Николай Луньков и его XX век

Переночевать «на даче» у английской королевы, пережить замечание от Иосифа Сталина, покататься на лыжах с королем Норвегии, поспорить с Никитой Хрущевым и принять поздравления со 100-летним юбилеем от Сергея Лаврова… По случаю профессионального праздника российских дипломатов (10 февраля) «Огонек» побывал в гостях у самого пожилого из них и вспомнил вехи большого пути чрезвычайного и полномочного посла Николая Лунькова.

Галина Дудина

Накануне нашей встречи я аккуратно интересуюсь у невестки Николая Митрофановича: можно ли достать из шкафа форменный пиджак, может, ветеран его хотя бы для съемки накинет? Та категорична: а иначе и быть не может — посол будет встречать нас только в форме.

От долгой беседы Николай Митрофанович уже устает, говорит с расстановкой, опирается на трость, но сотни и сотни былых приемов дают о себе знать. Нас действительно встречают и провожают «по протоколу», с приветствием и прощальными напутствиями. Николай Митрофанович — высокий, статный, спину держит прямо, и шерстяной пиджак с позолоченным шитьем на воротнике и обшлагах сидит как влитой. С гостями хозяин любезен, а от первого же вопроса поострее дипломатично уходит: многое, мол, «зависит от общей обстановки».

Путевка в жизнь

Свои мемуары бывший посол СССР в Норвегии, Великобритании, Италии, Ватикане и на Мальте опубликовал еще в 1999 году. Они посвящены «любимой внучке Настеньке» — теперь стройной, симпатичной Анастасии уже 28, и она тоже работает в МИДе. Я мысленно пытаюсь «отмотать» картинку до 1937 года: деревня Павловка под Рязанью, крестьянская семья с 13 детьми, отца-агронома выгнали с работы за критику слишком раннего сева. Спустя несколько месяцев один из его старших сыновей, Николай, перебрался в Москву на заработки. Утром — на работу в ЗИС, вечером — на учебу на вечерний факультет автомеханического института, с немецким языком. Ночевать без московской прописки приходилось то на Казанском вокзале, а то и вовсе под мостом.

В мемуарах он вспоминает: «Долго ли можно выдержать такую "райскую" жизнь?! И вот в одну из ночей я шел по Москворецкому мосту и, вдруг глубоко ощутив всю безвыходность моего положения, остановился, засмотревшись на Москву-реку, в голову лезла мысль: не прыгнуть ли туда, кончив все разом. Помешал, а вернее, спас меня милицейский караул».

Милицейский караул и впрямь выручил: пристроили в «общежитие-барак на 47 коек»…

Тут можно выдохнуть и перемотать обратно, что было после этого: 24 года руководства посольствами, 30 лет в десяти европейских государствах, 57 лет — в ранге чрезвычайного и полномочного посла — ни у кого из живущих дипломатов столько нет.

И еще — 75 лет в браке.

Замуж по рекомендации

С супругой будущий посол, выходит, познакомился где-то в конце войны — даты предательски ускользают из памяти, а в мемуарах об этом ничего нет.

«Дай я скажу, Коль»,— 99-летняя миниатюрная Валентина Николаевна мягко накрывает своей ладонью крупную руку мужа. «Я сама — тверская, из деревни Острожня, под Тверью. Работать начала с 19 лет, осенью 1939 года, когда кончила курсы машинистки и стенографистки»,— вспоминает она. В 1943 году в МИД попал и Николай Митрофанович: с завода его как знающего немецкий направили сперва в Высшую партийную школу, а затем в Третий Европейский департамент, который и сегодня занимается отношениями с Австрией и ФРГ. Впереди — III Украинский фронт и освобождение Вены, а пока в мидовской столовой он встречает будущую жену.

«У меня была подруга, с которой мы всегда вместе ходили в столовую,— вспоминает Валентина Николаевна.— И в столовой она как-то приметила двух юношей, говорит, мол, смотри, один такой симпатичный. Надо же, удивилась я… Потом он как-то меня заметил, пригласил, мы ходили на Кузнецкий мост есть мороженое. Потом уже сделал мне предложение».

Впрочем, не все было так безоблачно.

Понижая голос и будто смущаясь, Валентина Николаевна раскрывает нам «секрет»: «Между прочим, у него был выбор: ему еще одна девушка нравилась».

Даты, география, факты — многое как-то подстерлось за семь десятилетий, но имя соперницы всплывает сразу же: Лена. «Он даже пришел к себе в кабинет и поделился с коллегами, мол, есть две девушки, которые мне нравятся: Валя и Лена. А рядом сидел мужчина, который сказал: "Не задумывайся! Конечно, Валя. Я с ней был в Куйбышеве в эвакуации, видел, какая она скромная и как она работает. Не пожалеешь!"». «Так я по рекомендации замуж и вышла»,— смеется Валентина Николаевна.

Говорит, когда познакомила жениха с мамой, та предупреждала: «Вот ты знаешь, мальчик он, конечно, хороший, мне очень понравился. Но тебе будет трудно. Потому что у него очень большая семья, и он один из старших». Трудно пришлось и впрямь, но по-другому: предстояли переезд за переездом и все обязанности жены дипломата. Швейцария, Москва, Швеция, Москва, Норвегия, Москва, наконец, 7,5 года в Великобритании — и меньше чем через месяц уже отправляют в Рим. Валентина Николаевна тогда аж расплакалась: «Дело в том, что я уже скучала по дому. Мне хотелось побыть дома, в Москве, с родными, с родственниками… А времени абсолютно не было. Только прилетели — и приходилось уже улетать в другую страну. Мы же не только страны, но и квартиры на месте меняли — и я как-то Николая Митрофановича не беспокоила, все заботы брала на себя».

