Как материальный мир превращается в финансовый

На Всемирном экономическом форуме в Давосе в этом году обсуждались завершение процесса глобализации и связанные с этим риски для геоэкономики и геополитики. Министр экономического развития РФ Максим Орешкин в своем выступлении там заявил о конце тридцатилетнего суперцикла и периода активной глобализации. С каждым годом слова политиков и экономистов о деглобализации и возможном новом кризисе звучат все внушительнее. Емкое определение происходящему дал в Давосе бывший министр промышленности и торговли Индии Камаль Нат, заявивший, что «новый мировой порядок — это глобальный беспорядок, и не только в торговле».

Так чего же нам всем ожидать от наступившего 2019 года? Завершение циклов, а тем более суперциклов, как правило, сопровождается мировыми кризисами и приводит к разрушению экономических укладов, отраслей и рынков, к перераспределению ресурсов и активов, а также к созданию чего-то принципиально нового. Насколько прочна конструкция современной капиталистической экономики? И что случится раньше: экономический кризис, финансовый кризис или социальный кризис?

Финансиализация — сестра глобализации

Глобализация, которую оплакивали в Давосе, была длительным интеграционным процессом преобразования структур национальных экономик и политических отношений между государствами в единую геоэкономику. Концепция глобализации тесно связана с понятием мировой гегемонии, формирующей геополитическую надстройку над подконтрольным ей глобальным экономическим базисом. А гегемоном и до недавнего времени главным бенефициаром глобализации были Соединенные Штаты.

Им требовался единый универсальный механизм контроля инвестиционных потоков, движения капитала и мировой торговли, тем более что доминирование доллара в качестве валюты международных расчетов и резервов почти не оспаривалось. Поэтому параллельно с глобализацией была запущена так называемая финансиализация (financialization) — процесс превращения сырьевых и товарных рынков в финансовые рынки. Все, что имело долларовую стоимость или стандартные признаки, подходящие под спецификацию биржевого контракта, превращалось в финансовые инструменты, торгуемые на открытом рынке в мировых финансовых центрах — на товарных, фьючерсных и фондовых биржах таких стран, как США и Великобритания, которые одновременно стали центрами ценообразования для ресурсов и сырья.

Финансиализация изменила структуру и принципы торговли реальными товарами, вместо классической формулы из «Капитала» Карла Маркса «деньги — товар — деньги штрих» в экономической цепочке торговли товарами появились производные финансовые инструменты (фьючерсы, опционы и прочие деривативы) со своими правилами и рисками. Реальный товар стал базисным активом для производных финансовых инструментов, но перестал быть обязательным компонентом всей торговой цепочки, поскольку на рынке стали доминировать финансовые игроки, никак не связанные с производством и потреблением, и сама поставка товара стала необязательной для получения прибыли.

Ценообразование в финансовом мире основывается не столько на классическом соотношении спроса и предложения конкретного товара или продукта, сколько на объеме денежного предложения и опирается на процентные ставки и стоимость кредита, зависит от направления финансовых потоков и доступности денег для инвесторов и спекулянтов.

На биржевых площадках стал популярен так называемый финансовый рычаг, когда банки предоставляют игрокам заемные средства, на порядок превышающие по объему собственные средства участников рынка. И уже никого не удивляет, что цены на сырьевые товары стали зависеть от процентных ставок и волатильности глобальных финансовых рынков и что, например, две волны значительного падения нефтяных котировок в 2018 году совпали с моментами повышения ставок ФРС США в сентябре и декабре.

Финансиализация привела к росту корреляции между валютным, фондовым, денежным и сырьевым рынками. Процесс финансиализации пошел еще дальше, и в денежные требования и обязательства превращаются не только сами сырьевые товары, но и права пользования ими и права доступа к ним. Например, вводятся квоты на выброс парниковых газов, которые также становятся финансовыми инструментами, или квоты на потребляемую энергию и создаются площадки для торговли энергией.

Продукты и услуги также превращаются в финансовые инструменты через права пользования и создание экономики совместного потребления (sharing economy). И даже сфера строительства и недвижимости стала финансовой, поскольку ипотека предполагает обмен будущей зарплаты на права на квартиру или дом.

Неслучайно финансиализацию в некоторых экономических учебниках определяют как «рост масштабов и прибыльности финансового сектора за счет остальной экономики и снижение регулирования правил и доходов финансистов». Позитивные или негативные результаты финансового сектора теперь оказывают значительное влияние на всю остальную экономику, а сам финансовый сектор концентрирует большую часть прибылей, создаваемой экономикой, и усиливает дисбалансы между сферой материального производства и сферой услуг.

