50 лет советско-китайскому пограничному конфликту на острове Даманском

50 лет назад Советский Союз и Китай воевали за маленький остров на реке Уссури. Такой маленький, что эта схватка была не за землю, а за принцип. Тот самый, что заставляет народы браться за оружие и скандировать: «Ни пяди земли не отдадим». Оказалось, что «отдадим», но только тогда, когда сами захотим.

Андрей Калачинский, Владивосток

Отсвет Даманского на целом поколении. На судьбах людей, которые в бою не участвовали. На жизни всего Приморского края, и не только Приморского, но и Хабаровского края, Амурской области и всей приграничной с Китаем территории. Сейчас столкновение советских русских и маоистских китайцев за островок на Уссури определяют словом «пограничный конфликт». Но конфликт — это когда подрались и забыли, из-за чего дрались. А тут мы помним «из-за чего», да только сам конфликт через 50 лет страны стараются забыть. По-разному, правда.

Я смотрю сайт газеты Народно-Освободительной армии Китая и вижу большой материал о героической защите острова Чжэньбао. Текст начинается так: «В марте 1969 года вооруженные формирования и бронетехника вражеской армии в большом количестве вторглись на территорию Отечества». Дальше о сражениях с этим таинственным врагом, который, разумеется, не выдержал напора и отступил… Но кто напал, кто отступил? Молчок. На фотографиях посещение воинской части (или погранзаставы) участниками боев. Дедушки-китайцы с женами прибыли на погранзаставу, их выслушали, накормили. Бойцы показали им сценку, как герой, умирая, завещал передать любимой, что он не напрасно пал. Ветераны расписались на кумаче и сфоткались с гарнизоном. Полностью прочитать можно здесь, в китайской «Красной звезде», главном органе НОАК. (Потом я ищу подобный материал на сайте нашей «Красной звезды» и… не могу найти ничего, хотя тут имеется целая рубрика «Страницы истории». Получается, в этом году «страницы» не открывали, промолчали. И пусть? Может, и пусть. Но как быть с деталями, которые за полвека не потускнели не в исторической даже, лично в моей памяти?

Ну вот, например: вы много помните из своего 3-го класса? Не из 1-го, где вы только пришли в школу с букетом и заучивали мантру «мама мыла раму», а из 3-го? У меня он бы тоже затерялся, если бы не одно потрясение. Я стою в коридоре школы и, задрав голову на стенгазету, рассматриваю и читаю. Стою как громом пораженный, ибо впервые вижу смерть не в гробу на домашнем столе, как и предрекал Державин, а смерть публичную и страшную. На фото из «Правды» и «Известий» мертвые пограничники. Замерзшие тела на снегу. Полураздетые, с явными ранами, колотыми-резаными. Я читаю, что этих молодых ребят не просто убили в бою, а мучали, пытали. Сейчас уже не могу сказать, точно ли было так написано, но в памяти мальчика (в моей) остались «выколотые глаза», «вспоротые животы», «отрезанные головы». Потом узнаю, конечно, на самом деле не было вот этих именно ужасов. Но насчет добивания раненых начальник медицинской службы отряда майор медицинской службы В. Квитко рассказывал: «Медицинская комиссия, в которую, кроме меня, входили военные врачи старшие лейтенанты медицинской службы Б. Фотавенко и Н. Костюченко, тщательно обследовала всех погибших пограничников на острове Даманский и установила, что 19 раненых остались бы живы, потому что в ходе боя получили несмертельные ранения. Но их потом… добивали ножами, штыками и прикладами. … Стреляли в упор с 1–2 метров. На таком расстоянии были добиты Стрельников и Буйневич».

До марта 1969 года, до схватки на Даманском, казалось, что все у нас с Китаем еще наладится. Китайцев во Владивостоке не было, их выслали еще в 1929-м, когда разгорелся конфликт за КВЖД. Потом в 1937-м вычистили корейцев. А японцы сами уехали в 1922-м вместе со своей армией. Так вот, китайцев не было, но китайские вещи в 1950–1960-х годах были, наверное, в каждом приморским доме. Непременно большой термос литра на два с пионами на жестяной рубашке и хрупким стеклом колбы. Зимние мужские кальсоны, синие, с начесом, с тугими резинками на щиколотках. И немного женской одежды. Вот снимок: моя мама со своей мамой и мной свежерожденным. Обе женщины в одинаковых китайских вязаных кофтах. У деда-плотника в козырном рубанке железка с иероглифами. И в нашем доме единственная картина — красавица в шелках с угрожающим взмахом клинка летит по небу на тигре. А после Даманского уже ничего китайского в Приморье не поступало лет 20. Почему, понятно: бои продолжались около двух недель, но потом еще лет 10 китайцы постоянно пытались нарушить границу.

