Президент ОКР Станислав Поздняков о перспективах российских олимпийцев и борьбе с допингом

Через год в Токио открывается летняя Олимпиада, первая для России после затяжного «допингового кризиса», негативно повлиявшего на выступление отечественной сборной на двух предыдущих Олимпийских играх. Президент Олимпийского комитета России (ОКР) Станислав Поздняков рассказал “Ъ”, почему уверен в том, что ситуация, в которой российская делегация оказалась в Рио-де-Жанейро в 2016 году и в Пхёнчхане в 2018-м, не повторится, как идет процесс восстановления Всероссийской федерации легкой атлетики (ВФЛА), чего ждать от олимпийской команды в Японии и какие меры принимает ОКР, чтобы повысить эффективность своей маркетинговой деятельности.

— На двух подряд Олимпиадах — в Рио-де-Жанейро и Пхёнчхане — сборная России выступала не в боевом составе. На корейской — еще и без права использовать национальную символику. Насколько сейчас, за год до очередных Игр летней Олимпиады, вы уверены в том, что никаких ограничений на этот раз не будет?

— Уверенность достаточно велика, и она основывается на ряде фактов. Главный заключается в том, что все условия, которые были записаны в решении исполкома Международного олимпийского комитета (от декабря 2017 года.— “Ъ”) о статусе наших спортсменов в Пхёнчхане, полностью выполнены. С марта прошлого года ОКР после краткосрочного периода временного отстранения, причем, если вы помните, не связанного с претензиями именно в его адрес, обладает всеми правами и обязанностями, прописанными в Олимпийской хартии для Национальных олимпийских комитетов. А Олимпийские игры — это соревнования именно между Национальными олимпийскими комитетами.

Это означает, что мы будем выступать в Токио под флагом России и со всей национальной атрибутикой.

Собственно, в последнее время и руководители МОК, выступая в публичном пространстве, неоднократно подчеркивали, что данная неприятная страница перевернута. Поэтому мы с оптимизмом и воодушевлением готовимся к Токио.

— Ну одна проблемная зона все-таки остается. Я про легкую атлетику, которая до сих пор остается под санкциями со стороны международной федерации, наложенными еще в 2015 году. В очередной раз Всероссийской федерации легкой атлетики было отказано в восстановлении в начале июня. Российские спортсмены по-прежнему соревнуются в нейтральном статусе. Каковы ваши прогнозы на развитие ситуации?

— Говоря о легкой атлетике, хотел бы сразу отметить ключевой факт, на который не всегда обращают внимание. Те наши спортсмены, которые выполнят квалификационные нормативы для участия в Олимпийских играх в Токио, будут выступать в составе Олимпийской команды России под российским флагом и со всей российской атрибутикой. Сейчас, кстати, мало кто помнит, что единственная наша представительница в легкой атлетике, допущенная к участию в Играх в Рио,— прыгунья в длину Дарья Клишина — выступала под флагом России, а не в нейтральном статусе. Еще раз подчеркну: все спортсмены, которые получат возможность, благодаря своим спортивным результатам, соревноваться в Токио, будут на ней представлены.

И в связи c этим необходимо сказать о том, что на сегодняшний день уже порядка 120 российских легкоатлетов имеют допуск от IAAF к участию в международных, а значит, и квалификационных стартах. Поэтому резкие заявления о том, что российская легкая атлетика полностью изолирована от мира, не совсем корректны. И тот факт, что у нас может поехать в Токио конкурентоспособная команда по легкой атлетике, это в определенной степени результат тех усилий, которые мы все вместе предпринимаем по защите прав наших «чистых» спортсменов. Они имеют возможность выступать на Олимпийских играх. Равно как и на других соревнованиях под эгидой МОК, представляя свою страну. Это важно, на мой взгляд. А что касается институциональных, юридических вопросов, связанных с восстановлением ВФЛА, то здесь ситуация, конечно, сложнее. То, что уже три с половиной года федерация сталкивается с ограничениями со стороны IAAF, говорит о масштабности проблемы, существовавшей в этом виде спорта. Наши коллеги, которые входят в рабочую группу ОКР по восстановлению ВФЛА, прекрасно это понимают. При этом мне кажется, что Олимпийский комитет России, IAAF и ВФЛА сегодня действуют в одном ключе, с одной установкой. Главная задача — уважать и соблюдать интересы чистых спортсменов. Не тех, кто за счет недозволенных средств пытается или пытался добиться высоких спортивных результатов, а тех спортсменов, которым международная федерация дает право выступать на соревнованиях, пусть, к сожалению, пока в нейтральном статусе.

— Так у нас по-прежнему много тех, кто пытается добиться результата за счет запрещенных средств?