Информация как капитал

Финансиализация вызвала появление другого феномена, которого не было в предыдущих экономических укладах. Переход к постиндустриальной экономике, в основе которой находятся капитал, сфера услуг и права на интеллектуальную собственность, превратил информацию, так же как и капитал, в один из важнейших производственных ресурсов, поскольку резко возросла роль цифровых технологий, значительно увеличилась занятость в сфере интеллектуального производства и создания продуктов и услуг. Успех бизнеса стал определяться эффективностью работы с большим объемом данных и скоростью обработки информации. Дальнейшее развитие цифровых технологий и бизнес-приложений привело к значительной коммерциализации информации, увеличило охват клиентской базы, стало формировать предпочтения потребителей, улучшило условия ведения бизнеса.

Вместо научно-технологического развития в мире наступила эра всеобщего кредитования и жизни в долг

Информация, как и сырьевые товары, сейчас стремительно финансиализируется. Заметная часть экономических благ создается знаниями и информацией, которая не только многократно используется и возрастает в объемах, но и накапливается, создавая колоссальные массивы данных, которые также являются ценным экономическим ресурсом и требуют развития технологий сбора, хранения и обработки. Информация стала объектом повседневной экономической деятельности и превратилась в товар и в продукты цифрового производства, такие, например, как программное обеспечение, базы данных, интеллектуальные услуги, игры, музыка, видео и развлечения, которые тиражируются, копируются и распространяются на материальных и нематериальных носителях.

Гигантские массивы данных, которые можно собрать с помощью цифровых устройств, Big Data, стали ценнейшим ресурсом для бизнеса и позволяют ему выстраивать новые сервисы, настраивать продажи, масштабировать деятельность и влиять на потребительские предпочтения. «Данные — это новая нефть», то есть ресурс, дающий колоссальное конкурентное преимущество в постиндустриальной глобализированной экономике. Именно поэтому компании, извлекающие выгоду от внедрения цифровых технологий, получили повышенное внимание тех, кто владеет капиталом.

И монетизация цифровых технологий, и финансиализация товарных рынков, и работа на финансовых рынках дают владельцам капитала больше прибыли, чем сфера промышленного производства. Капитал хочет быстрой отдачи от вложений и быстрого роста, а значит, и меняет подход к экономике. В идеале для капитала формула должна стать «деньги — деньги штрих», а выпавшие из этой формулы товары — производиться в развивающихся странах и продаваться через цифровые приложения и технологии таких компаний, как Amazon или Alibaba.

Новый капитализм

Тенденция создания денег из денег и бесконечное накопление капитала являются главными характеристиками современного капитализма. В этом заключается его могущество и главная уязвимость.

Когда-то экономическая мощь мировых держав базировалась на национальных научных школах и определялась способностью корпораций этих государств эффективно действовать в трех основных экономических сферах: в материальном производстве, финансах и торговле.

Глобализация превратила развитые страны в постиндустриальные экономики, сократив там материальное производство. Финансовый капитал требовал от транснациональных корпораций эффективности и вынуждал отказываться от поддержки производства в развитых странах, к выводу промышленности в развивающиеся страны при одновременном контроле всей цепочки создания товара собственниками капитала и средств производства. Корпорации стали менять свои компетенции и сосредотачиваться на продажах и сервисном обслуживании.

Деглобализация может подорвать производственную активность в развивающихся странах. Но в сфере финансов деглобалигации не наблюдается вовсе, лишь в мировой торговле звучат первые раскаты грома в отношениях США со странами-экспортерами, прежде всего с Китаем.

Фундаментальные исследования, финансирование НИОКР и распространение новых технологий были сокращены или прекращены вовсе, поскольку капитал стал считать это второстепенными компетенциями по отношению к компетенциям продаж и сфокусировался на масштабировании имеющегося бизнеса. И в этом помогают цифровые технологии, которые позволяют быстро масштабировать бизнес, пересекая национальные границы и создавая наднациональные структуры. Прекрасным примером успеха служит Uber, ставший в 76 странах мира агрегатором сервисов такси и маркетплейсом, который соединяет водителей и пассажиров. Социальные сети, связывая людей друг с другом и умножая число пользователей, создают мощные сетевые эффекты для продвижения бизнеса в соответствии с законом Меткалфа, который говорит, что полезность сети пропорциональна квадрату численности пользователей этой сети.

