Йенс Лекман — о поддержке музыкантов в Швеции, мрачных мыслях и советском кино

5 июня в московском «Главклубе» официальный сайт Швеции ru.sweden.se отмечает Национальный день страны большим праздничным концертом. В числе заявленных артистов — данс-рокеры Mando Diao и меланхоличный крунер, флагман знаменитого лейбла Secretly Canadian Йенс Лекман. Mando Diao не выступали в Москве восемь лет, Лекман — двенадцать. Григорий Гольденцвайг поговорил с Йенсом Лекманом о выходе из тьмы, советском хорроре и змеях на концертах.

— По твоей музыке может сложиться ощущение, что ты такой бодрый жизнелюб с чувством юмора: облако иронии, воздушные аранжировки, светлые органы да гавайские гитары...

— Ну нет. Если разобраться, я кладу довольно печальные тексты на радостные мелодии. Наверное, потому, что хочу писать о сложных вещах, но как сонграйтер чувствую ответственность за то, чтобы не бомбить слушателя горем и страданием. Думаю о том, чтобы указать путь к выходу из темноты. Часто это удается с помощью такой воздушной легкости в музыке — пишешь грустную песню, но наполняешь ее драйвом, добавляешь дум-дум-дум-бас-барабан, который дает чувство движения вперед, выхода на волю. Сам я тот еще пессимист. Застреваю в мрачных мыслях чаще, чем хотел бы. Но знаю... по крайней мере, хочу знать, что есть выход. И музыка — та дорога, которая выводит из этого состояния. Я пишу песни, чтобы выйти из тьмы.

— Моя любимая строчка из Йенса Лекмана — «When people think of Sweden / They have a wrong idea / They normally think that Sweden / Is just porn and honorrhea» («Когда люди думают о Швеции, у них складывается ошибочное представление. Обычно они представляют себе порно и гонорею»). Ты выступаешь на Дне Швеции в Москве. Какова, на твой взгляд, «the right idea» о Швеции? Что надо о ней знать?

— Сложный вопрос. У думающего человека отношения с родиной простыми не бывают. Мне кажется, естественно фокусироваться в первую очередь на том, что требует улучшения. Я испытываю большую гордость за всю ту замечательную музыку, которая родилась в Швеции, и за те предпосылки для ее возникновения, которые были здесь созданы. Конкретно — я говорю о развитой системе стипендий и поддержки музыкантов, культуры в целом. И да, я сильно обеспокоен тем, что это поле сжимается и сокращается.

— Чем запомнилась Москва, где ты выступал единственный раз в 2007 году? Если запомнилась.

— Ты решишь, что я сошел с ума, но мне кажется, я видел на своем концерте, в зале у бара, человека со змеей. И вот стою я, пою и думаю: они тут реально со змеями на концерты ходят? Могло такое быть?

— Сомневаюсь. Но я видел в зале на этом московском концерте саундпродюсера Depeche Mode и The Knife Кристоффера Берга, группу Nurse With Wound с Дэвидом Тибетом и съемочную группу Роя Андерссона. В такой компании змея не выглядит чем-то странным.

— Ну, может быть. Для меня Россия это скорее кино — я обожаю старые русские фильмы, прежде всего ваш фантастический жанр волшебных сказок. Ты вот смотрел «Марью-искусницу»? В моем микрорайоне был магазин, где торговали DVD с польскими, русскими и другими восточноевропейскими фильмами. Я совершенно случайно его купил — и влюбился в волшебные эффекты. Не понимаю, как они все это тогда делали. И фильм ужасов советский обожаю, как он назывался – ВИЧ?

— «Вий»?

— Такой, 60-х годов, ведьма и юноша, основан на сказочной истории. Опять-таки: как они смогли такие эффекты сделать? Невероятно красиво — и физически неприятно одновременно. Потом, я люблю анимацию Александра Петрова, «Старик и море», «Сон смешного человека», если слышал. Из того, что смотрели, наверно, все — «Левиафан», конечно. И «Русский ковчег».

Я вообще, должен сказать, из кино значительно больше черпаю вдохновения, чем из музыки. И из книг или стендапа — больше, чем из музыки. Мало слушаю. Мне нарративы интересны.

Это ведь обычное дело: сложно вдохновляться своими собственными медиа. Разве что когда бегаю, слушаю: классику... оперу... Вот сегодня Александр Бородин у меня играл во время пробежки.

— У тебя есть план B на случай, если музыка надоест или захочется заняться чем-то другим? В какой роли ты мог бы себя представить?

— О нет. Ни в какой. У меня нет образования. Нет водительских прав. Нет CV. Я никогда не работал. Если музыка уйдет — это конец. Я слушаю рассказы. Когда-то проскочила мысль (ставшая песней, кстати), что я мог бы работать социальным ассистентом — сидеть и слушать других. Но я быстро понял, что эта работа тоже все-таки скорее о другом. Я же работаю слушателем.

— Прозу не пишешь?

— Я только что закончил один киносценарий — рассказывать о нем не могу пока. Сценарий для сериала с удовольствием бы попробовал. Но каждый раз, когда я начинаю писать текст, происходит одно и то же: в какой-то момент думаю: вот под этот кусок было бы лучше гитарное соло подложить, а сюда струнные добавить — и текст становится песней. Музыка словоемка, там не нужно много текста, сама музыка говорит более чем достаточно. И для меня музыка — это самостоятельный, равноправный язык.