, главная цель которого в том, чтобы обмануть своего зрителя, рассматривала со всех сторон Кира Долинина.

То, что искусство изображения напрямую связано с иллюзией, обманом и самообманом, заложено в самой его природе. "Естественная история" Плиния, один из самых ранних текстов, в том числе и о сути живописи, содержит занимательный рассказ о древнегреческом художнике Зевксисе, мастерство которого достигло таких высот, что птицы слетались к нарисованному им винограду и клевали его, обманувшись. Таким образом историк описывает удивительное свойство и основную цель искусства — изображать максимальное подобие реальности. Такой прагматический взгляд будут опротестовывать много столетий после Плиния, но игры с обманом доверчивого зрителя станут любимой игрушкой мастеров самых разных веков и народов.

Эрмитаж решил рассказать эту историю, пользуясь исключительно своими фондами. И доказать тем самым, что, как истинно энциклопедический музей, он не в каждом случае нуждается в приглашенных гостях. Цель благая, но, как часто это бывает, слишком прямолинейно понятая: 700 вещей — это все-таки перебор. В какой-то момент даже вполне вмещающий такие показательные выступления — и более того, именно для таких и вычищенный — Манеж Малого Эрмитажа представляется огромным переполненным сундуком, вобравшим в себя сокровища разных хозяев, разных вкусов, разных времен и назначений.

Фарфоровые фрукты и цветы, любимое украшение дворцовых приемов XVIII века; знаменитые семнадцативековые trompe-l'oeil (картины-обманки), в которых поверхность холста имитирует стену, доску, обратную сторону картины, украшенные то записочками, то гравюрами, то столярными инструментами, кричащими о своей трехмерности и почти соскакивающими с полотна к вам в руки; книжные тома, на поверку оказывающиеся шкатулками или хранилищем для монет; архитектурные иллюзии, превращающие плафон в выход в небо; деревянные dummy-boards, двусторонние вырезанные фигуры крестьян; бирюза из глины, мрамор из расписанной штукатурки, камеи из фарфора, живописные панно, имитирующие лепнину, коробка для рукоделия в виде берестяного кузовка с грибами, "полотна" из фарфора в фарфоровых же рамах, бокалы со стеклянными мухами и всякое тому подобное норовит задать зрителю основную свою загадку: в чем подвох.

И вроде бы правы кураторы: все вышеперечисленное и все неперечисленное, но на выставке имеющееся, сделано для подмены чего-то подлинного видимостью. Но смысл, функции и риторика этих вещей настолько разнятся в зависимости от эпохи, к которой они принадлежат, что свести их вместе может только чисто формальный повод — наличие зрительной иллюзии.

А этого оказывается для внятного рассказа маловато. Вот и мечутся зрители по выставке как дети малые, ищут разгадки, если находят — радуются. Дивятся ловкости рук и наивности предков.

А ведь обманка как таковая — упоительная тема в истории искусства. Если отбросить лишнее, уговорить себя отказаться ради красного словца от привлеченных культовых предметов (вещей из египетских захоронений, имитирующих оригиналы из земной жизни покойного, например) или архитектурных деталей, предназначенных сыграть роль трехмерных объектов на двухмерном фоне (которыми полон и сам Эрмитаж как архитектурный комплекс), то может получиться отличный кейс про суть изобразительного искусства и малую его связь с реальностью как таковой. Отсечь надо то, что сделано было совсем по иным, чем погоня за иллюзорными шутками и моралями, соображениям. Египтяне не собирались никого обманывать, положенный в гробницу предмет обозначал функцию, а не подменял дорогое дешевым. Архитекторы всегда имеют дело с оптическими иллюзиями, но только иногда они призваны именно "обманывать", как это делали зодчие барокко, например. Нарисованная статуя же никого не обманет, ее функция чисто декоративная.

Идеальная обманка — это, конечно, знаменитые, придуманные голландцами и заразившие всю Европу в XVII веке trompe-l'oeil. Голландцы, чистые гении искусства натюрморта, писали свою "тихую жизнь" (stilleven) как гимн жизни при постоянном понимании ее конечности. Виноград завянет, лимон скукожится, бумага пожелтеет, хлеб и сыр зачерствеют. Все конечно, радуйтесь, пока живы. Картины-обманки о том же — о ценности каждого мгновения и каждой мелочи. Героем картины может быть не только прекрасная роза, но и щипцы для камина. Мы все равны перед Богом и временем. Экзистенциальное смирение есть и в масленке, упакованной в форму связки спаржи, и в стеклянной мухе, пугающей опьяневшего гостя своей натуральностью: все это дело рук божьих, и "cовы не то, чем кажутся". Наши игры многое говорят о нас. Мы знаем библиотеки, состоящие только из корешков, пластиковую вагонку, искусственные елки, да и сказку Андерсена про механического соловья мы прекрасно помним. Всепоглощающий обман учит нас главному: отделять подлинное от имитации и судить каждое по его законам.