Газета «Коммерсантъ» в Черноземье провела Круглый стол с представителями агропромышленного комплекса Воронежской области, телекома и государственных органов. Участники мероприятия обсудили курс федеральных властей на наращивание экспорта продукции АПК, определили целесообразность отдельных мер поддержки и обозначили основные проблемы в развитии экспорта. В разговоре участвовали заместитель гендиректора группы «Продимекс» Вадим Ерыженский, гендиректор холдинга «Молвест» Анатолий Лосев и его заместитель Борис Дехаев, гендиректор УК «Черноземье» Эдуард Краснов, гендиректор ООО «Олсам» Павел Краснов, директор Ростовского филиала «КРЦ ЭФКО Каскад» Руслан Сумишевский, гендиректор филиала «САФ-Нева» Виталий Высоцкий, глава ГК «Верхнехавский агрохолдинг» Антон Пермяков, руководитель по развитию корпоративного бизнеса МегаФона в Воронежской области Алексей Дякун (сейчас руководитель подразделения в Майкопе), замруководителя областного департамента аграрной политики Алексей Попов и руководитель Центра координации поддержки экспорта Воронежской области Роман Голованев.

Модератор: В России стартует проект «Экспорт продукции АПК», цель которого – нарастить зарубежные поставки сельхозпродукции до $45 млрд в 2024 году. Воронежская область в рамках проекта также должна будет увеличить экспорт до более чем $1 млрд в год. В нашем обсуждении мы не будем ограничиваться рамками и параметрами федерального проекта, а попробуем поразмышлять, какие отрасли реально могут увеличить экспорт продукции и есть ли в этом необходимость. Но для начала следует оценить, какие задачи ставятся перед Воронежской областью в рамках проекта «Экспорт продукции АПК».

Алексей Попов: Основной целевой показатель - наращивание экспорта продукции АПК Воронежской области до $1,117 млрд в 2024 году. В 2019 году Воронежская область должна экспортировать продукцию на $650 млн. Традиционные наши экспортные продукты – это подсолнечное масло, подсолнечный шрот, сахар, кондитерская продукция. Неплохие перспективы просматриваются по свиноводческой продукции, но здесь вопрос в том, какие рынки Минсельхоз откроет для свинины. И высокий потенциал мы видим у молочной продукции: в регионе есть два крупных игрока – компании «Молвест» и «Экониваагро», которые могут поставлять продукцию за рубеж.

Выбор этих отраслей обусловлен тем, что в них увеличивается производство, особенно свинины и молочной продукции. «Экониваагро» во второй половине 2019 года или в следующем году приступает к строительству завода в Бобровском районе с объемом переработки 2 тыс. т молока в сутки. «Молвест» завершает реализацию проекта по производству сухого сывороточного протеина из молока, который тоже имеет довольно-таки высокий экспортный потенциал. И также высокий потенциал мы видим по экспорту ультрапастеризованного молока, в частности в Китай.

Кондитерская отрасль представлена двумя компаниями – Воронежской кондитерской фабрикой и КДВ. У КДВ мощность составляет до 450 тыс. т продукции в год, компания постоянно наращивает оборот и уже экспортирует продукцию на рынки СНГ. По масличным у нас три лидера-переработчика – «Эфко», «Бунге», «Благо». Экспортный потенциал здесь довольно высокий, но он ограничен внешними рынками и загрузкой заводов лишь на 50-60% мощности. То есть мощности по переработке в Воронежской области – 2,5 млн т, фактически перерабатывается около 1,5 млн т. При этом в области производится до 1 млн т подсолнечника. Возможности для наращивания производства есть, но есть и существенные ограничения по цене продукции, в частности на китайском и индийском рынках.

Есть и проблема ценовой конкурентоспособности. К примеру, себестоимость производства свинины у нас выше, чем в Америке или европейских странах. Тем не менее, Минсельхоз пытается открыть рынки свинины Китая и Индии, рынки масла, сахара. Ну и, конечно, остается серьезным экспортный потенциал зерновой группы – пшеницы, ячменя, зернобобовых. Сейчас на зерно приходится до 70% экспорта Воронежской области. При этом губернатором поставлена задача увеличить объем экспорта, снижая долю в нем зерна, то есть экспортировать готовую продукцию. Но до 2021 года, скорее всего, экспорт зерна по-прежнему будет занимать значимую долю.