После Даманского Приморье потеряло историческую память: в декабре 1972-го указом президиума Верховного совета РСФСР и постановлением Совета министров началась волна переименований. Непонятно, кто готовил предложения, но с карты смахнули не только китайские топонимы, но и корейские, тунгусские и прочие, если резали слух цензорам. Сменили имена даже города: Иман стал Дальнереченском, Сучан — Партизанском. (Мы, правда, упорствовали и по-прежнему звали речки почти девичьими именами: Адими, Сидими, Янчихэ, Лянчихэ. И по сей день владивостокцы называют любимую бухту Шамора, а не Лазурная, а главную реку юга края — Суйфун, а не Раздольная.) Заодно с карты стерли и русские названия: залив Америка, бухта Маньчжур и пролив Японец. В итоге все книжки первопроходцев, например Пржевальского и Арсеньева, пришлось снабжать примечаниями, чтобы было понятно, по каким рекам и горам они шли. Старые карты с дореформенными топонимами враз стали реликвиями.

После Даманского было решено отселить людей от границы, особенно в тех местах, где было возможно китайское наступление. Весь юг Приморья от Хасана до Посьета на 40 километров был очищен от гражданского населения.

Опустел поселок Мраморный, поселок Лебединый, и по сей день здесь почти никого нет, так, один-два человека. Взорваны три моста через речку Пакшекори (по-новому Карасик). Людей переселили километров на 100 севернее, а дома взорвали или сожгли, чтобы за них не зацепился противник.

После Даманского начали не только обновлять укрепрайоны на границе, но и ставить доты на берегах бухт и вдоль дорог по всему Приморью. Сейчас трудно передать, сколь удручающее и тяжелое впечатление производили на нас эти доты. Во-первых, это были дрянные заводские отливки с тонкими стенками для пулеметного гнезда. Мы-то все видели форты и укрепления царских времен, настоящие подземные крепости — с рвами, казематами, противоминными галереями, перекрытия в 3–5 метров толщиной, бронедвери и укрытия от осколков. А тут, тьфу, 10 сантиметров бетона, который раскрошит тяжелый пулемет. Во-вторых, новые доты ставили даже в бухтах Владивостока, на пляжах пионерлагерей. Это были хорошие пляжи, на них была вода для душа, павильоны-раздевалки, солярии на крыше и доты! Появилась шутка, что вместо ордена «За взятие Пекина» учредили медаль «За оборону Владивостока».

Потом председатель Мао умер. Его смерть мы, студенты «на картошке», отметили самогоном и самостоятельными патриотическими речами, но напряжение на границе не спадало. И пришел февраль 1979 года: Китай напал на Вьетнам, заварилась первая война социалистических государств. Я был на 4-м курсе университета. Декан вызвал всех мальчиков с занятий и выстроил в две шеренги. Он не проводил политинформацию и не призывал, он сказал просто: «Газеты вы сами читаете, но там не все написано… В ближайшие дни решится… От войны не спрятаться. Лучше ее самим закончить». И нам все было понятно, и мы шутили, что лучше войти в Китай с юга через Вьетнам, чем через Корею. А на границе ведь без всяких шуток «было тревожно» — до тысячи провокаций по всей границе за каждый год после Даманского.

Летом и осенью 1980 года я был в Чернятинском полку 40-й мотострелковой орденов Ленина и Суворова дивизии имени Серго Орджоникидзе. С 9 по 20 августа 1945 года эта дивизия уже отрепетировала китайский поход, овладела городами Даванцин, Кинчан, Тумынь, а мой полк стоял в Янцзы (сейчас военная цензура подчистила интернет и многое оттуда смела, в том числе и упоминание этой части). А тогда наши казармы были почти на берегу Суйфуна в 10 километрах от Китая. Умер Владимир Высоцкий, и в Москве началась Олимпиада. Нас подняли по тревоге и вывели в поля для развертывания. Несколько дней мы не знали: это просто учения или уже подготовка к наступлению.

«Ты командир мотопехотного взвода, справа от тебя пулеметчик, слева радист,— наш майор Белоцерковец напутствует нас так,— если придется наступать, главный человек для вас радист, он вызовет огневую поддержку. Если придется отступать, главный для вас — боец с ПТУРом: оставите его прикрывать отход, он подобьет танк, его убьют, если успеете окопаться, пошлете другого бойца забрать его железную трубу, ракеты вам подвезут».

И все мои последующие военные сборы были в полках на китайской границе. Мы учились стрелять из нового антикитайского гранатомета, что раскидывал «плоды» квадратно-гнездовым способом, чтобы подавить превосходство в живой силе наступающего врага. И он подпрыгивал, выплевывая свои снарядики, и нужно было налегать всем телом, чтобы дуло торчало в сторону противника. Наше поколение знало, что наша судьба — сражаться с китайцами. И мы были готовы сдержать атаки миллионной армии, чтобы наши танки из Монголии за неделю пробились к Пекину. Послушать наших старших офицеров, так все цели, дороги и поля сражений были отрепетированы дважды: в первую японскую, когда Маньчжурия чуть не стала Желтороссией, и во вторую японскую, когда Маньчжурия чуть не стала 16-й советской республикой. Мы понимали, почему на памятнике воинам Красной армии в Харбине выбиты слова о героях, павших при защите Отечества. Точнее, так: «Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость Союза Советских Социалистических Республик».

