Не стало Георгия Данелии

На прошлой неделе ушел режиссер Георгий Данелия; он придумал целый мир, в котором мы все до сих пор живем.

Андрей Архангельский

Данелия часто сравнивал себя с пассажиром, который не успел заскочить в трамвай; трамваем он называл постсоветское время. Он не скрывал, что не понимает, не успевает, не улавливает ритма новой жизни. В качестве утешения, вероятно, до него доносились фразы или звуки из его легендарных кинофильмов — их до сих пор предпочитают использовать в качестве рингтона в каждом втором-третьем смартфоне страны.

Пересматривая его фильмы сегодня, мы видим их прежде всего как попытку ужиться, договориться с советским миром. Отыскать там универсальные ценности, найти мягкость посреди всей этой железной поступи, гуманизировать ее и утончить.

Данелия превращал советского человека в просто человека, и в этом смысле он был не просто художником, но — философом кино.

Его дар убеждения имел один удивительный эффект — кроме прочих. Люди, которые сегодня с ностальгией вспоминают прошлое, повторяя, что раньше «все были добрее, никакой вражды не было, все жили дружно», на самом деле пересказывают фильмы того же Данелии, в первую очередь «Мимино», который в массовой памяти давно слился с реальностью. Мир, созданный им на экране, был тем более убедителен, что состоял вовсе не из строителей светлого будущего, а из людей сложных, странных и даже запутавшихся, как в «Осеннем марафоне». Отчего же тогда этот мир получался таким притягательным? Именно из-за несовершенства его обитателей и едва уловимой надежды. Данелия умел создавать на экране жизнь, которой ты сам, может быть, и не видел, но у тебя было стойкое ощущение, что где-то рядом она точно есть: в соседнем дворе, на соседней улице или, выражаясь языком «Я шагаю по Москве»,— где-то «в соседней секции ГУМа». Данелия создал мир, в котором вот-вот «все откроется», «все подвезут» и всем всего хватит. Принято говорить, что большой художник снимает для себя, или для близких людей, или для узкого круга понимающих. Если применить эту конструкцию к Данелии, можно сказать, что он снимал «кино для соседей». Это было именно соседское, братское, солидарное кино, кино горизонтальных связей, как сказали бы сегодня. И теперь, когда Данелии не стало, мы с полным правом можем сказать: сегодня так уже не умеют.