Несколько слов о поддержке, которую планируется оказывать экспортерам. Вышло постановление Минсельхоза о предоставлении льготных кредитов, но в нем прописано только взаимодействие между банками и Министерством сельского хозяйства. Утверждается порядок взаимодействия с юридическими лицами. В нем закладываются определенные целевые показатели. На данный момент самый объективный показатель – планируемый объем экспорта, возможно, какие-то еще показатели будут прописаны.

Модератор: Какие задачи будут решать департамент на региональном уровне?

Алексей Попов: Департамент работает над упрощением взаимодействия производителей с таможней и налоговыми органами. У нас есть понимание, какие проблемы существуют у каждой отрасли, какая помощь требуется от государства. Планируется создание «зонтичного» бренда Воронежской области. Ведь существует значительный пласт средних и мелких компаний, которые производят небольшие объемы продукции – поставляют, к примеру, семена горчицы. Чтобы эти компании могли выйти на экспорт, мы должны создать такой «зонтичный» бренд. То есть департамент работает по двум направлениям: помощь крупному бизнесу и вывод на зарубежные рынки малого и среднего. Во втором случае работа сложнее, так как компаний много, их нужно убеждать, помогать им решать проблемы. Здесь нам помогает центр поддержки экспорта.

Модератор: Как именно помогает?

Роман Голованев: Главная наша с Российским экспортным центром (РЭЦ) задача – увеличить не только объемы экспорта, но и количество воронежских экспортеров, выявить потенциальных экспортеров и показать им, что не так уж это все страшно и сложно. Для этого мы организовываем комплексную консультационно-организационную поддержку на различных этапах экспорта, занимаемся организацией международных выставок и бизнес-миссий, берем на себя ряд организационных расходов. Еще одно важное направление - бесплатно учим основам экспорта обучающих семинарах как начинающих, так и опытных сотрудников экспортеров. Мы на региональном уровне помогаем мелким и средним компаниям, но всегда находим выход, как помочь крупным – к примеру, на выставку может заявиться «дочка».

Кроме региональной есть еще и федеральная поддержка, прежде всего – со стороны группы компаний АО «Российский экспортный центр». Конечно, РЭЦ обладает гораздо большими возможностями. У нас 30-40 мероприятий в год, у них – сотни. У АО «РЭЦ» есть возможность субсидиарной поддержки каких-то расходов, возможности «Эксара» (Российское агентство по страхованию экспортных кредитов и инвестиций. – «Ъ»), Росэксимбанка. Они могут страховать, привлекать финансирование на исполнение экспортного контракта или на оборотные средства, даже есть возможность в отдельных странах кредитовать покупателей.

Модератор: Хотелось бы понять эффект от международных выставок. Анатолий Николаевич, вы недавно вернулись с продовольственной выставки в Китае. Как встречают российскую продукцию, нет ли отторжения? Что вы посоветуете тем производителям, которые хотят выходить на китайский рынок?

Анатолий Лосев: С точки зрения продукции для конечного потребителя мы китайский рынок пока знаем слабо. Уже понимаем, что нет интереса к нашим жирным продуктам, зато может быть спрос на сыры. Масло мало кого интересует, только b2b, при этом по цене ниже, чем у белорусов. Интерес вызывают йогурты, но есть нюансы: что у нас не является йогуртом, у них может являться. Есть понимание, что продукты должны быть со сроком годности минимум шесть месяцев, а то и год. Логистика, по предварительным расчетам, будет занимать месяц.

Что касается выставки, то был ажиотаж.

Борис Дехаев: Интерес был такой, что иногда приходилось синхронно вести беседу с тремя-четырьмя интересующимися. Мы набрали больше 140 контактов. На выставке мы поняли, что перспектив поставок по сухому молоку, монолитному маслу нет: цены высоки по сравнению с белорусами или новозеландцами. Сейчас примерно 80% молочной продукции Китая привозится из Австралии или Новой Зеландии. Остальные 20% – из европейских стран. Среди них лидер – Германия, у которой с Китаем подписано соглашение о беспошлинной поставке продуктов питания. На нас же будет распространяться ввозная пошлина плюс налог.

