США открывают новый санкционный фронт

«Либо вы работаете на нас, либо на них»,— это позиция Министерства энергетики США по научной кооперации, если в ней участвуют Россия, Китай, Иран и КНДР. Отныне ученые, работающие в США в любой научной лаборатории ведомства (а американское Минэнерго — это колоссальный научный концерн, который занимается разработками самых современных и перспективных направлений), не смогут принимать участие в программах, если выяснится их «причастность» к исследованиям, которые спонсировались этими четырьмя странами. Другие крупнейшие научные организации США придерживаются той же стратегии, хотя и не всегда в столь категоричной форме. Заключенное 13 марта новое соглашение о сотрудничестве между Российской академией наук (РАН) и Национальной академией наук США обозначило круг тем, которых пока не касаются жестко вводимые ограничения. Их не много, точнее, всего две: космос и Арктика. Зачем в эпоху кооперации знаний потребовались научные санкции, пытался понять «Огонек»

Беседовала Светлана Сухова

Артем Оганов — кристаллограф, член Европейской академии, профессор РАН. Десять лет он проработал в США и сегодня — профессор Сколтеха. К нему «Огонек» и обратился с вопросами.

— Артем Ромаевич, американцы действительно намерены отказывать в финансировании исследований ученым, получившим грант из Китая или России?

— Почти что так. В США, как и в России, есть несколько источников финансирования науки, но основными являются Национальный фонд научных исследований, Национальный институт здравоохранения, Министерство обороны, Министерство энергетики. Последние два первоначально собирались пожизненно лишить финансирования всех, кто когда-либо участвовал в мегагрант-программах Китая, России, Ирана и КНДР.

Американцы сначала внесли в черный список всех, кто хоть раз получал такие мегагранты, а позже формулировку слегка приукрасили — теперь вопрос о том, лишать ли финансирования ученого пожизненно, будет решаться не автоматически, а, что называется, в каждом конкретном случае. В других двух организациях запреты на участие в мегагрантах этих четырех стран значительно мягче: учитываются только активные на данный момент мегагранты, а ученый обязан предоставить всю информацию о своем участии.

— Чем, по-вашему, объясняется такая суровость?

— Причины разные. Основной удар, конечно, направлен против Китая. Штаты всерьез опасаются, что китайцы перехватят у них технологическое лидерство в мире. КНР стабильно занимает вторую позицию по науке в целом, но есть и такие сферы, где китайцы бесспорные лидеры. Кстати, они уже сейчас вторые (после США) по объемам финансирования науки, а при учете покупательной способности юаня – первые. Думаю, что еще лет 10–15 и Китай обгонит США «по всем фронтам». Конечно, вводя ограничения для ученых на своей территории, власти США своих настоящих опасений не озвучивали, а заявили об участившихся случаях шпионажа и краж технологий со стороны Китая.

Сами по себе кражи интеллектуальной собственности вряд ли кого удивят: в мире высоких технологий, к сожалению, воровали, воруют и будут воровать всегда. Это делают все страны, и «чистеньких» просто нет.

А вот шпиономания — процесс, который запускать крайне опасно, и Штатам, прошедшим через антикоммунистическую паранойю 1950–1960-х, этого ли не знать?

— Но они решились закрутить гайки в доселе неприкасаемой сфере — научных исследованиях. Почему?

— Потому что им все страшнее. Американцев не столько волнует копирование технологий — это неприятно, но привычно,— сколько тот факт, что от них уходит лидерство в технологиях, а это и деньги, и власть. В США явно пристрастились к санкционному давлению любого рода: о новых ограничениях мы слышим чуть ли не ежемесячно. И, как правило, под санкции попадают три составляющие — финансы, технологии и разрешение на въезд. А теперь представьте, что передовыми технологическими разработками будет обладать не Вашингтон, а Пекин... А если к этому добавить, что и денег у КНР столько, что при желании китайцы могут тоже кредитовать мир?.. Кому тогда будет дело до санкций США?

Я думаю, больше всего Штаты раздражает факт, что это они сами вскормили китайскую науку — на 90 процентов КНР подняла свой научный и технологический потенциал благодаря труду иностранных специалистов, прежде всего из США (речь в первую очередь о китайской диаспоре в Штатах, а также и об американских ученых некитайского происхождения). И Китаю все еще требуются иностранные специалисты, но недалек тот день, когда эта зависимость КНР исчезнет. Весь вопрос в том, опоздали Штаты с нынешними санкциями в мире науки или нет?

— Так опоздали?..