— Я уже сказал про масштабность вопроса. Нам необходимо добиться неукоснительного исполнения Всемирного антидопингового кодекса на всей территории нашей страны, во всех регионах. Соблюдение правил контролирует и мониторит большое количество структур, стейкхолдеров, прежде всего, разумеется, РУСАДА (Российское антидопинговое агентство.— “Ъ”). По результатам работы агентства мы видим, что подавляющее большинство случаев, связанных с допингом, относится к легкой атлетике. Когда, например, дисквалифицированные, в том числе пожизненно, тренеры пытаются работать со спортсменами.

Это наша общая проблема, которую мы решаем и продолжим это делать, действуя с позиции нулевой терпимости к применению запрещенных препаратов.

И самое важное в этом направлении даже не столько неизбежность расплаты и ответственности за совершенные проступки, а формирование культуры неприятия допинга в принципе.

Мы стремимся сделать так, чтобы спортсмены, начиная с самых юных лет, сталкиваясь, к примеру, с противоречащими антидопинговому регламенту предложениями со стороны каких-нибудь доброхотов или, что еще хуже, тренеров, бежали от таких людей как от огня. И мы ведь очень серьезно уже в этом направлении продвинулись. Это видно, в частности, по нашим форумам юных олимпийцев, где мы самым молодым спортсменам разъясняем все негативные аспекты даже потенциально возможного присутствия допинга в сфере их жизни и карьеры. Мы много семинаров антидопинговых проводим, перед каждым крупным соревнованием, в частности. Это уже сейчас дает свои результаты. Мы видим, что неприятие допинга как такового у молодежи — уже внутренняя установка самих спортсменов.

— Между тем для IAAF эти усилия пока не стали поводом отменить санкции…

— Мы, к сожалению, сталкиваемся с определенными сложностями при взаимодействии с Международной федерацией легкой атлетики. Понятно, что есть вещи, которые можно прописать в «дорожной карте» и которые можно измерить. Скажем, посчитать: столько-то антидопинговых семинаров проведено, столько-то допинг-проб сдано… Однако на наших последних переговорах все чаще звучали такие слова, как «ощущение», «впечатление». Снова подчеркну: те критерии, которые были прописаны в «дорожной карте» по восстановлению, Всероссийская федерация легкой атлетики выполнила. Теперь наша задача — добиться того, чтобы и на уровне ощущений, которые возникают у наших партнеров из IAAF, было очевидно, что совместными усилиями мы принимаем все возможные меры для изменения антидопинговой культуры в российском спорте. В конечном счете такая работа, безусловно, приведет к восстановлению ВФЛА. При этом повторю: приоритет, первичная задача для нас — увеличить количество спортсменов, к которым у IAAF нет никаких претензий, которым она предоставляет право соревноваться.

— А как же остальные, недопущенные?

— Тонкий момент. По ряду спортсменов, видимо, какие-то вопросы у IAAF остаются. Связанные с тем, с какими тренерами они сотрудничают, почему, узнав о присутствии допинг-контролера, снимаются с соревнований и так далее. Есть еще и аспект результатов перепроверки допинг-проб московской лаборатории. Здесь комплекс вопросов, и по ним ведется отдельная работа. В такой ситуации, снова к этому возвращаюсь, нам необходимо защитить интересы всех тех спортсменов, которые с точки зрения спортивного сообщества являются гарантированно «чистыми и могут выступать на крупнейших международных соревнованиях. Как ни парадоксально, но своими ограничениями по допуску IAAF в определенной мере страхует риски ВФЛА. Представьте, что наш легкоатлет на международном старте будет уличен в допинговом нарушении. Это разрушит всю нашу работу.

— Я все-таки уточню один важный момент. Вы считаете, что нынешнее руководство ВФЛА во главе с Дмитрием Шляхтиным справляется с работой, в том числе в рамках задачи по восстановлению федерации? Кардинальных реформ в федерации, по существу «чисток», требовали и глава РУСАДА Юрий Ганус, и лидер нашей сборной прыгунья в высоту Мария Ласицкене…

— Вы знаете, в сложных ситуациях порой возникают брожения в рядах обороняющихся. Если брать формальную сторону вопроса, рассматривать ее с точки зрения следования «дорожной карте», то руководство ВФЛА выполнило всю свою работу, это достаточно большой объем. И я хочу еще раз указать на масштабность задачи по очистке легкой атлетики от допинга. В настоящий момент, вы правы, некоторые спортсмены, специалисты начинают говорить о том, что, наверное, не все возможные механизмы были эффективно задействованы, где-то недоработали. Да, в идеале нам бы хотелось, чтобы ВФЛА уже была восстановлена в правах. Но вернусь к тому, о чем мы говорили. Главная цель для нас — не формальный статус той или иной организации, а возможность спортсменов принимать полноценное участие в соревнованиях. Особенность нынешнего периода заключается в том, что мы в принципе достаточно близки к финальной точке. В этот момент менять руководителей, которые провели большую работу, по-моему, нецелесообразно. Я буквально неделю назад разговаривал с президентом Международной федерации легкой атлетики Себастьяном Коу, и на мой прямой вопрос по поводу президента ВФЛА он высказался вполне однозначно: это партнер, с которым IAAF хотела бы продолжить иметь дело.

