Как письмо Шолохова сохранило историческую станицу

Письмо Михаила Шолохова в защиту станицы Старочеркасской, впервые опубликованное в «Огоньке» в 1985 году, спасло уникальный памятник архитектуры и в течение 30 лет служило охранной грамотой для местного музея. Вспоминает непосредственный участник этих событий.

Владислав Отрошенко, писатель

…У донских казаков в разные эпохи было несколько городков, где размещалась главная Войска,— именно так, в женском роде; существительных среднего рода донцы не употребляли, что остается загадкой для лингвистов.

Было время, когда главная Войска, то есть войсковой атаман и старшины, представлявшие собою столичную администрацию казаков, сидели в Раздорском городке на острове Поречном. В другое время столицей был городок, именовавшийся Монастырским. Самая ранняя из известных казачьих столиц носила непристойное название — посольские дьяки в Москве называли ее в официальных документах громоздким эвфемизмом Городок Стыдное Имя. Если не тревожить их тени, то лучше назвать его на латыни: Ieboc — так он именовался на карте голландского картографа Исаака Массы. Отборный мат в топонимике, как и матерный юмор, явление у казаков обычное. Была, например, донская станица по прозванию Баба [передним местом] ласкиря поймала,— казачки, разумеется, купались голыми. Чуть выше по Дону, на острове, который античные географы называли Лисьим, возник в начале XVII века Черкасск.

Ни Раздоры, ни Монастырский городок, ни славный город с неприличным именем, где атаман и старшины судили и наказывали станичников, то есть попросту «делали втык», отсюда и название, увы, не уцелели.

Из всех стихийных казачьих столиц, которые перекочевывали в военных целях с места на место по берегам и островам Дона, сохранилась только одна, предпоследняя по времени и наиболее долгоживущая — ей четыре века. Это тот самый столичный город Черкасск, до которого можно было доплыть от Ростова за 40 минут на скоростном судне с подводными крыльями. Последняя столица — мой родной город Новочеркасск — не в счет. По своей природе он родственник Петербургу. Как и старший брат, он «умышленный». Его заложил в 1804 году по именному указу царя Александра I граф Матвей Платов. Строилась эта новая столица по единому градостроительному плану: расчерчивал ее улицы и площади, облюбовав для нее гору Бирючий Кут у реки Аксай, инженер Де-Волан родом из герцогства Брабант (герой моей повести «Дело об инженерском городе»); над обликом трудились итальянцы — Бельтрами, Вальпреди, Кампьони.

То драматическое обстоятельство, что Черкасск после переноса столицы на холм Бирючий Кут был разжалован в рядовую станицу Старочеркасскую, в конце концов оказалось — кто мог подумать! — счастливым для казачьего форта на речном острове.

Городок ускользнул от тяжелой поступи прогресса. Его не затронула, как Новочеркасск, градостроительная горячка советских чиновников, усугубленная неизлечимой фанаберией.

На территории Старого Черкасска, благоразумно превратившегося в захолустье, не возводили экологически убийственных фабрик и заводов; не сносили бульдозерами напропалую старинные постройки, чтоб освободить место для какого-нибудь бетонного параллелепипеда; не выращивали азартно и беспорядочно хрущевок.

Столица уцелела в звании станицы. Пускай не в первозданном виде, но граф Платов, родившийся в Черкасске, и царь Александр Павлович, не жаловавший этот подозрительно неприступный городок, защищенный речными водами, пожалуй, не сразу бы догадались, что век на дворе не их, случись им воскреснуть и очутиться на улицах Старочеркасской в 1985 году.

Однако в том же 1985-м все могло трагически перемениться. Поговорив с местными жителями, а потом и с музейными сотрудниками, среди которых был историк Михаил Астапенко, я узнал, что городок, чудом увернувшийся от советских «улучшений», все же обречен — и на хрущевки, и на бульдозеры, и на параллелепипеды. Областные партийцы и чиновники для какой-то неясной цели, быть может, просто для того, чтоб наверху в Москве обратили внимание на их задорную и деятельную натуру, решили раскинуть в Старочеркасской большой птицекомбинат с сопутствующим ему бетонно-блочным поселком.

Старинные улицы, церкви, площадь с трофеями, вывезенными казаками во время Азовского осадного сидения в XVII веке, Атаманское подворье, дом Кондратия Булавина, уникальный по архитектуре Войсковой Воскресенский собор петровской эпохи, а главное — неповторимый вид и дух казачьего городка, простоявшего на острове несколько столетий,— все побоку.

— Но... как это возможно? — спрашивал я у музейных работников.— Ведь станице Старочеркасской еще в 1970 году присвоен статус музея-заповедника... Было даже на этот счет какое-то письмо Шолохова в правительство, и в Москве согласились сохранить исторический вид городка...

— Да, согласились,— отвечали музейные работники.— Да, было письмо. Но где оно теперь?.. И что в нем написано? (письмо было написано в 1970 году.— «О»). Местные чиновники при упоминании письма реагировали точно так же: «Какое такое письмо Шолохова?.. Ах, он писал!.. Ах, в правительство!.. А вы нам его покажите!.. То-то же!.. Покиньте кабинет!»

Показать и доказать было невозможно. И чиновники хорошо это знали. Шансов у просителей из Старочеркасского музея-заповедника практически не было. Шолохов лежал в могиле (писатель умер в 1984 году.— «О»). Похоронено было и письмо. Молчать советские архивы умели не хуже могил.

Вот если бы найти это письмо и опубликовать, говорили музейные работники. И не где-нибудь, а в «Огоньке»... Вот тогда можно было бы все остановить!..

И действительно — не где-нибудь...

«Огонек» на тот момент был самым влиятельным СМИ на 1/6 части суши, занимаемой СССР.

…Шел 1985 год. Двухэтажный саркофаг для правительственных документов Российской Советской Федеративной Социалистической Республики находился неподалеку от моей тогдашней службы — на улице Землячки, ныне Большой Татарской. Если письмо Шолохова сохранилось, думал я, то оно должно быть там. На моем служебном удостоверении было начертано золотом по бордовому: Гостелерадио СССР. Корочка производила впечатление в отечественных учреждениях: с ней пускали, давали, показывали. Я выдумал «редакционное задание» — якобы срочно нужен в эфир материал об общественной деятельности Шолохова. Боевитая неприступность кордонов, расставленных на пути к хранилищу правительственных документов, была преодолена с помощью этого служебного удостоверения и твердого уверения в том, что материал ждет сам председатель Гостелерадио Советского Союза товарищ Лапин...

Письмо Шолохова от 1970 года о необходимости сохранить Старый Черкасск, адресованное политбюро ЦК КПСС и главе республиканского правительства, я действительно нашел в архиве и скопировал. Затем, как и задумывалось, в №37 «Огонька» за 1985 год (см. иллюстрацию) мы с историком Михаилом Астапенко опубликовали этот документ, в котором говорилось об исторической уникальности, культурной и архитектурной ценности Старого Черкасска.

…Огоньковский эффект был поразительный. Как только письмо вышло в «Огоньке», из голов местных партийных чиновников улетучились даже помыслы об «улучшении» столицы, разжалованной в станицы. Можно сказать, благодаря этому письму станица до сих пор сохранила свой исторический облик.