Строго ли, спрашиваю, руководила она посольством? «Да!» — оживляется Николай Митрофанович. «Супруга посла также представляла страну наравне с послами,— подхватывает невестка Людмила.— На женах лежала большая ответственность и нагрузка. Начиная с того, как она будет одеваться, какая у нее будет прическа, как она должна вести себя на протокольных мероприятиях. Тогда были так называемые Женсоветы. Валентина Николаевна как жена посла читала лекции женам дипломатов, учила протоколу и этикету, давала советы».

Советов спрашивали не все: Раиса Горбачева, приехав с мужем в Рим и попав на аудиенцию к папе Римскому, была не в черном платье с покрытой головой, а без косынки и в алом. «Раиса внешне была очень симпатичная, следила за собой и всегда готовилась к визиту — и, получается, все знала, у нас советов не спрашивала,— сокрушается Валентина Николаевна.— Потом знакомые итальянки говорили мне при встрече: почему она пришла к папе без головного убора и в красном платье? Пришлось мне объяснять, что она торопилась на самолет».

Мы говорим, а над сервантом висит крупная, где-то 40 на 60, фотография в рамке: папа Римский Иоанн Павел II и Николай Митрофанович.

За 10 лет в Риме они общались немало — в основном на смеси польского и русского. И итальянцы на память распечатали и убрали удачный снимок в багет.

Учиться всем тонкостям протокола бывшей выпускнице курсов для стенографисток приходилось на ходу. «Когда накрывали на стол, я объясняла, где должны лежать вилки, где ложки,— вспоминает она и будто показывает, как раскладывает приборы.— В каждой стране я всегда присматривалась на приемах, как все устроено. Старалась следить, чтобы после приема и особенно после коктейля не оставалось на столе грязной посуды — терпеть этого не могла».

Разговор со Сталиным

Теперь Валентина Николаевна тоже делает записи в тетрадках, вспоминая юность. Много ли их уже набралось, таких тетрадок? Да и разве упомнишь всего, если не «перематывать»? Вот и Николай Митрофанович перечисляет через запятую: «Столько звонков было 7 января! Все-таки 100 лет — это много… Кто-то интересуется: какие проблемы возникают? А я лежал и думал, как мне повезло. Мне обижаться на судьбу нельзя: я так много ездил, встречал столько людей… Дважды в Америке, дважды в Китае, в Монголии был, объехал всю Европу, восемь стран Африки». «Принимали нас повсюду очень тепло»,— как эхо повторяет он из раза в раз, вспоминая одну или другую командировку.

Вместо дат между этими запятыми можно подставить ранги и должности: вслед за Австрией в победном 45-м — с 1946 года первый секретарь миссии в Швейцарии, потом помощник завотделом в МИДе и и.о. помощника министра, замполитсоветника у маршалов Чуйкова и Соколовского, советник, временный поверенный в делах, заместитель и уже заведующий отделом, посол — посол — посол.

Куда интереснее конспекта трудовой книжки звучат, пусть и через запятую, встречи. Черчилль, де Голль, Аденауэр…

В 1949 году в Москве ему пришлось переводить обмен репликами между Иосифом Сталиным и Вальтером Ульбрихтом, вице-премьером ГДР. На фразе о «подлости и зверствах гитлеровцев» Николай чуть замешкался, и Сталин спросил: «Почему не переводите?» «Товарищ Сталин, я думаю, как точнее перевести то важное, что вы сказали». «Об этом надо было раньше думать»,— развернулся вождь и ушел.

Куда теплее — воспоминания о коллегах (из бывших подчиненных 25 человек «доросли» до послов) и встречах в зарубежных командировках. С королем Норвегии Улафом V встретились после лыжной прогулки. С Хрущевым — спорили в поездках, где какая рыба водится. Юрия Гагарина — знакомили со Скандинавией. В Норвегии работали одновременно с матерью будущего министра Сергея Лаврова, и сыновья-ровесники гоняли вместе в футбол. «Мы, конечно, до недавнего времени, пока могли, приходили на ежегодные приемы в МИД,— говорит Валентина Николаевна.— И министр очень тепло к нам относился: он обязательно к нам подходил, брал рюмочку, чтобы поднять за здоровье, говорил с нами и был крайне внимателен».

К королеве Великобритании были приглашены на уикенд в летнюю резиденцию, Виндзорский замок, где ужинали и долго беседовали. «На дачу»,— как теперь вспоминают Луньковы. И это в атмосфере советско-британских отношений, не сильно отличавшейся от сегодняшней: буквально перед прибытием посла Лунькова в Лондон оттуда выслали 105 советских дипломатов, а затем британских спортсменов хотели удержать от участия в Олимпиаде-80. Выручали, конечно, языки: вслед за немецким были освоены шведский, норвежский, французский, английский и итальянский. Но главное, наверное,— это задача, которую посол формулирует для дипломатов (и для журналистов, кстати) в мемуарах: «Крепить взаимопонимание между государствами и народами, способствовать упрочению мира и безопасности».

А за чаем, с гостями, он объясняет это еще проще: «Надо быть в отношении людей доброжелательными. Дипломат должен быть человеком».

Галина Дудина