Как покажет себя Владимир Путин в 2024 году

Подводя итоги года с президентом России Владимиром Путиным в 2018 году, специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников задумывается о том, что ждет всех нас в 2024 году, и хочет быть услышанным и не может. И вся надежда, как всегда, только на читателей “Ъ”.

Я сначала не понимал глубины проблемы.

Эти разговоры о том, что Путин обязательно найдет возможность остаться на посту президента, бесили меня своей абсурдностью и никчемностью.

В конце концов он, можно сказать, только что пришел.

Ну да, я имею в виду, что президентские выборы прошли только в этом году. Еще чуть не шесть лет впереди. Не рано начали? А нет, как обычно…

Но тут ситуация, конечно, более острая, чем всегда. Четыре срока будут позади. Две Конституции.

И тут вот эта предновогодняя встреча Владимира Путина с Александром Лукашенко. И как все оживились! Для меня это был все-таки сюрприз. И особенно идея, что Путин с ним должен как можно раньше договориться, что тот не будет соперничать за пост главы Союзного государства. Просто потому, что Путину он нужнее. И Белоруссия как субъект Российской Федерации на этой большой шахматной доске уже даже не пешка.

Я не понимал. Отказывался понимать. Ведь я абсолютно уверен, что Владимир Путин уйдет в 2024 году.

То есть уйдет так, как всех интересует: не будет больше лидером страны. Хоть теневым, хоть каким. А не так уйдет, чтобы с гарантией остаться.

Я пытался смеяться. Я говорил, что он ведет себя именно как человек, который все для себя решил. Что еще в начале 2000 года, когда делалась книжка «От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным», он мечтательно рассказывал нам, как хороша, как чудесна во всех смыслах монархия. Ведь монарх может не думать о следующих выборах и, значит, спокойно может заниматься своей страной, благом ее.

И ведь только теперь у Владимира Путина появилась эта возможность. Все, впереди только ветер. Пьянящий воздух свободы. От этой на самом-то деле проклятой должности. Она, конечно, проклятая, порочная и даже адская, потому что ничто так не манит и не влечет человека, как адские пороки.

И это не зависимость и даже не наркотик. Это что-то гораздо больше и сильнее. Это единственная любовь, которая не проходит с годами.

И разве то, что в начале своего последнего (да, конечно, последнего!) президентского срока Владимир Путин сказал, что нужна пенсионная реформа, а потом сказал и сделал, не означает, что он решил для себя все? Ведь такая реформа самоубийственна для человека, который не исключает, что останется лидером страны еще на сколько-то лет (на сколько, кстати?). Да ладно, говорили мне, разве за пять лет в этом отвратительно быстро меняющемся мире народ не забудет не только эту историю, а и самого себя и еще успеет вспомнить и потом опять забыть?..

Нет, спорил я, это только кажется, что сможет. А на самом деле эта обида умрет в русском человеке только вместе с ним самим, когда иссякнет возраст его дожития и помнить будет не то что нечего и не о чем, а просто нечем, потому что человека не будет. Но такими ведь к 2024 году окажутся, надеюсь, не все и даже мало кто. А остальные, если даже и подзабудут, что вряд ли, то к 2024 году не упустят свой шанс вспомнить все. А точнее, припомнить.

Но ведь Путин, говорил я, все-таки пошел на эту самоубийственную реформу. Пошел, черт возьми, не только потому, что привык дела доделывать, а на самом деле потому, что терять ему нечего, и потому, что впереди пьянящий воздух свободы и так далее.

А мне смеялись в лицо: нет, не убедил. Это все странные эмоциональные аргументы. А правда жизни состоит в том, что ни один из этих никогда не уходил по своей воле. Ни один. Никогда.

— А Ельцин? — спрашивал я.— А Ельцин?

Ну, пожимали плечами, Ельцин же не сам.

Сам, божился я. Я же тоже что-то видел. Он сам, потому что все, кто даже мог ему что-то сказать, с трепетом ждали ответа и не знали, не могли знать, каким он на самом деле будет.

Я божился и понимал, что мне остается только божиться. Потому что ты не можешь убедить никого в истории, которая не терпит сослагательного наклонения и может только быть или не быть. Произойти или не произойти.

Но я же точно знаю. Я точно знаю, что уйдет. Как мне поделиться с вами этим знанием?

Мне так абсурдно и больно слышать про то, что все что угодно, но он не уйдет. Будет главой Евразийского союза, что-то еще, но ни за что.

Вам, что, и правда этого так хочется? Чтобы остался, а там посмотрим.

И мне действительно тяжело. Меня не слышат. Меня игнорируют. От этого-то и больно, а не от чего иного. От непонимания. От того, как несправедливо устроен мир. Как мне поделиться с вами моим знанием, подскажите.

Никак. Я-то хочу поделиться, а вы не хотите, чтобы я делился.

И запомните, я написал это в конце 2018 года.

И только один мой товарищ полностью согласился со мной, когда мы с ним об этом недавно говорили.

— Конечно, уйдет,— пожал он плечами.— А ты что, сомневаешься?

— Я-то нет! — воскликнул я.— А вот они!..

— Безусловно, уйдет. Но только не потому, почему ты думаешь.

— А почему тогда? — взмолился я.— Есть хоть у тебя рациональные аргументы?! А то после Махатмы Ганди уже не с кем и поговорить!

— Конечно, есть,— кивнул он.— У меня есть. Потому что он пришел в год Дракона. В него и уйдет.