Для нас очень важна логистическая составляющая. Самый быстрый вариант – это автотранспорт. Но его стоимость - 50 руб. за килограмм, фактически за пакет молока. Вторая и самая проработанная возможность – морские перевозки. Это 10 руб. за килограмм, но 55-60 дней. А сети работают так: если у продукта остается половина срока годности или одна треть, они дают дисконт. Логистический путь, на который мы рассчитываем и которого пока нет – железная дорога. Сейчас рассматривается вопрос создания так называемого «шелкового пути», который пройдет через Москву и Казахстан в Китай на Урумчи. Очень важно поучаствовать в этой программе и Воронежской области: тогда, возможно, у нас получится конкурировать с Новой Зеландией про молоку и сыру.

Антон Пермяков: А у новозеландцев какое время доставки?

Борис Дехаев: От них всего четыре часа лететь самолетом, от нас девять. И у них маршрут раза в четыре короче.

Роман Голованев: Имейте в виду: Китай очень большой, а у Воронежской области есть связи с Чунцином и Гуанси-Чжуанским автономным районом. Мы готовы привозить делегации оттуда.

Борис Дехаев: И да, совет экспортерам: перед тем как отправлять презентацию в Китай, обязательно зарегистрируйте торговую марку.

Роман Голованев: Они многое копируют, например, регистрируют такие же торговые марки и продают их вам.

Борис Дехаев: Они будут продавать свои услуги по представительству вас в Китае. 29 декабря 2018 года десять молочных компаний были одобрены китайской стороной для импорта, а 28 января некая китайская компания подала на регистрацию торговых марок шести из них. Мы в это число не попали, а так бы тоже опоздали: дата подачи нашей заявки была 6 февраля.

Эдуард Краснов: А банкиры в частных разговорах говорят, что не хотят поддерживать экспорт. Сложный механизм. А чем сложнее закон, тем больше в нем «дырок». В Сбербанке, в ВТБ к этому очень осторожно относятся.

Месяца три-четыре назад пошли слухи, что будут как-то дотировать переработчиков масличных. Сейчас нам выдают кредиты под 10-12%, а у «колхозников» льготные 2%. И ладно мы, но у «хлебников» вообще катастрофа, они же «зажаты» ценой! Мы-то хоть в рыночных условиях…

Алексей Попов: Хочу ответить вам словами заместителя министра Оксаны Николаевны Лут. Любое предоставление переработчикам господдержки будет рассматриваться в призме развития экспорта. Это ее фраза, которая неоднократно звучала на совещаниях. Я сейчас не могу точно сказать про льготные кредиты на закупку сырья, но льготные инвесткредиты будут предоставляться точно.

В масложировой отрасли довольно сложная ситуация, существует серьезный диспаритет цен. Последние четыре-пять лет была очень высокая цена на подсолнечник – 18-20, даже 25 тыс. руб. за тонну.

Эдуард Краснов: РФ производит около 6 млн т масла в год, внутреннее потребление - 2,5 млн т. Итого 3,5 млн т куда-то надо продавать.

Алексей Попов: Где его продавать?

Эдуард Краснов: Ну куда-то же оно продается. Да, украинское масло объективно дешевле. Но есть и другая ситуация, как в Китае с немецким молоком: для украинского масла входная пошлина нулевая, для нас пошлина есть. Она небольшая, 5%, но есть. А что такое 5% в наше время? Мы же на них и живем. Поэтому некоторые товарищи, которые в Россию зашли и имеют украинские корни, «делают» это масло украинским и поставляют за рубеж. Но лично мы не хотим заниматься такими операциями.

В Китае есть огромная проблема. У них обман – это не обман, а достижение договоренности с партнером. Если четко в договоренностях не прописал каждую деталь, будут проблемы. Мы работали одно время с Китаем через посредников, открыли счета в China Construction Bank, работали с валютой. По качеству наша продукция заходила «на ура», но мы очень сильно зависели от курса доллара. Мы несколько лет, наверное, работали «в ноль». И мы не стали больше работать с Китаем. У нас же биржевой товар! К примеру, масло подсолнечное стоит $645. Берешь калькулятор, умножаешь стоимость на курс доллара, добавляешь логистику, учитываешь НДС – и в итоге на внутреннем рынке получается выгоднее. Поэтому мы все стараемся продавать здесь. И мы не проходим по цене за рубежом. Вот нам индусы говорят: дайте нам масло дешевле.