— Понятно, что ставка делается на то, чтобы запретить американским ученым помогать китайцам наверстывать сохраняющееся у них отставание в ряде научных областей. Расчет на то, что удастся полностью затормозить процесс и сохранить нынешнее преимущество на какое-то время. Мне кажется, что из этого ничего не получится. Поясню: США могли бы добиться нужного эффекта, закачав деньги в собственную науку и удержав тем самым ученых от поездок в Китай. Ведь многие едут в Китай, как ни цинично это звучит, на заработки! А все потому, что уровень жизни американских ученых снижается: цены и налоги растут, зарплаты, напротив, растут медленно, в некоторых штатах не растут вовсе. Получение финансирования и оснащение лабораторий в США уже сейчас нетривиальны, и похоже, что со временем этот сложности лишь возрастут. В Китае вы все это получаете с гораздо меньшими трудностями. Проблема в том, что США уже не могут позволить себе залить свою науку деньгами — слишком много ученых они привлекли со всего мира, «пряников» на всех не хватает, вот и приходится орудовать «кнутом».

— И как успехи?

— Конечно, санкции вызвали страх и даже панику в научном сообществе США, но не привели к желаемому результату. С Китаем сотрудничает значительный процент лучших американских «мозгов». Если все, что США могут им сегодня дать, это кнут, то ученые задумаются: а не переехать ли им, например, в Европу или в тот же Китай? Есть вероятность, что, применяя силу, власти Штаты остановят развитие собственной науки.

Вспомнить хотя бы историю с аннуляцией сделки по продаже Китаю микропроцессоров IBM: результатом стало то, что китайцы создали собственные микропроцессоры. Вышло, что американскую компанию IBM лишили выгодной сделки, а в результате КНР смогла и построить самый мощный суперкомпьютер, и запустить собственное производство микропроцессоров, создав американцам конкуренцию там, где ее не было. Конечно, число американских ученых, получивших российские мегагранты, в разы меньше, чем тех, кто работал по китайским программам, но за 8 лет существования наших мегагрантов и их набралось несколько десятков. Американская пресса уже клеймит своих ученых, работающих по мегагрант-программам Китая, России, Ирана и Северной Кореи, «предателями» и открыто обвиняет эти программы в шпионаже. При этом не скрывается, что в отношении таких ученых открыты персональные расследования ФБР. Получается, все они — шпионы? А я, получается, дважды шпион...

— Это почему?

— Потому что в 2013 году получил и мегагрант в России, и аналогичный китайский грант программы «Тысяча талантов» (аналог мегагранта). А сейчас сотрудничаю с Huawei — компанией, попавшей под американские санкции за слишком успешную конкуренцию с Apple.

Так что, оставайся я профессором Университета Штата Нью-Йорк, испытал бы сегодня на себе все «прелести» персонального расследования ФБР — «жучки», прослушку, слежку, допросы соседей и сослуживцев. Не знаю и не хочу знать, к чему бы это привело, но нервы мне помотали бы по максимуму — я очень рад, что еще в 2014 вернулся в Россию и наблюдал за этой паранойей по СМИ. С ужасом наблюдаю, как подобный прессинг довёл великого американского физика Чжан Шоучэна до самоубийства.

— Вы уверены насчет самоубийства?

— Абсолютно, да это и есть официальная версия произошедшего. Никому не выгодно было убивать Шоучэна, да и хронология событий делает все очевидным. В 2013 году он стал сооснователем американской венчурной компании Danhua Capital (DHVC), которая финансировала технологические стартапы и сотрудничала с Шанхайским венчурным фондом, которым руководит сын Цзян Цзэминя (бывшего генсека компартии Китая.— «О»). За 5 лет никаких нареканий к Шоучэну и DHVC не возникало. Более того, во всех рейтингах кандидатов на Нобелевскую премию по физике где-то с 2013 года он был в лидерах.

Но в марте 2018 года вышел отчет Минюста США, где в числе компаний, представляющих угрозу нацбезопасности страны, была упомянута DHVC, а в следующем отчете Минюста от 20 ноября она была упомянута уже несколько десятков раз. В конце ноября в офис DHVC пришло ФБР: провели обыск, допросили сотрудников и секретарей. Насколько понимаю, обыск дал ФБР различные рычаги личного давления — хотя ничего, связанного со шпионажем, не нашли. В любом случае действия властей привели к тому, что ученый поверил в реальность угрозы для своей репутации, бизнеса и возможности получить Нобелевскую премию. Все это спровоцировало нервный срыв, а последней каплей стал арест 1 декабря в Канаде финдиректора и дочери основателя Huawei Мэн Ваньчжоу. Поговаривали, что у Шоучэна планировалась с ней встреча. И он покончил с собой в день ее ареста, выбросившись из окна высотного здания.

— Во всех официальных релизах значилось: «Ушел из жизни неожиданно, боролся с депрессией…»

— Достаточно посмотреть записи лекций Чжана, чтобы убедиться: более здорового, оптимистичного и успешного человека трудно себе представить. Я общался с людьми, лично его знавшими, и они тоже говорили, что не видели у него никаких признаков депрессии. По крайней мере, до ноября 2018 года. То есть депрессия, если она и была, развилась стремительно в ноябре именно из-за прессинга американских спецслужб. Чжан попал под каток не потому, что его компания кому-то мешала, DHVC вообще не конкурировала со Штатами, она была их частью.

