Наталья Радулова — о семье, начавшейся с обложки журнала

В апреле 1953 года наш журнал вышел с фотографией молодой телятницы на обложке. До этого, в начале марта, умер Сталин, и после его сурового лика в траурной рамке — «Холодное вьюжное утро встает над Москвой... Великая скорбь народа!».

Судьба

Дети «Огонька»

В апреле 1953 года наш журнал вышел с фотографией молодой телятницы на обложке. До этого, в начале марта, умер Сталин, и после его сурового лика в траурной рамке — «Холодное вьюжное утро встает над Москвой... Великая скорбь народа!» — вдруг стали выходить обложки и репортажи с улыбчивыми девчонками, лыжницами, студентками, спортсменками и целой группой колхозниц: свинарка Сахарова облучает поросят кварцем, звеньевая Самодрыга на поле, знатная доярка Лысько с ведром. Пришла весна. И снимок девушки из колхоза им. Кирова Краснодарского края тоже был наполнен светом и счастьем. «Галина Шустикова завоевала почет в своем районе большим и упорным трудом,— восторженно писал корреспондент.— Вырастить за год 225 телят, уберечь их от болезней, добиться хорошей упитанности — дело хлопотливое и трудное... Мало ли бывает забот у телятницы, если она твердо решила не иметь за год ни одного случая падежа!»

Тогда «Огонек» выходил тиражом 550 тысяч экземпляров, и выписывали его чуть ли не все библиотеки и предприятия Советского Союза. Свежий номер появился и в красном уголке военной части в Чувашии. В своем личном дневнике, который и поныне хранят его дети, старший сержант Владимир Мареев так описал то событие: «Пришел приказ о расформировании нашей армии, и я как сверхсрочник решил уволиться. Вечером собрались все ребята, малость выпили... Здесь мне Вася Бояров показал "Огонек", где на обложке был портрет моей будущей жены Галины». В девушку с обложки Владимир влюбился сразу. Уволился, собрал вещи, положил в чемоданчик журнал «Огонек» и поехал в Краснодарский край, в станицу Ленинградскую, свататься.

Председатель колхоза встретил жениха неприветливо: «К Шустиковой? А с какими намерениями?» Галине тогда, после нашей публикации, писали парни со всей страны — письма ей и потом приходили еще лет десять. Правда, никто не приезжал вот так, с бухты-барахты. А тут явился какой-то тип в гимнастерке, чужак — а ну как увезет передовую телятницу? Но Владимир поспешил успокоить председателя: «Если сговоримся с Галиной, женюсь, останусь в вашем хозяйстве». После такого заявления его тут же накормили наваристым борщом и выделили машину, чтоб на ферму проехался с ветерком. «Едем мы мимо хлебных полей,— писал Владимир,— а я думаю: как же я уеду назад, если удача отвернется от меня, если не договоримся с Галей, ведь я о ней ничего не знаю, а она — обо мне».

Но встреча прошла хорошо. Мареев сразу узнал свою избранницу — она шла и улыбалась так же светло, как и на обложке. Забилось сердце у жениха, онемел от радости. Хорошо, колхозники помогли: «Галька, стой! Тут к тебе, свататься. Идите, поговорите». Разговаривали молодые люди в комнатке Гали до самой ночи. Он рассказал о себе, она коротко объяснила: детдомовская. «Я ей предложил выйти за меня замуж,— Владимир с тех пор стал записывать в тетрадки каждый прожитый день.— Она сразу не ответила, говорила, что боится, как бы я не обманул. Я пообещал так не делать. Я обнял ее, наклонил к себе и крепко-крепко поцеловал, и она сказала: "Володя! Если ты мне рассказал все искренне, то я согласна выйти за тебя замуж, значит, ты моя судьба!" Она мне постель постелила (постель-то какая была — матрац соломенный, покрытый простыней, подушка соломенная и байковое одеяло). Я разделся и лег в постель, она легла отдельно от меня на другой топчан, лежим и разговариваем. Где-то через полчаса я встал с топчана и пригласил ее в свою постель, но она говорит, что неудобно в первую ночь лечь вместе, я говорю: "Галя, если мы с тобой договорились сойтись, то тут нет никакого стыда". И я сунул правую руку под голову, левую под ноги (вернее, под задницу), приподнял ее, она крепко обняла меня, и я перенес ее в свою постель... И что может быть после этого между молодыми, мне кажется, все должны знать. И вот с этого момента началась наша совместная семейная жизнь. Наутро к 4-м встали, умылись и пошли управлять телят».