Алексей Попов: Нормальное требование.

Эдуард Краснов: Нормальное. Поэтому и мы говорим – дайте нам льготный кредит под 2%. Ну под 5%. Но не под 12%. На что нужна государственная политика? Чтобы нарастить экспортный потенциал, нужно взаимодействие с властью, наладить работу с банками. Иначе мы просто не сможем ничего продавать. А так и опыт есть, и нет сложностей со сроком годности, и качество хорошее, и логистика отстроена. Одна проблема – цена.

А китайцы хотят работать по другой схеме. К нам приехали из Шанхая. В городе живет 40 млн человек. Если ты привозишь сырье, прессовое масло – пошлина практически ноль. Если сделал экстракцию, рафинацию, дезодорацию – пошлина уже 15%. Разлил в бутылку – 50%. Они говорят: мы вам дадим кредит под 2%, дадим площадку, сделаем российско-российское предприятие, ставьте китайское оборудование в кредит, у вас будет завод под Шанхаем и гарантированный сбыт. Сидим вот с калькулятором, считаем.

Антон Пермяков: К вопросу о государственной политике. Вот почему-то осенью мы начали обсуждать экспорт. До этого никому он был не нужен. А зачем мы его обсуждаем? У нас что-нибудь сделано, чтобы мы что-то производили дешевле, чем другие? Куда мы полезли, с кем конкурировать? С транснационалами? С Америкой, которая «выжала» себестоимость свинины за много лет до минимума? У военных есть выражение – «вспышка справа, вспышка слева». Вот и мы то туда повернемся, то сюда. В 2013 году все бежали в ВТО, а мы на себе рубашку рвали – говорили: вы нас загоните в убыточность. Потом два года кровью обливались, а они докладывали, как хорошо выполнили поручения партии и правительства.

Эдуард Краснов: Руководители государства говорят: производство масличных надо увеличить до 40 млн т. Для кого? Куда мы это денем? Ну ладно, из 40 млн т масличных мы получим 18 млн т масла. Съедим 2,5 млн т. Значит, 15,5 млн т надо продать на экспорт. Но у нас себестоимость значительно отличается от конкурентов, той же Glencore. И «Эфко», кажется, два или три раза поднимала вопрос о запрете строительства новых заводов в России.

Мы в Воронежской области работаем, семь лет подряд у меня загрузка мощностей 100%. На заводе у Третьякова 100%, у «Апротека» 100%. Не знаю, сколько у «Бунге». Но остальные заводы, значит, работают на 40%! Поэтому и получаются банкротства.

Антон Пермяков: Отсутствует вменяемая политика. Например, заявить, что мы занимаемся селекционной работой, а на следующий год ликвидировать все селекционные дотации – это не политика. Селекционную работу надо лет на 15 рассчитывать. Нельзя объявить всем, что мы занимаемся теплицами, а через год «снять» субсидии. Сейчас объявили всем, что занимаемся экспортом, а через год придут новые люди и скажут – мы вам ничего не обещали.

Модератор: Развили экспорт уже достаточно.

Антон Пермяков: У нас никто работать не хочет, все хотят контролировать и проверять. Мы говорим: с мясом можно выходить на экспорт. При этом уже года три или четыре говорится, что у нас есть только одна компания в России, которая импортирует соевый шрот. Все ее знают (ГК «Содружество» Александра и Натальи Луценко.- «Ъ»). И ничего не меняется, а мы платим за соевый шрот от 1 до 3 руб. с каждого килограмма мяса. Соевый шрот в России ровно в два раза дороже, чем в мире. Железнодорожные перевозки дороже, перевалки на порядок дороже – нет ничего, что позволило бы даже порассуждать об экспорте.

Руслан Сумишевский: Мы же работаем через собственный морской терминал Тамань — это не только единственный в России глубоководный маслоналивной терминал на Черном море, но еще и главная гавань российского вывоза подсолнечного масла. Именно он позволяет российским экспортерам формировать и отправлять крупные судовые партии на рынки дальних стран. Годовая мощность действующего терминала «Эфко» составляет 2,9 млн т для жидких пищевых грузов (растительных масел, а также свекловичной мелассы), и 0,35 млн т для насыпных (шрота).

