Михаил Жванецкий о непростом пути из прошлого в настоящее

Время конкуренции заново воспитывает.

Через унижение.

А кто из нас не проиграл?

Ты своё унижение сначала должен проглотить, а потом переварить.

Это длительный процесс.

Затем ты привыкаешь унижение не проглатывать, а выплевывать в лицо.

Ты уже знаешь, в чье.

Этот процесс короче.

И заключительный процесс — самый длинный.

Выработанный новый характер.

Зубы спереди и сзади.

Унижений не замечает.

Железной рукой набирает, увольняет.

Просьбы отскакивают.

Слабостей нет.

Юмора нет.

Жизни нет.

Любви нет.

Железо внутри, гири снаружи.

Эмоции в спортзале.

Юмор — «Comedy», свой самолет.

Италия, Франция, Африка — он в одной позе с газетой.

Москва — «Мерседес», газета.

В какой позе прибыл в Москву, в такой же позе приехал на работу, в той же позе прибыл домой, сложил газету.

Остальное расскажет жена.

—Что нового? — и уснул…

Академия наук

Монолог шофера

Какая раньше наука была! А?

Расцвет!!!

Отвезешь академика на дачу — пять рублей.

Академик Белов — как только садится в машину, говорит: — Абрамцево. И пятнадцать рублей кладет. Это три счетчика, если в такси.

Румянцев — десять рублей.

У нас новенький был водитель.

Академик дает ему пятьдесят копеек: — Иди, пообедай...

А того взяло.

Он ему дает рубль: — Иди, еще лучше пообедай.

Этого парня сразу уволили.

Да!! Наука была!! Увольняли мгновенно.

Управление делами Академии наук — страна в стране.

Ракеты, химия, космос — всё у них.

Силища огромная.

Академия в гараж позвонит — не хочу, мол, того черненького — и того сразу увольняют.

Все делали, как академик скажет...

Да! Наука была!

На науке всё стояло.

Работяг назвали «гегемоны, пролетариат».

А что мы видели?

Водка в очередях.

В магазине «Сыр» какие-то билеты на поезд.

Молоко в пять утра.

Лекарства только через академика.

Ни черта у гегемона не было.

Три страны было.

Партия была, армия была, и наука была.

Управделами Академии — Бог и царь.

Санатории, заводы, Дубна, Пущино, Новосибирск. Города у него были.

В гараже запчасти, слесаря, как академики на хорошем питании.

Лучшие девочки СССР возле академиков днем и ночью дежурили.

Вдруг старуха-жена заболеет или, прости, Господи, душу отдаст.

Девочка тут же сочувствует, гладит академика, утешает...

— Ой, я побуду пока возле вас, Игорь Петрович… ой, пока вам легче не станет... Ни о чем не беспокойтесь. Ой, я всё устрою. Все формальности возьму на себя...

Такая пигалица, а все слова знает. Я же водитель, я всё слышу.

И тут же за уборку дачи, мытье посуды, коврики вытряхивает — уже в чалме, в халатике, ножки быстрые, красивые, бесшумные.

Пылесосом жужжит подальше от академика.

Сутки работает, не подходит к нему.

Природа такая сообразительная.

Вторые сутки работает.

Со мной по магазинам мотается, не подходит к нему...

С пылесосом «Днепр», такой был черно-красный.

И музыка была, симфоническая музыка печальная... «Шопен» называлась...

Где она про Шопена узнала?

Как она этого Шопена вынесла?

Месяц играла Шопена.

Сейчас там, конечно, Киркоров поет.

Я теперь, как женщину с пылесосом увижу, всем кричу: — Осторожнее, мужики! Врассыпную...

Но всё равно не спасешься...

Одного поймает.

Про львов смотрели?

Львица так охотится...

В гущу буйволов бросится. Всё...

Одного вытаскивает.

А те, дурные, пасутся, как будто они ни при чем.

Хоть бы на выручку кто бросился...

Пылесос — как ружье охотничье.

Месяц она вкалывала с Шопеном вдвоем — дача как ювелирная засияла.

А однажды выволокла шезлонг в сад и легла загорать... Всё!..

Случилось...

Поехали мы с ней в бюро добрых услуг и кухарку наняли...

Всё… А ей отдых пришел. Вот время было!

Очень сильная наука была.

Квартиры, дачи, дома, города строили.

Бочку икры черной выкатывали на развес на улице в Арзамасе 16.

И верхний слой икры выбрасывали — заветрился.

При такой жизни и не хочешь, а соображать начнешь.

Человеку не так важно, как он сам живет — хорошо или плохо. Важно, что другие хуже живут...

СССР так ухитрялся распределять, чтоб у каждого льгота была.

Один партиец, другой ударник, третий общественник, четвертый дружинник, пятый орденоносец, знаменосец, передовик — и у всех у них ни черта нет.

Одни документы.

А по-настоящему только в партии, в армии и в науке.

Открываешь туда дверь — и входишь в другую жизнь.

Оттуда и новости другие, и люди другие, и результаты, извините, другие…

Всё! Приехали, Михал Михалыч!

***

Коньяк я не вижу. Я его слышу.

Я слышу свои слова после него.

Вначале слегка печалит.

Тянет на сторону.

Подсказывает телефон.

Развязывает, освобождает.

Одна заря сменить другую спешит, как мысль.

Идет острота за остротой.

Вступает жест и текст.

Подходит вдруг цитата.

Откуда?.. Не читал.

Читал когда-то.

Все освободилось.

И подплыло ко рту.

Пять звездочек.

Он мною говорит.

Восход солнца в 23:00.

Михаил Жванецкий