Василий Корецкий о фильме «Пазолини»

На фестивале Zerkalo Special Fest покажут фильм Абеля Феррары «Пазолини». Спустя пять лет после премьеры в Венеции фильм о последних днях жизни Пазолини смотрится как злободневное высказывание: радикальные жесты итальянского режиссера и поэта неожиданно рифмуются с недавними громкими скандалами вокруг «Дау» и «Дома, который построил Джек». В Москве фильм представит один из соавторов сценария, призер Берлинского кинофестиваля («Серебряный медведь» за лучший сценарий «Пираньи Неаполя») Маурицио Брауччи

«Пазолини» — не байопик. Это вообще не портрет великого режиссера, а скорее портрет места и времени — Италии 1970-х. Сам Пазолини возникает тут как художник (писатель, поэт, публицист), в фигуре которого это время воплотилось наиболее полно и парадоксально: «свинцовые годы», когда секс, насилие и политика оказались связанными в тугой узел. Крах идей 1968-го и радикализация как левых, так и правых, политические убийства (о смерти главы итальянской нефтегазовой компании ENI Энрико Маттеи в спровоцированной авиакатастрофе Пазолини напишет роман «Нефть», одна из глав которого будет украдена сразу после его загадочной смерти на пляже Остии) — все это вместе с умопомрачительной, снятой в глянцевой стилистике Соррентино римской архитектурой становится частью того ландшафта, на фоне которого проходят последние дни Пазолини.

Абель Феррара показывает на экране противоречивую, расслаивающуюся реальность Италии 1970-х — через череду противоречий, из которых состоит публичная биография Пазолини. Пока подростки-проститутки кучкуются на углах и получают деньги и указания от мутных типов в штатском, Пазолини, интеллектуал, не чуждый любви к хорошей кухне и модной одежде, работает в кабинете, обедает с родственниками, дает интервью. Пустая бессобытийность, затишье перед финальной бурей — фильм заканчивается той самой расправой в Остии. Еще одна реальность — авторские видения, ожившие сцены из «Нефти»: светские рауты, взрыв в салоне самолета, сцены двойной жизни протагониста, днем вращающегося в высших кругах, а ночью опускающегося на дно римского гей-андерграунда. И наконец, внутри своей картины Феррара реконструирует фильм «Porno-Teo-Kolossal», так и не законченный Пазолини (одну из ролей в этом кино-двойнике играет постаревший Нинетто Даволи, любовник и постоянный актер-талисман Пазолини). Тексты, реальность и фильмы смешиваются в пульсирующий жестокими страстями фантазм — так о Пазолини, наверное, мог бы рассказывать режиссер широкой души Федерико Феллини, а не злой Феррара. Впрочем, злость тут, несомненно, присутствует: в резких чертах Уиллема Дэфо, играющего Пазолини без претензий на сходство (от канонического образа — только квадратные очки).

Поразительно, что сегодня, спустя пять лет после премьеры, фильм о событиях 1975-го обрел неожиданную актуальность. «Пазолини» начинается с сеанса скандальной экранизации де Сада «120 дней Содома» — одновременно и «Дау», и «Дома, который построил Джек» своего времени. Тут же в интервью Пазолини говорит, что скандализировать публику приятно, потом произносит слово «моралисты» в качестве ругательства, а на вопрос: «Эти актеры — мазохисты?» — отвечает: «Если я их выбрал, то да». И эта позиция не выглядит позой или мыслепреступлением: в ситуации войны (а в 1970-х на улицах Италии шла настоящая война со взрывами, перестрелками и захватом заложников) режиссер не щадил себя куда больше, чем публику или актеров (разумеется, все слухи о реальных оргиях на съемках «120 дней Содома» были не больше чем газетными утками: вместо фекалий, к примеру, группа использовала шоколад).

Правда в том, что Пазолини ненавидели многие, и версия его убийства людьми из нефтянки — лишь одна из существующих (хотя и наиболее вероятная). Но Феррара и не строит предположений: сохранить личность героя в ее цельной энигматичности для него, кажется, важнее, чем написать памфлет или агитку за все хорошее. Рим 1975-го сложен и неоднозначен, это рай и ад одновременно. Сложен и герой Дэфо, дважды оппозиционер (во время студенческих бунтов 1960-х Пазолини сочувствовал карабинерам, имеющим пролетарское или крестьянское происхождение, а не мелкобуржуазным студентам, и даже написал об этом провокационный и пронзительный текст «Компартия — молодежи»), поэт, ведущий журналистские расследования, эстет, гоняющий в футбол с уличными мальчишками, марксист, вдохновляющийся христианской иконографией и сюжетами. Его поздние фильмы, состоявшие сплошь из дионисийских оргий, неявно противопоставлены его образу жизни — дисциплинированному и аскетичному.

Гибель главного героя на экране становится таким же продолжением итальянской традиции, словно она предписана самой национальной культурой, как оперная смерть мафиозных донов в «Крестном отце». Серые лучи восходящего солнца освещают лежащий в песке труп, ежатся от холода окружившие его зеваки, звучит ария из «Севильского цирюльника» Россини. Тихий голосок заглушает звериный вопль безутешной матери.

«Каро 11 Октябрь», 22 июня, 16.00