Так было почти до 1987 года. В Китае, помню, прошел тогда XIII съезд компартии, страна взяла курс на реформы, мудрый Дэн ушел в председатели военного совета КПК и оттуда все контролировал. А в 1989-м состоялся визит Горбачева в Китай, и пару лет спустя появилась договоренность о безвизовых групповых поездках между СССР и КНР.

И я поехал в Китай. В Суйфыньхэ народец жил бедно, ходил в армейских бушлатах. Я впервые попробовал лягушек с икрой, личинок шелкопряда, салат «Битва дракона с тигром» из лука и острого перца, картофель в карамели, обменял часы «Командирские» и мясорубку на кожаную куртку с таким дивным запахом дегтя, что в ней нельзя было ездить в общественном транспорте. И с той поры побывал в Китае раз двадцать. А во Владивостоке в 2018 году побывало почти 420 тысяч китайцев.

Может, и в самом деле пора, если не забыть о конфликте за этот остров, то хотя бы оставить его истории?

Эксперт

Историю нужно знать без изъятий

Хорошо бы видеть в российско-китайских отношениях исключительно позитивные моменты, но это не значит, что мы должны забывать историю или как-то ее искажать. За века в наших отношениях случалось всякое, вплоть до прямых вооруженных столкновений. И бои на острове Даманский — не единственный случай и не самый кровавый. Меня беспокоит не то, как в отечественной или китайской прессе обсуждают тот или иной исторический эпизод, а то, что в российских школьных учебниках азиатской истории страны уделены лишь несколько страниц, а то и вовсе парочка абзацев.

Незнание собственной истории и ее искажение — слабость страны. Россиянам следует писать и изучать свою азиатскую историю, что называется, «объемно», не приукрашая и не скрывая ее от самих себя. И не нужно слишком уж заботиться о том, как это воспримут в Пекине или Токио. Что было, то было. Всем не угодим. Историю нужно писать и знать полностью без изъятий. Искаженная история приводит к слабости национальной идентичности. А россияне сегодня лучше знают историю европейских стран, чем собственную азиатскую, в которой были и поражения, и блистательные победы. Но и то, и другое не бывает без противника! А если начать что-то вычеркивать, может получиться нелепость. Кому легче от того, что подавляющее большинство россиян не в курсе событий? Говорил и повторю: нужно возвращать азиатскую историю России в наш исторический и интеллектуальный нарратив. А историю отношений с Китаем в первую очередь. «Поворот к Востоку» вслед за смещением мирового экономического и культурного центра нужно осуществлять не только в экономике, но и путем изучения истории и развития востоковедения как науки. Наша «европейскость» от этого не пострадает, разве что обогатится.

Бытует мнение, что не следует муссировать исторические моменты, в которых россияне победили китайцев. Но по этой аналогии нам следует забыть о Полтаве, разгроме полчищ Наполеона и Гитлера. А ведь это были великие армии, которые подчинили себе всю Европу! Соглашусь, что западный мир нас слегка недолюбливает за наличие в нашей истории таких побед. Но что теперь делать? Гордиться разве что. А им ценить, что Россия всегда с большой симпатией относится к своим побежденным врагам. Страх перед возможными территориальными претензиями со стороны Китая, которые высказывают сегодня некоторые российские политики, а также любят муссировать на Западе, имеет под собой не реально существующие захватнические планы китайского руководства, а боязнь своей относительной слабости и нежелание отходить от привычного, тянущего в прошлое европоцентризма.

Испокон веку слабые державы поглощались более сильными — это закон исторического развития. Вспомните, как в начале 1990-х, когда мощь СССР ослабела, страны Восточной Европы, входившие в сферу советского влияния, и даже часть бывших советских республик довольно быстро оказались в структурах НАТО и ЕС. Наивно думать, что в руководстве Китая сегодня сидят альтруисты. Хотим избежать повторения негативного опыта начала 1990-х? Рецепт один — слабеть и глупеть не надо. А Китаю сегодня не до российского Дальнего Востока: у него серьезные проблемы в отношениях с США, на его южных и юго-западных границах. На нынешнем этапе развития Пекин смотрит на Россию как на источник стратегической силы. У нас урегулированы все территориальные вопросы. Мы близкодружественные державы. Но история — живая материя, она пишется ежедневно и подвержена переменам. Каким именно, зависит от нас самих.