С введением в строй второй очереди терминала перевалка масла вырастет практически вдвое, появится полноценная возможность и для транспортировки за рубеж насыпных грузов. Таким образом, суммарная пропускная способность двух терминалов составит почти 10 млн т масложировой продукции в год. Основной прирост экспортного спроса на растительные масла и шрот в ближайшие шесть лет будет формироваться удаленными покупателями — такими как Индия, Китай, Иран и прочими. Чтобы обеспечить бесперебойные поставки, необходимо увеличивать перевалку, главным образом через существующую глубоководную портовую инфраструктуру Азово-Черноморского бассейна, которая позволяет обслуживать крупнотоннажный флот. Один из перспективных вариантов увеличения объемов вывоза как раз и заключается в расширении пропускной способности порта Тамань.

Модератор: А «Продимексу» удается быть лидером по экспорту сахара.

Вадим Ерыженский: Для начала о господдержке. У меня несколько другая плоскость общения с Минсельхозом. Во-первых, я там работал, во-вторых, я много лет отвечаю в холдинге за взаимодействие с органами власти, и в-третьих, я член общественного совета при Минсельхозе. Мы работаем с Российским экспортным центром, в прошлом году мы стали лидерами по использованию его услуг в своей отрасли. Мы получили все, что могли, все транспортные субсидии на отгрузку сахара. Очень много усилий приложили, чтобы включить гранулированный жом в перечень экспортной продукции. Почти год мы этого добивались. Почти все виды шротов перечислены в постановлении о сельхозпродукции, но почему-то считалось, что свекловичный жом какой-то особенный. Его вывели в отдельную категорию. Ну ладно, мы год добивались, добились. Но выяснилось, что не все пункты перехода были перечислены в соглашении между Минсельхозом и Российским экспортным центром, и бОльшая часть наших отгрузок гранулированного жома на экспорт не попала под субсидирование.

РЭЦ – это агент. РЭЦ не принимает принципиальных решений. Что-то изменить в лучшую или худшую сторону может только Минсельхоз или правительство..

Как подписывается соглашение через компьютерную программу Минфина - отдельная история. Чтобы попасть в программу субсидирования транспортных затрат, необходимо подписать в электронном виде через сайт Минфина с Минсельхозом соглашение. Усилиями всех наших IT-сотрудников в холдинге мы полтора месяца регистрировались на всех этих ресурсах. Потому что только одна компания в России может выдать электронный ключ. Она выдавала нам трижды, и трижды он не работал. Я не понимаю, как экспортер без айтишного потенциала такой мощной компании, как наша, может выполнить все эти требования?

Хорошо, мы зарегистрировались, подписали соглашение, пролоббировали включение в перечень жома. Я собрал документы на 96 млн руб. субсидий по уже отгруженному гранулированному жому с 1 октября 2018 года. Мы приносим все это в РЭЦ, а РЭЦ нам говорит: вы его неправильно поставляли все это время. Мы отвечаем: мы его поставляли так, как у нас логистика складывается, как нам удобно. А они – в перечне погранпереходов нет вашего. Так давайте включим! Они - нет, не включим.

Идем дальше. Субсидируется только железнодорожный тариф на территории России. Мы пытались объяснить, что если действительно повышать конкурентоспособность нашей продукции за счет железнодорожных перевозок, то есть смысл компенсировать все затраты от пункта отгрузки до пункта разгрузки. Нам сказали, что в данном случае мы поддерживаем российских железнодорожников, которые могут себе позволить установить высокий тариф. А если мы начнем компенсировать тариф казахских или узбекских перевозчиков, это будет не очень патриотично. И аргумент насчет того, что наша конкурентоспособность вырастет, не работает.

Значительное количество грузов перевозится автотранспортом. Чтобы не возникло, видимо, желания получить компенсацию за эти перевозки, написали в документах: компенсировать можно, но только в составе цепочки с железнодорожным транспортом и только тем перевозчикам, которые являются членами всероссийского альянса автоперевозчиков. Я ни одного перевозчика, который является членом альянса, живьем не видел.