Так они и управляли телят всю свою жизнь, построили дом, родили восьмерых ребятишек: Владимира, Константина, Людмилу, Виктора, Сергея, Ирину, Евгению, Вадима. И всю жизнь выписывали «Огонек». После смерти родителей, в 2012 году, дети, внуки и правнуки Владимира и Галины пригласили нас в гости, в станицу Ленинградскую.

Столы накрыли прямо во дворе, все расселись на длинных лавках. Но их было так много, детей «Огонька», что мы не знали, как всех в кадр поместить.

Пришлось вынести лавки прямо на дорогу, и фотограф долго командовал, кому встать, кому сесть: «Поближе, поближе друг к другу!»

В тот день старший сын и показал нам семейные реликвии: наш журнал 1953 года и дневники отца — все слова там написаны синими чернилами и только одно имя — Галина, Галя — везде выведено красным. Эти алые буквы как-то сразу все объяснили — все, что было недосказано, недописано. О любви, что раз и навсегда. О клятве, которую нельзя предать. О простой и честной жизни, которая была. И продолжается.

А на днях Виктор Мареев, четвертый сын, сообщил нам о рождении внука: «В честь меня назвали. А еще с тех пор, как вы уехали, у сестры Людмилы появилось еще двое внучков: девочка и мальчик». После нашей публикации у Мареевых даже нашлись дальние родственники. И теперь на семейных торжествах требуются дополнительные лавки.

 Наталья Радулова

авторы

И.М. Поддубный

Выдающий русский борец Иван Максимович Поддубный не раз становился героем «Огонька» — и дореволюционного, и советского. Но однажды, в 1947 году, он выступил как автор.

Поводом к публикации стал юбилей атлета. «Мне исполнилось 75 лет, и я решил взяться за перо и вспомнить события моей жизни»,— писал в «Огоньке» Иван Максимович.

«Ни мой отец Максим Поддубный, полтавский крестьянин, никто из родных не могли и предвидеть, что из непримечательного мальчика Вани вырастет борец Иван Поддубный»,— замечал спортсмен, шесть раз признававшийся чемпионом мира по греко-римской борьбе, которого на родине прозвали «борцовским Шаляпиным», в Европе — «королем борцов» и «чемпионом чемпионов», а за океаном — «Иваном Великим и Непобедимым».

Поддубный рассказывал о первых шагах в спорте: «Прожив более 20 лет в деревне, я уехал в Крым "искать счастья". Большую роль в моей будущности сыграли ученики мореходных классов Антонин Преображенский и Василий Васильев, с которыми я познакомился в Феодосии, где работал портовым грузчиком, бегая целый день по трапу с пятипудовым мешком на спине. Оба были заядлыми спортсменами и мне советовали заняться спортом. Я скептически отнесся к их предложению: ведь я и так силен. Но спустя время понял, что спорт нужен не только слабому человеку, но и сильному, и увлекся им не на шутку».

Выбрав спорт своим призванием, Иван Поддубный начинал с борцовских схваток, устраиваемых на потеху публике в цирках. Так он объехал почти всю Россию, пока в 1902 году Петербургское атлетическое спортивное общество не пригласило борца, которому уже исполнилось 30 лет, представить страну на чемпионате мира в Париже.