— Я часто слышал от функционеров о том, что Коу, скажем так, настроен в отношении России довольно жестко. Это так?

— Он абсолютно нормально настроен. Главная его задача — добиться чистоты российской легкой атлетики. И, рассказывая об этом, он, кстати, ссылался в том числе на наших ведущих спортсменов. По его словам, они благодарны ему за работу, которую ведет международная федерация в этом направлении. Потому что, безусловно, для тех атлетов, которые «чисты», принципиально важно, чтобы их соперники также были «чисты» и выступали в рамках тех же правил. Как человек, проживший в спорте большую жизнь (Станислав Поздняков является четырехкратным олимпийским чемпионом по фехтованию.— “Ъ”), я разделяю эту позицию.

— Какие проверки ОКР проводил по наиболее громким инцидентам последнего времени в легкой атлетике? Например, по истории с прыгуном в высоту Данилом Лысенко с его поддельной медсправкой, объясняющей пропуск допинг-тестов? Многие эксперты считали, что без ведома руководства ВФЛА она не могла появиться?

— Любой случай нарушения антидопинговых правил требует тщательной проверки. И это разбирательство ведется сейчас специальной комиссией, которая существует в Международной федерации легкой атлетики. Это их исключительные полномочия. Нужно дождаться официальных результатов. А насчет значения «дела Лысенко» не могу не согласиться: да, к тому моменту, когда оно возникло, все шло к тому, что ВФЛА вот-вот восстановят. Этот инцидент, думаю, отбросил нас назад на существенное расстояние. Другое дело, я не стал бы сейчас скоропалительно обвинять тех или иных людей, в том числе из окружения спортсмена, потому что нужно выяснить: кто был инициатором, зачем это все делалось? И уже потом, по результатам проверки, предпринять те или иные действия.

— Вы, вообще, довольны взаимодействием с РУСАДА в его обновленном, после реформ виде? Просто иногда кажется, что оно не совсем бесконфликтное, что возникают споры.

— Безусловно, возникают. И это очень правильно. Понимаете, когда был период бесконфликтности, когда у РУСАДА не возникало споров ни с Министерством спорта, ни с ОКР, мы пришли к той ситуации, из которой пытаемся выбраться. А с руководителями агентства у меня хорошие, рабочие взаимоотношения. Надо учитывать, что РУСАДА, как организация контролирующая, иногда идет вразрез с интересами некоторых групп спортсменов. В любом случае у нас выстроен конструктивный диалог. Мы регулярно приглашаем представителей РУСАДА работать на наших образовательных мероприятиях. Все семинары антидопингового характера, которые организует Олимпийский комитет России, проводятся специалистами РУСАДА. По-другому быть и не может. В ОКР нет отдельного антидопингового департамента, потому что он является соучредителем антидопингового агентства. А РУСАДА по определению должна действовать в интересах своих учредителей и олимпийского движения в целом.

— В продолжение темы новаций в антидопинговой политике. Недавно вы объявили о том, что в бюджете ОКР появится новая статья: 30 млн руб. выделяется на обеспечение юридической поддержки спортсменов. Это так необходимо?

— Да, это веление времени. Мы прекрасно понимаем, что в современных условиях все большее значение приобретает квалифицированная помощь юристов. Спортсмены все-таки слишком заняты своей основной деятельностью и не могут погружаться в другие специализированные темы. Для нас это очень важно еще по одной причине. Дело в том, что Олимпийский комитет России — учредитель Спортивной арбитражной палаты, то есть некоего аналога CAS (Спортивный арбитражный суд в Лозанне.— “Ъ”) здесь, в России. И мы планируем готовить из тех спортсменов, которые завершают карьеру, в том числе и профессиональных юристов с помощью наших ведущих высших учебных заведений. Создавать условия для того, чтобы они работали в этой области. Не секрет: у нас большой дефицит специалистов в спортивной юриспруденции, и эту ситуацию нужно исправлять. Ну и, безусловно, мы должны добиться превентивного, что ли, эффекта: то есть свести к минимуму случаи, когда спортсмены нарушают правила по незнанию.