Ущерб от торговых войн пока очень незначительный. Объем мировой торговли товарами в 2018 году увеличился на 3,9% и продолжает расти умеренными темпами. Все дело в том, что и рост мировой экономики, и более высокие темпы роста ВВП США пока компенсируют негативное воздействие начавшейся тарифной войны между Америкой и Китаем. К тому же при расчете мирового товарооборота учитываются выросшие цены и спрос на сырьевые товары, и это также объясняет, почему торговля показывает рост в денежном выражении. Более того, отрицательное сальдо баланса США в торговле с Китаем продолжает увеличиваться, потому что текущее повышение экономического благополучия американцев сопровождается ростом потребления китайских товаров. Импортозамещение в США идет очень медленно.

Таким образом, глобальный экономический рост продолжается, а вместе с ним увеличивается объем накопленного мирового богатства. Капитализм процветает, и, более того, он вошел в новую стадию, которую не смогли предугадать ни Маркс, ни Ленин. Лишь их современник Джон Гобсон делал предположения, что главным драйвером экспансионистской политики великих держав и главным манипулятором социально-политических процессов является финансовый капитал.

Мир супернеравенства

Накануне открытия форума в Давосе международное объединение Oxfam опубликовало доклад о том, что за последние десять лет число миллиардеров в мире увеличилось вдвое и достигло 2208 человек, а их суммарное состояние ежедневно увеличивается почти на $2,5 млрд. В 2018 году 9,5% самых обеспеченных людей владели 84,1% мировых богатств, а благосостояние 90,5% остальных жителей нашей планеты не превышало 16% мирового богатства.

По данным отчета швейцарского банка Credit Suisse о мировом благосостоянии (Global Wealth Report), совокупное мировое благосостояние за год выросло на 4,6%, до $317 трлн.

Во всем мире стремительно растет имущественное неравенство в доходах и бедность. По данным Всемирного банка, 46% населения Земли, или 3,4 млрд человек, пребывают в бедности. Более того, доходы государств в мире также начали снижаться, и правительствам все чаще приходится прибегать к долговому финансированию бюджетных расходов. При этом 26 богатейших людей владеют богатством, равным совокупному благосостоянию 3,8 млрд бедных людей.

В России на долю 1% богатых граждан приходится 57% совокупного богатства страны, которое оценивается в $2,2 трлн, а 10% российских миллионеров контролируют 82% богатств. При этом официальное число россиян, живущих за чертой бедности, превышает 21 млн человек, или 14,2% населения.

Почему же происходит такой разрыв тенденций — в мире растет благосостояние и одновременно увеличивается бедность? Дело в том, что так называемый технологический прогресс стал уменьшать долю труда в конечном продукте. Чем больше автоматизации, чем больше ухода от материального производства в сферу услуг, финансов, торговли, тем меньше в продукте человеческого труда. Тем меньше люди получают денег за свой труд, тем больше этих денег остается у собственников капитала и собственников средств производства. Владельцы капитала не склонны делиться ни с другими людьми, ни со своими государствами.

$30 трлн находится в офшорах, и это мировые деньги, собственники которых не хотят платить налоги в своих странах.

Правительствам приходится постоянно увеличивать государственный долг для финансирования бюджетных дефицитов, а населению — брать кредиты для поддержания существующего уровня жизни в условиях снижающихся доходов.

Доля государства в экономических процессах уменьшается под либеральным тезисом, что государство — неэффективный собственник. Глобализация принесла миру культ открытой экономики, рентабельности и окупаемости, но запустила понижательные тренды в технологическом развитии.

В так называемом постиндустриальном мире производство вынесено в развивающиеся страны, что драматически сократило западный средний класс и число высококвалифицированных специалистов. И теперь, чтобы контролировать мировые процессы и продолжать доминировать, западный капитал делает ставку на торговлю и финансовые рынки, в том числе на спекулятивные операции и так называемый хайп.

В современном мире в приоритете торговля, но еще в большем приоритете финансы. И это господство финансового капитала в мире, доминирование торговли над производством, доминирование торговли над наукой делают этот мир финансовым, но создают ситуацию, когда риски, присущие всем финансовым рынкам, могут проявиться в реальной жизни.

Неолиберальная экономическая модель не только способствует выводу производства в страны с дешевой рабочей силой, но и помогает перераспределению доходов от широких слоев населения к финансовым элитам, увеличивает неравенство и исключает развитие чего-либо кроме спекулятивной торговли. Людям внушают, что им нужны не вещи, а функции вещей. Не собственное жилье или автомобиль, а возможность это арендовать.