«Я и сейчас с ужасом вспоминаю режим и диету, которую выдерживал накануне соревнований,— откровенничал в "Огоньке" Поддубный.— Ежедневно я тренировался с тремя борцами: с первым — 20 минут, со вторым — 30, с третьим — 40–50, пока каждый из них не оказывался окончательно изнуренным. Затем 10–15 минут я бегал с пятифунтовыми гантелями в руках. Далее меня сажали на пять минут в "докторский ящик" или, по-простому, в паровую ванну, где температура воды достигала 50 градусов. Потом я принимал полуледяной душ, после которого меня закутывали в теплый халат, чтобы организм отдохнул...»

Несмотря на суровую подготовку и опытного тренера-француза, первое выступление Поддубного на международном турнире выдалось неудачным. «Я заметил, что Рауль (де Буше, борец от Франции.— "О") смазан каким-то жиром, и заявил протест судьям,— вспоминал в "Огоньке" Иван Максимович.— Приостановив борьбу, жюри проверило мое заявление. Рауля вытерли полотенцем, и борьба продолжилась. Но тело противника согревалось, и выступал пот вместе с этим жиром... Уже за кулисами я узнал, что целый месяц он смазывался прованским маслом. Однако это не помешало присудить ему победу по очкам». В своих мемуарах Поддубный отмечал: «Возвратившись в Россию, я стал тренироваться еще энергичнее». И на следующем мировом чемпионате победа досталась нашему борцу.

Свой успех атлет объяснял не только усердием, но и природными данными. «Я обладал качеством, которое знатоки спорта метко назвали "спортивное сердце",— рассказывал Поддубный.— Врачи, исследовавшие меня после тренировок, поражались: незаметно было даже легкого утомления сердечной мышцы. Я мог развивать колоссальную энергию и не терять кураж в самые тяжелые моменты».

«Хотя я был уже признанным чемпионом, разбросавшим всех европейских борцов, антрепренеры недолюбливали меня: мои победы разбивали все их расчеты,— продолжал Иван Максимович.— Уже тогда было много дельцов, смотревших на спорт как на коммерцию. Они привыкли иметь дело с людьми продажными. Я же дорожил своим именем и честью России, которую представлял».

Поддубный объездил почти всю Европу, а в 1924 году отправился по другую сторону Атлантики. «Было мне в то время уже 54 года,— признавался в "Огоньке" спортсмен.— Через своего менеджера в Америке я вызвал на борьбу всех американских знаменитостей и находившихся там европейских "королей ковра". По действующим в США правилам борцы-противники должны быть равными в весе. Пришлось и мне изрядно похудеть... Газеты тогда писали: "Несмотря на возраст, Иван Поддубный сохранил львиную силу и кошачью ловкость"».

Спустя время русский атлет вернулся на родину, ездил по стране с выступлениями, делился опытом с молодежью. Свою заключительную схватку Поддубный провел, когда ему перевалило за 70.

В 1927 году Иван Поддубный купил дом в Ейске и прожил здесь до своего ухода. Иван Максимович умер в 1949 году, два года спустя после выхода его мемуаров в «Огоньке». Ушел непобежденным.

Сейчас в этом курортном городке чтят память Ивана Максимовича, установлены три памятника и мемориальная доска на доме, где жил Поддубный. Самый большой и красивый парк Ейска носит имя «непобедимого чемпиона чемпионов». Здесь его могила и мемориальный музей. Заведующая Наталья Гинкул рассказывает «Огоньку», что музей оформлен как арена цирка шапито, ведь раньше борцы-профессионалы выступали в цирках. В музее около 3 тысяч экспонатов. Среди них подлинные вещи Поддубного, многочисленные награды, документы, фотографии, тренировочные снаряды легендарного спортсмена, а также материалы, связанные со спортивной жизнью Ейска. В городе ежегодно проходит Всероссийский мастерский турнир по греко-римской борьбе, в минувшем году он собрал более 200 спортсменов страны.

Из близких людей в Ейске живет сейчас только его крестный сын Юрий Петрович Коротков, много общавшийся с Иваном Максимовичем. Ему сейчас за 80.

На могиле Поддубного высечены слова: «Здесь русский богатырь лежит».

Мария Портнягина