В середине 1920-х годов редакция получила письмо от знаменитого художника — о кубизме, подражателях и об ощущении времени. С иллюстрациями автора

Мария Портнягина

Впервые на страницах «Огонька» имя художника появилось в 1924 году — известного испанца упомянул в своей заметке Илья Эренбург. Речь шла об искусстве… жарить баранину, в котором Пикассо соревновался с другом, мексиканским живописцем Диего Риверой, с ними обоими Эренбург познакомился в Европе.

Но уже следующее появление Пабло Пикассо в «Огоньке» стало эстетической декларацией. В 1926 году по просьбе редакции художник прислал письмо, в котором разъяснял истоки и принципы кубизма. С короткой подписью — «Пикассо».

«Меня обычно представляют искателем. Но я не ищу, а нахожу»,— хлестко начинал свое письмо Пикассо. «Кубизм объяснили математикой, геометрией, психоанализом — все это только литература! — добавлял он.— Художники-кубисты сами удивлялись своим произведениям и стали придумывать теории для их оправдания. Кубизм никогда никакой программе не соответствовал».

Далее в письме Пикассо пересказывал историю возникновения этого художественного направления: «Я понял, что живопись имеет самодовлеющую ценность, независимую от реального изображения предметов. Я спрашивал себя, не нужно ли скорее изображать вещи такими, как их знают, чем такими, как их видят».

Художник писал: «Математику Прэнсэ, присутствовавшему на наших эстетических диспутах, пришла мысль придумать специальную геометрию для художников... Глупцы захотели сейчас же из этого вывести какие-то законы и общие правила, чтобы объяснить мне, как нужно писать, в то время как каждая картина является для меня не концом, не достижением, а счастливым случаем или опытом».

«Я был поражен красотой карт небесного свода,— рассказывал Пикассо в письме.— Я нарисовал однажды массу таких точек, соединенных линиями, линий, объединенных между собой, и пятен, будто повисших в небе (к письму прилагались и эти рисунки.— "О"). Я думал как-нибудь ими воспользоваться и ввести их, как чисто графический элемент, в одну из своих композиций». «Но посмотрите, как эти сюрреалисты умны! — негодовал мастер.— Они нашли, что эта графика больше всего отвечает их абстрактным идеям... Что за мания вечно вдохновляться творчеством современников! Я испытываю какую-то телесную, физическую неловкость всякий раз, когда вижу, что мне подражают».

«Меня поражает, как пользуются и как злоупотребляют словом "эволюция",— замечал художник.— В искусстве нет ни прошлого, ни будущего. Искусства, которое не может утвердиться в настоящем, никогда не будет. Греческое и египетское искусство не в прошлом, а более живучи сегодня, чем вчера». «Я всегда работал для своего времени,— объяснял он.— Я никогда не утруждал себя духом искательства. То, что я вижу, я выражаю. Я не занимаюсь ни суждениями, ни экспериментами. Когда я должен что-нибудь сказать, я говорю это так, как мне представляется нужным».

«Нет искусства переходного, а есть только плохие и хорошие художники»,— заключал Пикассо.

Письмо было опубликовано в № 20 за 1926 год. Его оригинал, увы, был утрачен.