Ведущие телеканалы померяются сериалами

На этой неделе начинается очередная битва ведущих телеканалов, но теперь друг другу противостоят вторые сезоны сериалов: «А у нас во дворе…» «Первого канала» и «Годунов» на «России 1». Теперь это борьба не просто за зрителя, но за смыслы. В феномене разбирался «Огонек».

Андрей Архангельский

Оба сериала выходят в один день, 25 марта, но этим вряд ли можно удивить российского зрителя. Контрпрограммирование — старая забава телеканалов: она продолжается десятилетиями. Конечно, это борьба за бюджеты, за рейтинги, но можно ли это назвать борьбой за зрителя? Если не становиться заложником телевизионной логики и посмотреть на это непредвзятым взглядом, чаще всего контрпрограммирование означает попросту передразнивание: одновременно на обоих каналах выходит нечто похожее по формату или набору героев. То есть это попытка не переманить зрителей чем-то «своим», а просто поставить их в тупик.

Но на этот раз противостояние несколько гуманнее и концептуальнее. Его можно назвать программным, поскольку за каждым сериалом на этот раз стоит нечто большее, чем сюжет и набор героев. Обе истории — сериал о нетипичном царе («Годунов») и толерантный детектив («А у нас во дворе…») — следуют в духе мировых тенденций. Обе истории имеют простую внешнюю оболочку и второе дно. «Годунов» — на первый взгляд обычный костюмный сериал «во славу России», со звездами вроде Безрукова или Маковецкого в роли исторических персонажей; о том, как враги, внешние и внутренние, пытаются погубить матушку-Русь. «А у нас во дворе…» построен как обычный набор расследовательских трюков: следователь и его помощница, которые распутывают средней сложности преступления. Но внутри незатейливой конструкции все, конечно, не так просто.

Неправильный царь

Содержание «Годунова» можно узнать из школьного учебника истории (сериал следует в основном исторической хронологии); во втором сезоне, после избрания Годунова царем, мы перемещаемся в Смутное время, которое у нас в общем-то считается отрицательным примером — «так делать нельзя», тем более что и конец Смуты теперь отмечается как государственный праздник (4 ноября). Акцент в первом сезоне был сделан на человеческой составляющей правителя — сына Ивана Грозного, Федора Иоанновича, и его первого министра Годунова.

Первый сезон сериала также заканчивается выборами царя, что для русской истории нетипично и даже скандально. «Чтобы на Руси государя на соборе выбирали?..» Характерна тут и брошенная напоследок фраза Годунова (Сергей Безруков) «действовать надо». Годунов — царь «ненастоящий», как его за глаза и называли; но одновременно обладающий харизмой, хваткой и политическим чутьем.

Постоянные отсылки Годунова к Макиавелли, которого он, конечно же, мог читать, еще более политизируют ситуацию. «Годунов» — редкая на нашем экране попытка показать царя-реформатора и западника. Это попытка создать именно политический сериал, пускай и на очень вегетарианском материале. Ознакомить зрителя с азами политики, где, как нам внушают, «без крови нельзя». Также тут и внушение тезиса об универсальности, а не отдельности всей русской истории и, конечно, о ее цикличности. В любом случае, мы можем говорить об усложнении формата исторического сериала, хотя с оговорками: авторы постоянно одергивают себя, чтобы не было, не дай бог, нежелательных ассоциаций.

Знакомство с другими

«А у нас во дворе…» — история совершенно другого рода, но также касающаяся важной для всех темы — межнациональных отношений. Первый сезон напомнил зрителям о забытых понятиях «интернационализм и дружба народов». Авторы «А у нас во дворе...» (режиссер Ольга Музалева) хорошо «придумали мир», перед тем как расписывать роли. Пара отставной следователь — мигрантка из Узбекистана только на первый взгляд кажется экзотикой. Впервые на экране мигрантка Мавлюда (Равшана Куркова) — не герой скетча, не комический орнамент, а полноценный герой. Таким же коллективным героем является целая мигрантская среда, которая тут, как хор в греческой трагедии, всегда незримо за спиной героя. Авторы не скрывают обидного и несправедливого отношения части жителей Москвы к мигрантам и не делают вид, что это исключение, а, напротив, дают понять, что презрительное отношение к приезжим является своего рода культурным консенсусом. Пошутить про смуглый цвет кожи или разрез глаз, накричать и унизить может практически любой встречный, даже, так сказать, «в целом приличный человек», и все это мы теперь воспринимаем глазами и ушами героини.

Впрочем, в сериале очень скоро наступает момент истины: героиня, прежде носившая оранжевую робу, надевает платье и туфли и приходит в ресторан с распущенными волосами. И вдруг мы понимаем, что для адаптации мигрантам часто достаточно просто перестать чувствовать себя мигрантом, заговорить на языке города, и никаких «мигрантов» больше нет, а есть просто жители мегаполиса. Убедителен тут и актер Сергей Пускепалис, который играет в сериале любимую в народе роль «человека трудной судьбы».

По дороге к психологии

Соперничество именно вторых сезонов заставляет нас также думать о попытке удлинения экранной жизни, что требует от зрителя других навыков.

