«Свободный полет» в Новой Третьяковке

В бывшем ЦДХ, который теперь называется Западным крылом Новой Третьяковки, открылась выставка «Свободный полет», устроенная Музеем AZ. На ней побывал Андрей Плахов.

У выставки богатая предыстория. Все началось в Москве в 2016 году с экспозиции «Предвидение», вдохновленной «Сталкером» Андрея Тарковского и работами художника Петра Беленка. Год спустя развернулась другая выставка — «Прорыв в прошлое. Тарковский & Плавинский». Потом Музей AZ выезжал во Флоренцию и Монцу, где прошли две версии выставки «Новый полет на Солярис». В этот воображаемый полет отправились работы двенадцати художников середины ХХ столетия — тех же Плавинского и Беленка, но также Анатолия Зверева, Лидии Мастерковой, Олега Целкова, Франциско Инфанте… Так сформировался сквозной сюжет — перекличка идей Тарковского с работами художников-нонконформистов, или, как предпочитают именовать это явление в Музее AZ, «советского Ренессанса».

Представить всю выставочную трилогию в новом здании Третьяковки — задача столь же амбициозная, сколь неподъемная. Кто бывал здесь, скажем, на ярмарке non/fiction, тому знакомо чувство клаустрофобии в огромном помещении, разбитом на десятки клетушек и превращенном в хаотичный лабиринт. Команда Музея AZ расчистила это пространство и построила свой собственный «лабиринт» по законам художественной логики и красоты. И здание ЦДХ, впитавшее модернистские идеи 1960–1970-х (как раз когда творили Тарковский и его современники-художники), ожило; стало понятно, зачем Рем Колхас возьмется за радикальную перестройку Новой Третьяковки.

Укрощение пространства — первое сильное впечатление от выставки. Оно потребовало больших затрат, но еще со времен итальянской эпопеи стало понятно, что директор Музея AZ меценат Наталия Опалева не скупится, когда дело того стоит. А Полина Лобачевская, автор и куратор проекта, столь же щедра на самые безумные творческие идеи. В свое время один из лучших педагогов ВГИКа, она тонко чувствует взаимосвязь авторского кинематографа с изобразительными искусствами. Остановленные мгновения из фильмов Тарковского сродни живописным шедеврам высшей пробы. А травматические сны Владимира Яковлева и лунные пейзажи Юло Соостера, археологические натюрморты Дмитрия Краснопевцева и бронзовые распятия Эрнста Неизвестного, «экзистенциальные ящики» Владимира Янкилевского и кубистические композиции Владимира Немухина оживлены видеохудожником Александром Долгиным (увы, не дожившим до открытия выставки) и превращены в аналог философского кинематографа.

Полина Лобачевская и дизайнер Геннадий Синев придумали какой-то скрытый механизм притяжения, который затягивает в воронку эмоций и смыслов. Зритель сначала попадает в большой зал, посвященный «Андрею Рублеву» и творчеству Дмитрия Плавинского. Здесь самое интересное — игра горизонталей и вертикалей, перекрытий и колонн: она находит соответствие в решении вычленить из широкоэкранного фильма Тарковского главных персонажей и представить каждого на вытянутом вертикальном панно. Идея шестидесятников, вновь актуальная сегодня: толпа, народ состоит из индивидуумов, и, только вычленив их, можно создать непервобытное, свободное общество и искусство. Однако в каждом закодирована историческая, мифологическая и биологическая память: к ее шифрам и символам обращается в своих великолепных работах Плавинский.

А потом, уже получив ударную дозу впечатлений, зритель обнаруживает, что находится только в начале пути. Вторая часть экспозиции — «Предвидение» — привлекает особенное внимание в связи с 40-летним юбилеем «Сталкера» и появлением сериала «Чернобыль». К этим «тэгам» примериваются экология, феминизм и другие наваждения ХХI века, однако Музей AZ убежден, что классику не надо осовременивать искусственно. Когда мы входим в сужающийся черный коридор и видим работы «панического реалиста» Петра Беленка, на другой стене — кадры из «Сталкера», а напротив — фотографии Виктории Ивлевой, первой вошедшей в кратер чернобыльского реактора, экспонаты говорят сами за себя.

И наконец — зеркальный коридор «Нового полета на Солярис» с космической инсталляцией Платона Инфанте в центре и видеопогружением в «Охотников на снегу» Брейгеля в конце. У видевших «Новый полет на Солярис» во флорентийском барочном дворце Фонда Дзеффирелли возникает соблазн сравнения, но лучше этого не делать. Новая версия не уступает прежней ни по глубине, ни по силе воздействия, но она вписана в другой контекст. Отошли на второй план параллели с итальянским искусством, на первый вышли поиски пути к сердцам российских зрителей — особенно молодых, «ренессансных» эпох не знающих. Зрелище, которое им предлагают, порой мрачно и аскетично, путь, который надо пройти, тревожен: из глубины веков — через современную катастрофу цивилизации — в неведомое будущее, в безграничный космос, куда мы возьмем только лучшее из земного опыта. Возьмем, условно говоря, Брейгеля, Тарковского, фильмы двенадцати «апостолов», которые о нем высказываются (от Феллини до Триера), и картины еще двенадцати художников, представленных на выставке. А зеркальная обшивка космического корабля под названием «Советский Ренессанс» намекает на следующую остановку команды Музея AZ: как знать, возможно, ею станет фильм «Зеркало».