Теперь нам говорят: мы будем субсидировать перевозки по рекам, чтобы разгрузить железную дорогу, а то у нас вагонов не хватает. А то мы не знали! По рекам, говорят, и даже по морям. А в чем смысл? Не хватит лимитов, если начать субсидировать морские перевозки.

Модератор: По крайней мере, сейчас желающим стало хватать лимитов на субсидирование железнодорожных перевозок.

Вадим Ерыженский: Сейчас неплохой лимит на железнодорожные перевозки, но другая беда: экспорта нет. Был экспорт – не было лимита, сейчас лимит есть – экспорта нет. Почему экспорта нет? Потому, что наша продукция дороже, чем продукция конкурентов на тех рынках, которые мы отвоевали за последние пару лет. Мы пытаемся говорить о том, что для закрепления на рынках нам нужно пойти на какие-то беспрецедентные меры по снижению затрат, мы готовы «в ноль» и даже «в минус» продавать. Но как только мы отгружаем «в минус», к нам приходит ФАС и налоговая и начинают надевать на нас наручники, потому что мы нарушаем все, что только можно. Фактически нам запрещают удерживать свои рынки за рубежом. Мы много раз эту проблему поднимали на федеральном уровне – система не работает абсолютно.

Что касается того, как Минсельхоз смотрит на задачу по увеличению экспорта. Пунктом номер один в стратегии развития зернового комплекса страны стоит увеличение валового производства зерна. Не увеличение его переработки, не снижение затрат на производство, не развитие инфраструктуры и логистики, а именно валовка. У нас и сейчас зерновой рынок нестабильный, нормальной цены нет на зерно ни внутри страны, ни снаружи. Элеваторы, перевозчики три шкуры дерут, затраты на производство неуклонно растут год от года. Можно ведь налаживать переработку внутри страны и наращивать тот же экспорт, но через продукт – крупы, комбикорма, молочка, мясо, продукты глубокой переработки, а не нести огромные затраты на транспортировку и вывозить сырье с минимальной маржой. Нет денег у колхозников на удобрения? Мы могли бы, например, пойти нестандартным путем и утвердить параметры экологически чистого, «зелёного» производства зерна. Тема эта становится всё популярнее и в нашей стране, и за рубежом и под этим соусом можно производить продукцию, покупатели на неё найдутся. Это уже творческий процесс. А когда главная задача – нарастить валовку, это не интересная стратегия.

Эдуард Краснов: Ваше мнение как члена общественного совета: зачем поддерживать те отрасли, которые хорошо развиваются? Почему не поддержать хлебопеков или молочников?

Вадим Ерыженский: Мне повезло работать с Гордеевым в Минсельхозе, и я помню, как было со свининой и с птицей. Когда я пришел в начале нулевых в Минсельхоз, в России птицеводческой промышленности не было вообще. И однажды Алексей Васильевич (Гордеев. – «Ъ») говорит на каком-то рутинном совещании: я объявляю этот год годом птицы. Никто его сначала не понял. А я был тогда директором департамента регулирования рынков. И меня включили в группу, которая быстро сгенерировала ряд мер. Тогда мы закрыли Калининград, остановили поставку куриного фарша из Европы, из которого в России делали все. В течение нескольких месяцев были подготовлены все нормативные документы, проведены через Госдуму, приняты постановления правительства, внесены изменения в федеральные законы и создана база для развития птицеводческой отрасли. Буквально за несколько лет отрасль «выдавила» из России все окорочка. То же самое и со свининой было. Тогда создавалась среда, в которой можно было начинать работать, потому что Гордеев сказал.

Системность нужна. И стабильность. Как можно развить отрасль, когда каждый квартал меняются условия? Более того, прописанные в госпрограмме суммы – вовсе не гарантия, что деньги будут выделены. Могут, например, заложить 200 млн руб., а по итогам года потратить 1,5 млрд руб., а может быть и наоборот. Новому министру есть в чём себя проявить, отрасль ждёт от него стабильности и системности.

