Ретроспективная выставка художника в Вене

В венском Музее Леопольда идет ретроспектива одного из главных революционеров в истории австрийского искусства Эгона Шиле. Выставка хороша тем, что постоянно обновляется. Ее нынешнюю версию разглядывал Алексей Мокроусов.

Выставка Эгона Шиле (1890–1918) в Музее Леопольда постоянно меняется. Большую ее часть составляет графика со строгими условиями экспонирования — не более трех месяцев подряд. Чем обновлять, кураторы не беспокоились: у музея едва ли не лучшее собрание Шиле в мире. Его основатель, доктор Рудольф Леопольд, начал коллекционировать этого бунтовщика в искусстве, а с ним и многих других авторов венского модерна, от Густава Климта до Рихарда Герстля, во времена, когда большинство из них оставались под подозрением.

Их имена напоминали о кризисе стабильности, охватившем венское общество в начале ХХ века. И без того раздавленная теориями Фрейда и неожиданно раскрепостившимися желаниями венская элита, с приятным рвением посещавшая вернисажи и премьеры, с трудом выносила откровенные рисунки Шиле и его старшего товарища Климта; художественное зрение, ставившее анархию личного выше коллективного договора, раздражало. Новые формы требовали нового союза — так появился Сецессион. Его участники верили в скорый триумф над салонным историзмом и главенствующую роль искусства, арт-утопия выглядела не менее опасной, чем идеалы политических революционеров.

Выставка «Эгон Шиле. Юбилейный показ. Перезагрузка» объединила 120 полотен, рисунков и акварелей, больше полусотни автографов писем и стихотворений художника. Среди разделов — «Я» (для Шиле важнейшая тема, он создал более 170 автопортретов), «Мать и ребенок» (об анализе отношений этого художника с матерью Фрейд мог бы только мечтать), «Ландшафты» и «Городские виды», где торжествует новая оптика, и, конечно, «Женщины», ключевой сюжет наследия и биографии.

Столько ню и столько эротических поз, которые бесконечно фиксировал Шиле, выдержит не всякое сознание, последствия у эстетического шока были и юридические (художника судили за развращение юных натурщиц), и уголовные (отцы-крестьяне этих самых натурщиц сами пытались его наказать), и семейные. Долгие годы Шиле жил с моделью Валли Нойциль (о выставке, ей посвященной, см. “Ъ” от 7 августа 2015 года), но так и не женился. Зато навсегда сохранил ее имя в истории искусства благодаря нескольким шедеврам, например «Кардиналу и монахине» — экспрессивной картине о запретной страсти, полемичной по отношению к романтично-благостному «Поцелую» Климта. Полотно Шиле сначала показали, а затем отправили в Бельведер, открывший выставку о том, как формировалась здесь коллекция художника, сейчас его вернули. Жест символический — раньше «Кардинал» принадлежал Бельведеру, в 1955-м его включили в первую послевоенную экспозицию, но возмутилась церковь, так картина оказалась частью собрания Музея Леопольда.

Но главное в «Перезагрузке» — диалог Шиле с нашими современниками, с объектами и фотографиями француженки Луиз Буржуа, американки Хлои Пин, немца Максимилиана Прюфера, австрийской художницы Элизабет фон Самсонов (она создала инсталляцию специально к выставке). Каждой из работ нашли пару в наследии Шиле. Фотография провокационного «Self-Performance» Юргена Клауке (1972–1973), где автор прикрепил к груди два вибратора, перекликается с андрогинно-пубертатным «Сидящим обнаженным» (автопортрет) (1912). Тела, нарушающие табу, выглядящие как гибриды полов и идентичностей, становятся предметом радикального исследования. Рядом с откровенным рисунком обнаженной женщины стоит офисный стул с деформированным безголовым телом из ткани, «Tracey» Сары Лукас набита старыми нейлоновыми чулками — это привет началу прошлого века с его сложным отношением к женщине как к объекту похоти и одновременно новой социальной героине, феминистке и активистке.

Возможно, художники лучшие интерпретаторы и аналитики искусства. Но интервенция современности в пространство классического модерна не всем по вкусу: дескать, хотели прикоснуться к святому, а встретили нынешних недоклассиков. Вряд ли, впрочем, ворчуны понимают, как мало различий между их реакцией и реакцией современников на работы Шиле: отторжение сопровождает почти все, чему предстоит стать нормой.