В Москве простились с актером Сергеем Юрским

В театре имени Моссовета в понедельник прошло прощание с Сергеем Юрским. Актер умер 8 февраля в своей квартире в Москве. После гражданской панихиды его похоронили на Троекуровском кладбище.

За несколько минут до начала церемонии прощания перед Театром имени Моссовета было сравнительно немного людей, но они подходили и подходили, на глазах формируя очередь, пересекающую весь сад «Аквариум». Люди в очереди в основном молчали или тихо переговаривались между собой, вспоминая работы Сергея Юрского в театре и кино, а иногда — эпизоды личного знакомства. И хотя в саду «Аквариум» совсем не было ощущения толпы, по этим разговорам казалось, что сюда собралась вся страна, которая смотрела и любила Юрского. Отставной подполковник юстиции из Калуги рассказывал, как он впервые увидел «Человека ниоткуда» (1961), когда ему было 14 лет: «Там был молодой Юрский, ему было двадцать пять. Я запомнил, потому что это был в те времена какой-то космический фильм». На глаза подполковнику наворачивались слезы, и он доставал платок, чтобы вытереть их. Многие плакали, когда начинали говорить.

Кто-то назвал время Сергея Юрского «юрским периодом», и словосочетание сразу разлетелось как описание эры, когда все было иначе, чем сейчас.

Почти все говорили о гражданской позиции актера: «Он никогда не входил в толпу, а высказывал свое мнение,— вспомнил подполковник.— У него высочайший нравственный критерий в жизни. Меня это поддерживало, его система ценностей». Женщина, знавшая Сергея Юрского в школьные годы, вспомнила, как он был со всеми на равных. Другая женщина принесла старую газету с фотографией молодого Юрского. Ее сосед по очереди вспомнил, как ходил на презентацию книги Сергея Юрского десять лет назад (в 2008 году вышла его книга «Кого люблю, того здесь нет».— “Ъ”), и жалеет, что не осмелился тогда подойти к артисту.

Журналисты, занявшие свои посты вдоль очереди, задавали вопросы — кажется, подчас не совсем те, на которые людям хотелось отвечать. Отвечали не все, многие старались пройти мимо, а когда отвечали, то это звучало как-то официально — не так, как тихие разговоры внутри очереди, в которых сразу много людей словно вспоминали своего близкого. Но официальное тоже было важно: Сергея Юрского называли человеком поколения, сравнивали с Даниилом Граниным и Дмитрием Лихачевым.

В одиннадцать охранники начали пропускать людей внутрь театра, следя, чтобы они не создавали толпу в холле. Зал быстро заполнялся, в какой-то момент пришлось открыть балконы, и они тоже оказались полны.

В театр проходили друзья Сергея Юрского: адвокат Генри Резник, президент Пушкинского музея Ирина Антонова, режиссер Владимир Меньшов.

В зале сильно пахло розами. Люди складывали цветы на сцену, в центре которой стоял открытый гроб, и проходили в зал, чтобы найти свободное место в рядах или проходах.

Актеры театра имени Моссовета читали со сцены телеграммы и траурные адреса от президента Владимира Путина, главы Совета федерации Валентины Матвиенко, министра культуры Владимира Мединского, мэра Москвы Сергея Собянина, президента СССР Михаила Горбачева.

«Я думаю, что все те герои, поэты, писатели, которые были в программе у Сергея Юрьевича — это он сам,— сказал актер Игорь Золотовицкий.— Он и Пушкин, он и Бродский, он и Хармс, он и все-все-все. И так бы я хотел, чтобы мои родные дети и мои студенты был похожи на него хоть чуть-чуть, хоть на сколько-нибудь процентов. Если бы от Юрского взять все качества, которые у него есть, то мир изменился бы сегодня же. Это был театр, это была планета, это был невероятно смелый человек, прекрасный, с таким юмором, с такой иронией. Он не мог успокоиться ни в каких смыслах — ни в творческих, ни в гражданских, ни в человеческих, ни в личных… Дорогой Сергей Юрьевич, я всегда буду гордиться, что я дотрагивался до вас, что я что-то слышал в вашей мысли. Спасибо вам большое, и простите».

Театральный продюсер Леонид Роберман вспомнил спектакль Сергея Юрского «Полеты с ангелом. Шагал» — в следующий раз его должны были играть в театре имени Моссовета 1 марта, все билеты на него уже проданы. «Говорить о том, какой он актер, никакого смысла не имеет,— сказал господин Роберман.— Я могу говорить только о том, что потеряла страна, что потерял мир.

