Глеб Черкасов о том, как операция НАТО в Югославии весной 1999 года навсегда изменила российскую политику

На моей памяти США удалось результативно вмешаться в российские дела только один раз. Получилось это не то чтобы сознательно и уж точно не на пользу Вашингтону.

Москва 90-х годов знавала разные митинги и шествия, но в конце марта 1999-го на Новинском бульваре около американского посольства происходило что-то совсем непривычное. Люди стояли по обе стороны Садового кольца: те, кто спокойнее,— через дорогу, кто порадикальнее — на тротуаре, рядом со зданием. Иногда скандировали «Сербия, Сербия», как будто генерал Уэсли Кларк, командующий войсками НАТО в Югославии, прятался за глухими шторами посольского здания на Новинском бульваре и мог что-то услышать. Профессиональные митингующие либо отсутствовали, либо были незаметны на общем фоне.

Проезжавшие мимо машины приветственно гудели обеим сторонам Садового кольца. Манифестантов поддерживали и потрепанные «Жигули», и буржуазные «Форд Мондео», и вполне определенного по тем временам статуса джипы «Паджеро». Разных сословий были и люди, протестовавшие около посольства: девушка в недешевой шубе стояла рядом с пенсионеркой в потертом пальто брежневских времен, мужчина средних лет убирал в карман мобильный телефон (по тем временам очевидный признак процветания), чтобы присоединиться к группе молодых ребят в шарфах футбольных клубов, как раз решивших напомнить американскому посольству: «Сербия, Сербия».

Протест не ограничивался пространством около американского посольства. Популярная на тот момент рок-группа прерывала свой концерт в модном клубе, чтобы как следует отругать Билла Клинтона и НАТО за бомбежки Белграда. «Сербия, Сербия»,— столь же решительно отвечали зрители. Многие из них за несколько месяцев до того имели довольно смутное представление о том, что происходит на Балканах.

Война в бывшей Югославии шла к этому времени больше восьми лет. Но именно в марте 1999-го она настолько зацепила практически всех, что на дальний план ушли все остальные проблемы и заботы. Всех недовольных и протестовавших против событий на Балканах не могла бы объединить ни одна политическая платформа, какой бы широкой она ни была.

Финансовые кризисы и их последствия, инфляция и нехватка денег, кризис 1998-го, за Ельцина или против Ельцина, ветераном какой из оборон Белого дома ты являлся — в марте 1999 года все это выглядело сущими пустяками.

Куда важнее было ощущение несправедливости и страха. И любой, кто хоть как-то помогал сгладить это ощущение, становился настоящим защитником от всех напастей. Премьер-министр Евгений Примаков к середине марта лидировал по всем рейтингам и считался самым вероятным кандидатом в президенты — но разворот самолета над Атлантикой превратил его в сверхпопулярного героя. Которому, казалось, остался всего один шажочек до главного кресла страны.

Протесты около американского посольства прекратились довольно быстро: неизвестный человек выстрелил по зданию посольства из гранатомета, и после этого милиция, воспользовавшись случаем, очистила пространство на Новинском бульваре. Тема остывала. Официальная Москва и успокаивавшиеся протестанты играли на разных сторонах. Группа администраторов и бизнесменов, осуществивших успешный транзит власти в конце 1999-го, за полгода до этого приложила немалые усилия, чтобы власти Сербии пошли на мировую (миссия была возложена на Виктора Черномырдина, действовавшего при активной поддержке администрации президента). Тема войны в Югославии почти не поднималась в ходе парламентской избирательной кампании — и мартовский герой Евгений Примаков проиграл ее вчистую. Первый путинский срок стал периодом предельно близких отношений между Россией и Западом, а март 1999 года, казалось, остался лишь эпизодом из недавних, но уже забытых времен.

Но именно март 1999-го стал формировать в гражданине России чуткость и внимательность к любым внешнеполитическим вопросам, которые общественное мнение решало считать важными.

До того население страны больше интересовалось экономическими обстоятельствами или, проще говоря, собственным выживанием. После марта 1999 года людям, конечно, не стало совсем наплевать на собственный кошелек. Просто в кризисной ситуации он оказывался не в приоритете. В полной мере это проявилось в 2014 году, когда любые экономические возражения относительно курса российских властей просто никто и не слушал.

Неизвестно, что бы получилось, если бы НАТО, и прежде всего США, приняло в начале 1999 года другую стратегию в отношении Сербии. Вряд ли руководители блока думали тогда о том, что меняют российскую политику, и, возможно, эта перемена пришла навсегда.