В итоге получается такая цепочка: меньше доходов, меньше собственности и сбережений, меньше знаний и квалификации, а следовательно, меньше политических прав. Мир, в котором происходит постоянное накопление капитала, с одной стороны, и рост долгов — с другой, становится заложником ситуации, когда капитал может производить только сам себя, все меньше и меньше давая денег людям, и рано или поздно это выльется в финансовый кризис и приведет к социальным движениям.

Неоспоримая гегемония финансового капитала, которая установилась на всей планете после 1991 года, начала замедлять технологическое развитие мира. Зачем нужен рационализм и научно-технический прогресс, если процветает торговля, если нет конкуренции, если глобальные транснациональные корпорации свои стандарты ставят как мировые, если весь мир превращается в рынок сбыта?

За минувшие 30 лет ни в одной стране мира не было технологического рывка. Повсеместно происходит совершенствование имеющихся технологий, а научные открытия практически не внедряются. Вместо научно-технологического развития в мире наступила эра всеобщего кредитования и жизни в долг. Соотношение глобального долга и ВВП сейчас составляет рекордные 320%.

«Все невещественное вдруг станет несущественным», как говорил главный капиталист фильма «Пираты Карибского моря» лорд Беккет

Выводы из всего этого неутешительные. Впереди мировой долговой кризис, который может охватить целые страны, их граждан и корпоративные сектора, вызвать череду дефолтов и банкротств, а затем и обесценить финансовые активы и обрушить существующую социально-экономическую модель.

И детонаторы у этого долгового кризиса находятся сразу с двух сторон. С одной стороны, это начавшееся повышение процентных ставок и разворот кредитных циклов, ухудшающие возможность рефинансировать имеющиеся долги, а с другой — падение доходов компаний производственного сектора из-за возможных ограничений мировой торговли. К тому же в сфере материального производства все сложнее становится повышать эффективность и производительность, а перспективы скорого перехода на новый технологический уклад весьма призрачны из-за деградации научных знаний и отсутствия у государств мотиваций и финансовых средств для осуществления глобальных «великих проектов», как это было в ХХ веке, когда человечество осваивало космос и ядерную энергию.

Вслед за долговым кризисом можно будет ожидать и мировой социально-политический кризис, который проявится в росте антиэлитных протестов и в одних странах приведет к власти левых популистов, а в других — правых консерваторов.

В поисках выхода

Может быть, миру поможет разрекламированная цифровизация и Индустрия 4.0? К сожалению, нет. Индустрия 4.0, хоть и выглядит как отказ от постиндустриальной философии, на деле представляет собой попытку ряда развитых стран, таких как Германия и Япония, найти возможность конкурировать с китайской промышленностью и делать рентабельным производство даже небольших партий товаров. Индустрия 4.0 пока сосредоточена на оптимизации логистики и финансовых потоков, но не сильно продвинулась в сфере автоматизированных систем управления технологическими процессами по сравнению с 1980-ми годами. Технологии ЗD-печати не обеспечивают необходимых прочностных характеристик конструкций в сравнении с обычными технологиями и зачастую проигрывают в стоимости конечных изделий. У этой «четвертой промышленной революции» нет научной и технологической основы, ведь финансирование фундаментальной науки в мире сокращалось десятилетиями.

Цифровизация, которая рассматривается как панацея, мало помогает сфере материального производства. Более того, цифровизация в нынешнем виде — это практически противоположность реиндустриализации, потому что цифровые технологии обслуживают в основном сферу услуг, финансов и торговли, а также менеджмент и госуправление. То есть цифровизация — это технология для перераспределения ресурсов, но отнюдь не для их создания.

Повышение капитализации компаний от квартала к кварталу происходит уже в течение столь длительного периода времени, что инвесторы начинают задумываться, а не надулись ли на финансовых рынках мыльные пузыри. В мировом бизнесе нарастает волна пессимизма. Чрезмерная финансиализация приводит к несбалансированному распределению ресурсов, а гипертрофированный финансовый сектор становится причиной серьезных потрясений.

Грядущий кризис нынешней экономической модели становится все очевиднее. И первым признаком смены тенденций является протекционизм. Попытка Трампа вернуть производство в США и начать там реиндустриализацию — это явный сигнал к тому, что тренд начинает меняться. Все виртуально-финансовое, все, что затронул так называемый хайп, может потерять свою стоимость, если начнется долговой кризис. «Все невещественное вдруг станет несущественным», как говорил главный капиталист фильма «Пираты Карибского моря» лорд Беккет.