Меня больше всего поразила реакция американских СМИ на это событие. Сначала они замалчивали сам факт самоубийства, а спустя две недели вышла статья в Forbes, где написали, что Чжан был хоть и великим физиком, но мерзавцем и шпионом, и даже предположили, что Чжана, возможно, убили другие китайские шпионы (мол, слишком много знал)… Заявить такое без доказательств! И что после этого случая должен думать научный мир Америки? Что всякий ученый, сотрудничающий с Китаем, шпион и репутация (да и сама жизнь) такого ученого будет неминуемо растоптана? Но с Китаем так или иначе сотрудничает чуть ли не половина американской профессуры, и далеко не худшая половина! Они все — шпионы? В чем можно винить Шоучэна? В том, что он, будучи природным китайцем, не порывал связей с родиной?

— Но почему он не вернулся в Китай, когда запахло жареным?

— И бросил все, что было смыслом его жизни? Лабораторию, работу, сотрудников, планы на Нобелевскую премию? Если бы он уехал, все это пошло бы прахом. Он всерьез опасался уголовного преследования и тюрьмы. К тому же он получил гражданство США, а значит, не был уверен, что американская Фемида не достанет его и в Китае — ведь где бы американский гражданин ни находился, он обязан подчиняться США. Он явно ощущал себя загнанным в угол. И получается, что его прессинговали за то, что делали все и абсолютно легально — за сотрудничество с китайцами. Ещё недавно в тех же США сотрудничество с Китаем поощрялось, но времена так быстро меняются! Я еженедельно формирую блок новостей на своей странице в Facebook, так вот в последние месяцы мне при их анализе стало очевидно, что мир стремительно несется в никуда.

— Что навело вас на такую мысль?

— А как иначе расценить то, что пишут в американской прессе? Мол, профессора, «которых мы вскормили», сотрудничают с Китаем и все они — предатели. А в эфире CNN прозвучала фраза, что все русские, живущие в США, вплоть до третьего поколения, несут потенциальную угрозу безопасности Штатов. И это главный новостной канал Америки?! В Великобритании все крупные издания перепечатали результаты исследования, в котором говорилось, что 50 процентов русских, живущих в Лондоне,— шпионы Путина. Только вдумайтесь в цифру! Она говорит о том, что все взрослые россияне там — шпионы. Я спросил своих английских друзей: не видят ли они в такой постановке проблемы нечто неправильное, отдающее криминалом и нацизмом? Не видят. Они меня спрашивают: а в чем тут криминал? А вдруг это правда? Я знаю, что россияне, живущие сегодня в Англии, с которыми я лично знаком, чувствуют себя там некомфортно, а кто-то уже и пакует чемоданы. Одному из таких ученых я сейчас как раз помогаю вернуться, и это не единичный случай.

— Может, желание Штатов отгородиться вызвано тем, что в мире науки исследования идут по одним направлениям и архиважно, кто будет первым? 

— Мир науки сегодня сильно зависит от индексов цитируемости, а их проще получить, если вы работаете в какой-то модной области, где большая гонка. С другой стороны, еще большую цитируемость вы получите, если не играете в перегонки, а создаете нечто новое — область, в которую потом переместится гонка. Одну из таких областей создал я, когда в успех моих планов не верил никто, и с тех пор там уже «пасется» внушительная толпа ученых со всего мира. Чжан, кстати, тоже был одним из первооткрывателей — основоположник целой области физики, где исследователей сегодня даже еще больше, чем на открытой мною «поляне».

— Что вынудило вас покинуть Штаты? Ведь за почти 10 лет вы уже обжились в Нью-Йорке...

— Я вернулся в 2014 году — до всех санкционных историй. Мне просто стало скучно в Штатах: к тому времени я достиг всего, что можно было: огромная лаборатория, профессура с пожизненной позицией, а дальше расти некуда. Все у меня получалось, но было очень много бюрократии, а это скучно. В России же — непаханое поле для деятельности и возможности для роста, да и бюрократических препон куда как меньше. Думаете, я один такой?

Две трети профессоров Сколтеха и многие сотрудники 4–5 российских научных центров,— иностранцы или «возвращенцы».

— И все же статистика говорит о том, что «мозги» продолжают уезжать из России...

