Иван Сухов — к 30-летию «Мемориала»

Международное историко-просветительское, правозащитное и благотворительное общество «Мемориал» было учреждено в Москве 28 января 1989 года. Мы познакомились, когда в самом начале 2000-х годов я несколько раз ездил в командировки в Чечню с его сотрудниками. «Мемориал» вел там работу по сбору данных о нарушениях прав человека в зоне боевых действий и, как мог, помогал тем, кто столкнулся с насилием, внесудебными расправами, пытками, похищениями, вымогательством или просто оказался среди беженцев, без дома и работы. Собранные «Мемориалом» на войне материалы доступны на их сайте, а когда-нибудь будут отдельно изданы.

Однажды зимой мы с Олегом Орловым (тогда председатель совета правозащитного центра «Мемориал».— “Ъ”) и водителем Исраилом ехали на синей мемориальской «Ниве» по разбитой дороге, которая до войны была трассой Ростов—Баку. Машин, кроме нас, не было. У блокпоста на перекрестке, кажется в Мескер-Юрте, нас остановили военные для проверки документов. К машине подошел здоровенный дядька с пулеметом ПКМ, взял у Олега Орлова удостоверение помощника депутата, прочитал, спросил: «Это какого Ковалева? Сергея? Который бандитов защищает?» Света в машине не хватало, но я почувствовал, как Олег вспыхнул: «Не бандитов мы защищаем, а женщин и детей». «Нет, женщин и детей здесь защищаем мы.— Дуло ПКМ качнулось:— Езжайте осторожнее».

Очень многое зависит от точки входа.

Если ты впервые приезжаешь на войну с правозащитниками, будешь долго видеть в любом человеке в форме и с оружием только источник угрозы, и пройдет много времени, прежде чем поймешь, что тогда на посту была не просто пикировка, а две правды.

Одни защищали — если бы не так, война превратилась бы для них (и для кого-то превратилась) в сплошное безумие. И другие защищали, иначе не ехали бы раз за разом в лагеря беженцев, пункты раздачи помощи, в разрушенный город, в села после «зачисток».

Ни одна из этих правд не перевесила, ни в самой Чечне, ни за ее пределами. В самой Чечне ценой многих жизней, в том числе и правозащитников «Мемориала», возобладала какая-то третья правда. С ней не согласился бы ни правозащитник, ни дядька с ПКМ, но она вошла там в силу, и как-то сама решила, как убрать с дороги блокпост, как саму дорогу снова сделать дорогой, а не колеей для бронетехники, и еще много про что.

Возможно, так произошло потому, что те две правды, о защите женщин и детей, были интуитивно понятны, но все равно довольно расплывчаты. И возможно, еще потому, что обе они смотрели на подзащитных как на объект. А никто не хочет быть объектом — ни человек, ни сообщество. Один учит, потому что у него в руках ПКМ. А другой потому, что знает, как должно быть. Но происходит все равно по-третьему.

Когда в декабре прошлого года умерла Людмила Алексеева, на панихиду в Домжур собрались правозащитники. Они очень постарели. Говорить стали только после того, как приехал и уехал президент Путин. И многие из выступавших заявляли, что живут словно в оккупированной стране. Эти слова об оккупации, наверное, означали признание краха дела их диссидентских жизней. Выражали ощущение, что их взгляд на вещи не просто один из многих возможных, а такой, который всеми отвергается с враждебностью. Что они в конечном итоге не национальные герои, а маргинальный клуб единомышленников — а могли бы стать этическими законодателями, но в силу разных причин не стали.

Но они стали. «Мемориал» был одной из точек входа страны в ее нынешнюю историю. И через 30 лет после того, как они были этой точкой входа, очередь из людей к Соловецкому камню не становится короче, и сочинений на школьный конкурс «Мемориала» (проводится с 1999-го) не присылают меньше.

Никто из тех, кто работал и продолжает работать с «Мемориалом», не воспринимает всерьез прибитый к его вывеске ярлык «иностранный агент». «Мемориал» — как газета во времена расцвета печати: число читателей не исчерпывается размером тиража.

В сеть вовлечены миллионы людей. Разбуди их среди ночи и спроси, кто опаснее, «иностранный агент» или тот, кто придумал и ввел это определение,— ответ ясен. Это не партия и не политическая программа, а какая-то интуитивно понимаемая правда: что никогда нельзя забывать, что было с твоим народом и страной. Что человеческое достоинство важнее любых благ и может (и должно) быть объектом самоотверженной защиты. И что ко всему, что делает и говорит власть, стоит относиться критически.

Когда-нибудь сам «Мемориал» удостоится мемориала за эту огромную работу с «корнями травы», которая только началась.