А вот «всемирная фабрика» Китай пока идет по проторенной дороге Запада и также пытается контролировать торговые и финансовые потоки в своем регионе. К сожалению, это попытка заскочить в вагон уходящего поезда. Поймать тенденцию, которая может скоро завершиться мировым кризисом.

К чему приведет глобальный кризис

Самое очевидное событие, которое положит начало разворота человечества к научно-техническому прогрессу,— это масштабный экономический кризис. Финансовый капитал будет терять свой вес и стоимость при обрушении финансовой системы. При демонтаже структуры финансов и торговли накопленные триллионы будут бесполезны, как бесполезны гигабайты информации на диске или флешке, если нет компьютера и нет электричества.

Более того, сваливание мировой экономики в кризис приведет к дальнейшему падению уровня жизни большинства людей на планете и может вызвать мощнейший социальный кризис, и тогда мировым элитам придется поделиться с населением Земли (ведь кризис всегда ведет к перераспределению доходов и благ) или испытать на себе ярость народного гнева. Третьего не дано.

А наилучшим и оптимальным для всех способом перераспределения благ является реиндустриализация, которая повышает уровень жизни граждан в стране и меняет структуру экономики от сырьевой к многоукладной (что актуально для России). Подсчитано, что каждое высокотехнологичное рабочее место в обрабатывающей промышленности создает от 5 до 30 рабочих мест в смежных отраслях, таких как энергетика, транспорт, металлургия, химия, а также в сфере услуг, медицине и образовании.

Еще более опасным событием может стать сваливание мира в эру военных конфликтов. Вот тогда уже точно никто не будет думать о рентабельности и торговле. Главным станет выживание государств и наций не считаясь с затратами.

Правда, вероятность Третьей мировой войны намного ниже, чем вероятность полномасштабного экономического кризиса, хотя бы потому, что капитал в этом капиталистическом мире первичен, ему подчиняется политика. Политика, угрожающая капиталу (глобальная эскалация или война), будет всегда корректироваться в пользу более мягких (менее опасных) форм противостояния.

И в случае кризиса, и в случае войн произойдет мобилизация ресурсов и больших масс населения. А для мобилизации потребуется идеология, объединяющая нацию в борьбе за выживание. Изменятся ценности, такие как уровень потребления, вернутся мораль и идеологические императивы.

Реиндустриализация потребует инвестиций, которые могут и не окупиться, но капитальные вложения будут оправданы соображениями национальной безопасности.

На смену модели постоянного роста денежных оценок ВВП придет рациональное использование ресурсов. Автоматизация не только затронет производство, но и обеспечит полную разборку и утилизацию вышедших из обращения машин и продуктов.

Рациональный мир нового промышленного уклада изменит отношение к экологии и отходам. Будет реализован наиболее полный ресурсный оборот. Придется перейти к оценке эффективности конечного продукта всей товарно-производственной цепочки, а не проводить денежную оценку каждого из компонентов. Это позволит оптимизировать производственные и торговые процессы и эффективнее использовать имеющиеся ресурсы.

Будет восстановлено единство промышленности и науки. Выход из системного кризиса — переход к модели неоиндустриального развития и наукоемким отраслям, а не монетаризму и финансиализации, отказ от постиндустриальной идеологии и создание новой идеологии, направленной на всестороннее развитие национальных экономик. Но произойдет это очень нескоро.

А пока рост неравенства и бедности в мире, при концентрации ресурсов и капитала в финансовом секторе и при экономических дисбалансах, угрожает голодом и бедствиями сотням миллионов людей на нашей планете.

Можно вспомнить, что третий всадник Апокалипсиса, символизирующий голод и скачущий на вороном коне, держит в руках весы. И пока мировым порядком руководит финансовый капитал, на одной чаше весов будет свободная конкуренция, открытые рынки, ликвидация барьеров, препятствующих перемещению товаров и капиталов. А на другой чаше – максимальный контроль геоэкономического и мирового информационного пространства транснациональными корпорациями и надгосударственными институтами, выстроенная система глобального распределения ресурсов, факторов производства, прибавочной стоимости и центров прибыли. Но эти весы в руках апокалиптического всадника, а не ангела-хранителя, и на весах этих никогда не будет равенства в распределении доходов и благ. Об этом тоже надо помнить.

Александр Лосев, гендиректор «Спутник — Управление капиталом»