Традиционно считается, что вторые сезоны и продолжения вполне успешных первых частей в России не удаются. Почему — это почти философский вопрос. Социолог и историк кино Даниил Дондурей полагал, что для успеха вторых и последующих сезонов необходима как бы непрерывность бытия в реальной жизни. «

Продлить» сериальную историю можно лишь в обществе устоявшемся, в обществе, где сложились основные ценности и институты и где есть четкие границы между злом и добром. Коротко говоря, где есть представление о норме.

Иными словами, рассказать историю об изменяющемся герое можно лишь в обществе, где основные правила жизни неизменны. В России, где правила жизни, представления о норме меняются примерно раз в поколение, любую заурядную историю каждый раз приходится рассказывать заново, потому что в очередной раз все изменилось.

«Годунова» не совсем правильно называть «вторым сезоном», скорее всего сериал был снят единым полотном, которое затем просто разрезали ровно посередине — в том месте, где кончается история Годунова-царедворца и начинается история Годунова-правителя. А вот второй сезон «А у нас во дворе…» снимался классически, именно на волне успеха первого. В таком случае на съемки времени даже меньше, чем в первом сезоне, потому что приходится придумывать продолжение прямо с колес. И здесь самое главное — не ошибиться с первым ходом.

Как мы помним, в первом сезоне героиня-мигрантка помещена в ситуацию чужой среды, к которой она вынуждена приспосабливаться всеми силами; на этом строится внутренний конфликт фильма. Во втором сезоне авторы рискнули перевернуть ситуацию: героиня возвращается к себе домой, в Самарканд, а герой вынужден ехать за ней. Таким образом, теперь бравый московский следователь Владимир Каленый оказывается в чужой, незнакомой среде. Насколько хороша эта идея с зеркальным переворачиванием обстоятельств, настолько же неправдоподобна психология поведения героя.

Не нужно строить иллюзий — иная среда предстает перед нами, конечно, в виде туристического буклета, набора стереотипов. Роль среды тут, собственно, играет этнография: знакомство с иным начинается весьма предсказуемо с гастрономических чудес — всех этих диковинных названий блюд и напитков, а также сочных видов природы, отар овец и восточного базара; некоторое разнообразие вносят европеизированные гостиницы и весьма продвинутые местные помощники героев.

Правда, авторы немного позволяют себе поиграть в параллельный абсурд. Герой вынужден притворяться чабаном, местные органы тотчас интересуются, есть ли регистрация, просят показать паспорт. Но, естественно, никто в серьезность паспортного контроля тут не верит, включая и самого героя.

С психологией поведения героя авторы допустили, как представляется, главную ошибку. В отличие от Мавлюды, для которой Москва является предсказуемо враждебным, чужим пространством, следователь Каленый ведет себя за границей так, как будто приехал в Узбекскую ССР 1980-х годов. Те более что все тут бегло говорят по-русски, все ему рады, все зовут разломить лепешку, бросаются услужливо помогать и так далее. С одной стороны, это выглядит хорошо — что не везде гостей встречают как, допустим, в «Москве пятиэтажек»; и это также можно отметить как продолжение гуманистической и космополитической линии, которую взял «Первый канал». Но, с другой стороны, вся эта благость, конечно, сильно снижает градус достоверности по сравнению с первым сезоном. Но все-таки есть надежда, что с развитием сюжета достоверности станет больше.

Вторая жизнь сериала

В любом случае второй сезон — причем не адаптация, а продолжение собственного оригинального материала — это попытка усложнения разговора со зрителем. Втягивание зрителя в более длительную, чем на один сезон, историю, настраивает его на более длительную экранную жизнь, требуя большего внимания и терпения.

Оба сериала знаменуют также и две расходящиеся генеральные линии телеканалов.

По сложившейся традиции функции общественного и частного у нас разделены. Согласно этой градации, телеканал «Россия 1» отвечает сегодня за «государственную» жизнь, а «Первый» — за частную, человеческую. Конечно, они не сами выбирают эти роли, а выполняют некое общественное поручение. Именно это деление, однако, и ставит в тупик: в реальной жизни разделить общественное и частное все более проблематично. Но это, по-видимому, главное табу, стереотип, в плену которого находятся телеканалы: что отдельно существует какая-то частная жизнь и политика, спортивная жизнь и культурная и эти сегменты между собой никак не пересекаются. Парадокс нового времени, однако, в том, что все эти сегменты сегодня сливаются до неразличимости, тем более с виртуализацией медиа и появлением соцсетей. И отличить жизнь от политики уже невозможно. Суть «революции сериалов», которая случилась в Америке лет семь назад, именно в том, что все перемешалось в жизни человека — личное и общественное,— и это требует от героя, так сказать, новой ответственности. Все теперь зависит от каждого поступка, от каждого человека, от тебя лично — это и есть основной месседж нового сериала. Российские телеканалы предлагают по старинке разделять жизнь на, условно говоря, «завтрак, обед и ужин». Однако только что рассмотренные сериалы сами как раз и опровергают эту схему. Они доказывают, что разделить частное и общественное теперь невозможно, даже в историческом повествовании времен Бориса Годунова.

Следующим этапом развития будет такой российский сериал, в котором мы увидим героя в естественной современной среде, где чтение новостей неотделимо от бытовых забот, где разговор с сослуживцем перескакивает с машины-дачи-семьи на политику, как и бывает в жизни.

До такого, конечно, мы еще не скоро доживем, но, по крайней мере, рассматривая феномен вторых сезонов, о каком-то усложнении повествования можно говорить уже сегодня.