Мир потерял совесть театра.

При нем можно было многое, но чего-то делать было категорически нельзя, и не делали, потому что знали, что есть Юрский. Он никогда не плыл по течению. Даже когда ему вручали государственные награды, он не благодарил и не говорил о себе, а говорил о тех, кто в этот момент нуждался, кто был в опале. Он делал только то, что мог делать он, чего не могли бы сделать другие. Он был одним из тех, для кого театр всегда был целью и никогда — средством. Он никогда не позволял, чтобы за ним носили его чемодан. Я благодарю вас, Сергею Юрьевич, за шесть часов "Евгения Онегина", благодарю за Булгакова, благодарю за тот риск и за тех зрителей, которых никогда ни у кого не было и не будет».

В течение всего часа, пока друзья и коллеги Сергея Юрского произносили речи, люди продолжали приносить на сцену цветы. Над гробом и сидящими рядом близкими Сергей Юрский жил на экране, на фотографиях — один, с друзьями, в римской тоге, в образе Чацкого, с бокалом, в гриме, в белом фраке, широко раскинув руки, обнимая родных, подтягиваясь на турнике, улыбаясь. «Вы видели эти его глаза? Такими распахнутыми глазами ребенка он смотрел на этот мир,— говорил режиссер Кама Гинкас.— Само присутствие его всегда как-то помогало делать то, что ты считаешь нужным, не обращая внимания на всяческие препятствия».— «Оказывается, можно прожить жизнь, ни разу не солгав ни себе, ни другим, ни профессии,— сказала актриса Ольга Остроумова.— Это делает нас всех такими маленькими по сравнению с ним».

«Я потерял очень близкого друга и человека, который создавал вокруг меня мир,— сказал журналист и фотограф Юрий Рост.— Этот мир ушел навсегда.

Не будем тешить себя надеждами, что мы будем его помнить и от этого что-то сохранится. Нет, Сережи больше не будет.

Больше не будет такого артиста, такого человека, такой феноменальной, ренессансной личности. Человека, который любил жизнь, который очень много жил на сцене, вне сцены, с друзьями. Он формировал вокруг себя какую-то плотную материю. Так получилось, что всего десять дней назад мы сидели с ним и разговаривали, и он был в прекрасном состоянии, он был счастлив, я видел Юрского, который готов работать. Он мне сказал, что не придет на выставку, потому что у него будет спектакль. Я слышу его интонацию, его голос, и чувствую вину за то, что мы недостаточно общались».

Спустя час с небольшим после начала панихиды на сцене стало плохо народному артисту Евгению Стеблову, которому пришлось вызвать скорую. Кажется, это немного смяло церемонию — гражданская панихида закончилась чуть раньше, чем предполагалось.

Но почти до часа дня в зале продолжали вспоминать, говорить слова соболезнования и читать траурные телеграммы — от Александра Калягина, от коллектива БДТ имени Товстоногова, от Московского Художественного театра, от Марка Захарова, от Сергея Маковецкого, от Дома актера, от почти всех театров в Москве и многих театров в других городах, от компаний, от губернаторов и даже от ФСО.

Сергей Юрский не помещался в два часа, отведенные на прощание. Журналист Михаил Гусман рассказывал, как Сергей Юрский однажды давал концерт для единственного зрителя — его умиравшего отца. А режиссер Михаил Левитин вспоминал, как люди разбивали окна, чтобы попасть в зал, где Юрский читал «Онегина».

Без двадцати час все речи оказались произнесены. Сергей Юрский появился на экране в коротком видео, в котором он читал свое стихотворение «Все начнется потом»: «Вот пройдет / Этот суетный мелочный маятный год, / И мы выйдем на волю из мучившей клети. / Вот окончится только тысячелетье… / Ну, потерпим, потрудимся, близко уже… / В нашей несуществующей сонной душе / Все застывшее всхлипнет и с криком проснется, / Вот окончится жизнь… и тогда уж начнется».

К гробу подошли самые близкие. Потом его накрыли крышкой и вынесли со сцены и из зала по центральному проходу под аплодисменты стоящих зрителей. Катафалк уехал на Троекуровское кладбище. На улице, на балконе театра играл саксофон.

Елизавета Михальченко