— Вполне возможно, если мы говорим о тех, кто учится в магистратуре и аспирантуре. Ведь какова цель аспиранта? Стать самостоятельным ученым. А последняя реформа системы аспирантуры привела к тому, что изменился ее статус — вместо «научной работы» она сейчас считается «формой обучения». Так что теперь аспиранты вынуждены ходить на лекции и семинары, сдавать экзамены, и у них нет времени на исследования. Добавьте сюда еще и нищенские стипендии в 4–8 тысяч рублей, которые делают обязательной подработку. Я, будучи членом Совета по науке и образованию при президенте РФ, узнал, что только 13 процентов аспирантов в России доходят до защиты. Кошмар! Не удивительно, что они стремятся туда, где им позволят заниматься наукой. И они уезжают, защищают диссертации за рубежом. Но что дальше?

Далеко не всем удается вписаться в западную систему. Мне известно немало грустных историй. Например, двух молодых талантливых ребят из России с ходу, еще в аспирантуре, опубликовавшихся в Science, что само по себе заслуживает уважения. У одного была просто качественная и передовая для своего времени работа, а вот у второго — великая, где было предсказано то, что мне удалось доказать только через 10–15 лет. Тот аспирант на основе собственных вычислений предположил, что в мантии Земли есть фазовый переход вещества из одной кристаллической структуры в другую. И даже выписал количественные характеристики для этого перехода. Я потом убедился: цифры совпадают с моими! Так вот, два этих талантливых ученых в итоге ушли из науки — не прижились в западных университетах. А сколько тех, кто вместо занятий наукой на Западе оказывается на лечении в сумасшедшем доме? Кого-то туда приводит тоска по родине, и они начинают ездить в аэропорты, встречать каждый самолет из России (был такой случай в Штатах), кого-то вводит в стресс средний IQ студентов (такое произошло в Париже). Жизнь на Западе подходит не всем: там много условностей и нюансов, которые россиянину могут оказаться чужды.

— Например?

— Когда я был членом университетского сената в Нью-Йорке, то вместе с коллегами решал вопрос оптимизации бюджета нашего университета в кризис 2008–2009 годов. И тогда на полном серьезе мои коллеги предлагали сократить факультет иностранных языков. Я был единственным, кто предложил альтернативу — упразднить факультет феминизма, потому что это не академическая дисциплина в отличие от иностранных языков. Реакцию трудно передать: один из коллег грозился на меня донести «куда следует», другие, напротив, аплодировали.

— И донес?

— Скорее всего, да, но у меня был пожизненный контракт, так что увольнению я не подлежал. Зато поделился этой историей с деканом университета и услышал в ответ, что должен благодарить Бога, что у меня такой контракт: «Мы все так думаем, но не говорим вслух!» Я не к тому, что Россия — заповедник либерализма и демократии. Тут тоже не все говорят вслух, но зато есть шанс изменить ситуацию — здесь мы не иностранцы. По крайней мере, у меня такой шанс есть: некоторые из моих бывших одноклассников и одногруппников стали успешными и влиятельными людьми. Так или иначе, но и в мире науки все стремительно меняется. Например, в моей американской лаборатории всегда было много стажеров, и в Россию они ехали неохотно. Но вот уже с полгода, как вектор сменился: в Сколтех едут и едут. Только за последние пару месяцев ко мне прилетели два китайца, девушки из Алжира и Ирана, парень из Германии — и почти все одновременно. А ведь их стажировки стоят очень дорого с учетом проживания, питания и обучения, а платят за все их университеты.

Уже упомянутая компания Huawei сейчас активно ищет сотрудничество с российскими учеными, потому что путь в США им закрыт. России это на руку, а вот США со своей паранойей оказываются, что называется, не в тренде. Паранойя, к слову, началась не вчера: еще в 2013 году ученому из Харбинского технологического института отказали в визе для стажировки в моей американской лаборатории. Официальной причиной было то, что он... шпион. Сейчас это уже не единичные случаи, а система, от которой пострадают прежде всего сами Штаты. Ведь все прорывные открытия последних лет делаются на стыке наук, когда в группе исследователей имеются представители разных специальностей — например, химик, физик, программист и биолог. Еще лучше, когда они из разных стран, то есть представители разных научных школ, методов и знаний. Без китайцев тут точно не обойтись — передовой край науки очевидно смещается в сторону Китая.

— То есть холодная война пришла и в науку?

— Выходит, что так. Охлаждение отношений идет по всем фронтам, только с разной скоростью и глубиной проникновения. Науку санкционные ограничения и запреты затронули в последнюю очередь, но все же не обошли стороной. Между тем для прорывных инновационных открытий сегодня как никогда требуется международная и междисциплинарная кооперация. Напомню, как более 2200 лет назад был объединен Китай (до того состоявший из 7 воюющих царств): правитель одного из наименее технологически развитых царств пригласил всех образованных людей в свое царство на привлекательных условиях и с их помощью стал со временем владыкой всего Китая. Похожим образом, объединяя ученых всех стран, и США смогли обеспечить себе технологическое преимущество. Возводимые ими сегодня барьеры — лишь признание собственной слабости.