Свеклосахарная отрасль доросла до профицита сахара в России, и это результат непонятной государственной стратегии. Когда мы говорили, что необходимо запретить строительство сахарных заводов, нас не поддерживали. Говорили: надо повышать конкурентность. Повысили до того, что потребляем 5,6 млн т сахара в стране, а производим 6,3 млн т. И на экспорт вывезти нельзя, потому что сахар дорогой. Люди накупили техники, вложили гигантские деньги в создание свекловичного севооборота – живи, радуйся, но заработать нельзя. Сахарная отрасль на грани коллапса, маржи нет. Маржа на сахаре на большинстве заводов в районе нуля, а на некоторых минусовая. Это при том, как бы «Продимекс» крупно и успешно ни выглядел. При этом отрасль отработана «до звона» - все классно технологически, логистически. Но этот потенциал, который государство десять лет лелеяло, а потом практически бросило – как хотите, так и живите….

Антон Пермяков: Следующие будут свиноводы, а потом молочники.

Вадим Ерыженский: А то, что экспорт может решить проблемы перепроизводства какого-то вида продукции,- это иллюзия. Толкаться локтями на внешних рынках – это отдельная работа.

Антон Пермяков: Нормальный производитель готов в ноги кланяться «Продимексу», потому что видит, что компания держит цену на рынке.

Вадим Ерыженский: Мы без прибыли поставляем продукцию в Казахстан и Узбекистан для переработки, только чтобы вытащить эти несколько десятков тысяч тонн с российского рынка. Даже этот мизер сказывается в положительную сторону на рынке. Но нас не поддерживают, хотя 80% экспорта российского сахара за последние годы – это «Продимекс». Мы эту тему продвигали где только можно, пытались включить во все межправительственные переговоры со странами бывшего СНГ, но, к сожалению, сахар у нас дорогой. Как и любая сельхозпродукция. Потому что у нас дорогое топливо, техника, тарифы, логистика, хранение – все дорогое. И кредиты дорогие и недостаточно длинные.

Модератор: Мы говорили об IT, а среди нас есть представители телекоммуникационных компаний. Алексей Олегович, вы можете своими усилиями повысить конкурентоспособность сельхозтоваропроизводителей?

Алексей Дякун: Ответственность за конкурентоспособность в итоге лежит на руководящем составе предприятий. Задача телекоммуникационных компаний – с помощью IT-решений повысить эффективность производства: ускорить принятие решений, автоматизировать ряд процессов и сократить издержки.

Если говорить о трендах, то время диктует необходимость полного перехода на «цифру» в любом бизнесе и в госуправлении. Однако на данный момент мы можем говорить, что только стоим на пороге этого.

Конечно, на отечественном рынке уже доступны устройства с поддержкой NB-IoT, но их все еще мало, и мы рассчитываем, что к 2020 году число производителей «умного» оборудования значительно вырастет. А вместе с тем увеличится и интерес к ним.

Вадим Ерыженский: Продимекс – единственная компания в Воронежской области, в которой все автоматизировано и сведено в одну систему управления. Мы понимаем необходимость цифровизации на производстве и работаем со всеми четырьмя операторами связи.

Эдуард Краснов: Понятно, что предприятия нужно переводить в «цифру». Вопрос в том, обладаете ли вы достаточной инфраструктурой для этого?

Алексей Дякун: По данным Роскомнадзора, МегаФон является лидером по количеству 4G-объектов в России. Качество связи – для нас наиболее важный показатель работы. Именно поэтому мы постоянно развиваем нашу инфраструктуру. В этом году мы запустили в Воронеже больше 150 новых 4G-объектов, на которых работает технология LTE-Advanced с максимально возможными скоростями до 300 Мбит/с.

Понятно, что есть куда стремиться: не во всех районах нашего региона сегодня запущен 4G-интернет. И для нас принципиально важно обеспечить доступность LTE-сети с максимальным охватом, включая малые населенные пункты. Это наша главная задача на ближайшее время.

Эдуард Краснов: Возвращаясь к экспорту. Положительный пример – развитие птицеводства. В Белгородской области птицеводам дали деньги под такие ставки, что люди ухитрялись на них зарабатывать – клали под проценты и получали прибыль. Да, с точки зрения экономики это, может быть, преступление. Но реально отрасль ведь подняли.

Наверное, методов господдержки должно быть минимум. Нужно не решать проблемы нахрапом – нужно профессоров приглашать, они должны накидывать идеи. И непонятно, зачем дотировать отрасли, которые много лет в плюсе. Нужно поддерживать переработку, она может обеспечить развитие экспорта.