Об особенностях национального воспитания

Даже на пляже она найдет, кого воспитывать. Не обязательно внука. Не обязательно своего

Маша Трауб

Я не знаю, сколько должно пройти лет, сколько поколений смениться, чтобы из мозгов вытравилась советская школа воспитания детей. Русские семьи я узнаю за границей еще до того, как они начинают говорить. К сожалению.

Мы лежали на пляже на испанском побережье. Мне нравились городок и пляж, особенно по утрам — местные пенсионеры выходили в семь утра, когда я выбегала на пробежку, и выставляли зонтики и стульчики на первой линии у моря. Линия всегда была идеально четкая, как и расстояние между зонтиками. Зонтики — ровным рядом, залюбуешься геометрией. Пришел позже, занимай вторую линию. Нужно поздороваться с соседями, улыбнуться, если видишь ребенка, обязательно сказать, что он прекрасен. На любом языке, хоть жестами. Я сталкивалась с бабулей, лет 70, она практиковала скандинавскую ходьбу. И я не знаю, как без глаза не осталась — она в знак приветствия размахивала палками. С другой бабулей-йогой мы расцеловывались. Когда я выходила на пробежку с дочерью, тренировку можно было считать сорванной — все останавливались и рассказывали, какая прекрасная у меня дочь. А Симе кричали вслед, что она такая красавица, что сейчас все умрут от такой красоты. Таковы правила приличия.

И тут появилась семья — еще молодые, чуть за 50, бабушка, дедушка и внук лет пяти. Мальчик — смуглый и верткий. Бабушка с дедушкой светлокожие блондины. Бабушка осмотрела ряд зонтиков и начала раскладывать полотенце перед первой линией, у самой кромки моря. Эту полоску берега, по местным правилам, никто не занимает, оставляя возможность для бегунов, пожилых людей, прогуливающихся по щиколотку в воде, и детей, роющих тоннели. За спиной бабули поцокали, но промолчали. Мальчик, явно плод любви испанского папы и русской мамы, убежал с мячом в море. На ломаном русском он кричал дедушке: «Иди сюда!» Дедушка пошел играть в море, и минут пять мальчик и мужчина пинали мяч. Мальчик держался на воде, тонуть не собирался и даже сгореть не мог — и так загорелый, как уголек. Бабушка тем временем поправляла края полотенца и переставляла сумки из одного угла полотенца в другой. Стряхивала песок со шлепок, потом с полотенца и расстилала снова. Вроде бы успокоилась, но вдруг подскочила и заорала:

— Вова, иди сюда. Кому я сказала, иди сюда!

Вовой оказался муж, то есть дедушка. Он покорно оторвался от игры и подошел к жене, которая стала густо мазать его кремом.

Вова вернулся в воду, но жена опять закричала:

— Вова, ты что, идиот? Там же глубоко! Идите играйтесь здесь, на песке! Чтобы я вас видела!

Вова сделал вид, что не слышит.

— Санек, ты что, идиот? Я кому сказала, иди сюда! — заорала бабушка внуку.— Куда ты глубоко залез? Ты что, не видишь, тут волны! Ты хочешь утопнуть? Ты придурок или как? Вова, выйди из воды, я сказала! Иди сядь сюда и сторожи сумку, я пойду плечи намочу.

Ор стоял еще минут десять. Уже все отложили книги, газеты и кроссворды и следили за бедными Вовой и Саньком. Вова все-таки вышел сидеть с сумками. Бабушка зашла в воду, присела, похлопала себя по груди и объявила, что вода грязная и холодная.

— Санек! Быстро вышел! — заорала она. Тот, естественно, отказался. Вода была теплая, градусов 25, не меньше, и чистая. Санек звал дедушку: «Иди сюда!» и шлепал по воде ладошкой. Тогда бабушка зашла в воду и схватила внука за руку. Тот начал вырываться. Бабушка залепила ему один подзатыльник, потом второй. И потащила из воды. Санек плакал и брыкался. Выходящая из моря испанская бабушка что-то сказала. Русская бабушка рявкнула: «За своим смотри!» Санек был вытащен, усажен на полотенце, обернут сверху еще одним. Бабушка вытирала ему голову и уши. Температура воздуха была 31 градус. Бабушка достала из объемной сумки контейнеры с едой — от фруктов до сосисок. Санек, все еще обиженный, сказал, что не хочет.

— Ты что, совсем идиот? Вот сейчас твоя мать придет, я скажу ей, какой ты идиот и как себе ведешь. Для кого я это тащила? Чтобы ты не жрал? Жри давай! — бабушка стала пихать в Санька кусок арбуза. Мальчик покорно начал есть.

— Опять заляпал все, как свинья,— ахнула бабушка.— Вова, ну ты куда смотришь? Не видишь, что он как свинья?

Вова искренне не понимал, что должен делать.

Бабушка жаловалась на песок, отправляла Вову ходить по берегу и искать ракушки, возвращала, потому что, идиоты, забыли панамку для Санька. Она пыталась натянуть на плечи внука подобие пеленки, чтобы не обгорел, не пускала в воду, не разрешала рыть тоннели, потому что «тебя потом не отмоешь, даже в жопе песок будет». И все время монотонно, через каждые две минуты, твердила, что Санек идиот, и Вова идиот, и отец Санька идиот. И она все расскажет Ирке, то есть дочери и матери ребенка, как тут плохо, как она устала, как Санек себя плохо ведет и все это «просто капец».

Саньку повезло только в одном — большей половины из того, что говорила бабушка, он просто не понимал, потому что родной язык у него все же был испанский.

Да и бабушка рано или поздно уедет. А он будет обычным испанским ребенком, гуляющим до ночи по ресторанам вместе с родителями, объедающимся чипсами и прочими вредностями. Санек будет спать с мячом и играть в футбол. Начнет болеть за «Реал» или «Барселону» и считать, что футбольный матч важнее всего на свете. Еще, как мне кажется, он будет жалеть дедушку Вову и защищать его от злой бабушки.

Мне было интересно, чем закончится эта история. Бедный Санек сидел, одурев от жары, с тоской смотрел на мяч и уже не рвался в море. Потому что бабушка крепко держала его за руку. Эта женщина, которую другой бы муж уже утопил, а потом зарыл в песок, надевала на внука кепку, а он ее снимал, не зная, как по-другому выразить протест. Так повторилось раз пять, пока бабушка снова не влупила внуку подзатыльник. И тут, конечно, испанские бабушки не выдержали. Встала одна, лет 80, подошли другие и начали кричать на русскую бабушку, размахивать руками и показывать на Санька. Мальчик, почувствовав защиту и перейдя на родной язык, тоже начал кричать, размахивать руками и, наконец, расплакался. Бабушка побросала вещи в сумку и объявила, что ни минуты на этом пляже не останется и больше сюда никогда не приедет. Вова смотрел то на внука, то на жену. Потом покорно надел футболку. Бабушка волокла упиравшегося Санька, рассказывая, как сейчас дома надает ему по жопе ремнем. Мальчик, которого звали Алехандро, к счастью, не понимал ни про жопу, ни про ремень. Как, наверное, и не понимал, что такое «саньок».