— Насколько я понимаю, никаких медальных планов у нас на предстоящую Олимпиаду теперь не строится, как это любили раньше?

— Именно так.

— И все-таки, наверное, есть какие-то планки, ориентиры? На что сборная России может рассчитывать в Токио?

— Да, давайте употреблять термин «ориентиры». Мы очень внимательно следим за тем, как выступают наши спортсмены, как они готовятся. И, безусловно, проводим анализ их выступлений по итогам сезона. Результаты текущего года я брать не буду, потому что много чемпионатов мира по разным видам спорта или еще идут, или только предстоят.

Но анализ за предыдущие годы показывает, что в общекомандном зачете мы бы на текущий момент заняли четвертое место — после США, Китая, а также Японии, команды-хозяйки.

— То есть впереди Великобритании, которая на двух предыдущих летних Олимпиадах вытесняла сборную России из топ-тройки?

— Да, впереди Великобритании. Так вот, наша задача — попытаться навязать борьбу, по крайней мере, хозяевам Олимпийских игр. Хотя это будет непросто, потому что японцы очень серьезно готовятся. Это доказывают свежие результаты: Япония, к примеру, победила в общекомандном зачете на Всемирной универсиаде.

— Ну, Универсиада — это, как ни крути, не показатель. Они что, правда, прибавили?

— Да, причем серьезно и во многих видах, где раньше не были фаворитами. Даже в фехтовании, в котором они все время держались в тени, японцы выбирают лицензии. Это стомиллионная нация, и у нее есть ресурсы, чтобы развивать различные виды спорта с помощью традиционной азиатской модели, предусматривающей, в частности, что государство активно участвует в продвижении спортивных программ…

Но вернемся к нашим шансам. При оценке важно такое понятие, как «потенциальные медалисты». Это те спортсмены, которые в течение отчетного периода регулярно занимали места с перового по шестое на крупнейших соревнованиях — чемпионатах мира и Европы, Кубках мира. Практика показывает, что, как правило, именно атлеты из первой шестерки и разыгрывают медали на Олимпийских играх. Так вот, у нас число потенциальных медалистов составляет порядка ста человек. Понятно, что все они не смогут выиграть медали. Это было бы идеальной ситуацией. Но если эти спортсмены продемонстрируют даже 50-процентную результативность, то это — 50 наград.

Подчеркну, это упрощенная математика, я не вдаюсь сейчас в серьезную аналитику, которой у нас занимается специальная группа экспертов. Но даже в таком вот упрощенном изложении — с названным количеством медалей можно будет претендовать на третье место в общем зачете. На предыдущих Олимпиадах показатель «результативности» у нас варьировался от 35 до 40 процентов, поэтому наша программа подготовки «Токио-2020» направлена на то, чтобы увеличить хотя бы на пять–семь процентов количество потенциальных медалистов, что может позволить ликвидировать гандикап между сборными России и Японии. По результатам в 2017–2018 годах он, кстати, составлял всего одну золотую медаль. В общем, мы очень близки. А если удастся повысить процент реализации, эффективность выступлений…

— За счет, насколько я понимаю, в том числе правильной подготовки к состязаниям в довольно специфическом регионе, где располагается Токио?

— Совершенно верно. ОКР в рамках нашей программы содействия подготовке и выступлению спортсменов на Играх в Токио реализует, в частности: программу, как мы ее коротко называем, «Адаптация». У нас очень большое число запросов от федераций на участие в ней. Действительно, регион очень далеко расположен от европейской части России, а для того, чтобы спортсмены и, самое главное, тренеры поняли механизм и алгоритм подготовки к климатогеографическим условиям Токио, они должны там побывать. И мы сейчас как раз реализуем ряд мероприятий, связанных с отправкой наших спортсменов (а кто-то из них уже отобрался на Олимпиаду) в Японию для участия в соревнованиях и тренировочных сборах. Для многих наших команд это будет неоценимый опыт. Они смогут спрогнозировать финальный этап подготовки уже в следующем году. Например, за сколько времени до начала состязаний прилетать: акклиматизация в восточном направлении для многих ведь гораздо сложнее, чем в западном. И второй очень важный момент. Он как раз связан с условиями проведения соревнований. В первую очередь это касается соревнований на открытом воздухе. Потому что, допустим, в таком виде, как парусный спорт, необходимо понимать розу ветров в акватории и, учитывая ее, строить стратегию. Или вот пловцы на открытой воде. Они должны представлять, с какими течениями могут столкнуться. Таких аспектов десятки, сотни. Так что адаптация исключительно важна, и мы надеемся с помощью в том числе этой программы повысить коэффициент медальной реализации.

— Многие команды наверняка захотят на каком-то этапе готовиться к Олимпиаде на нашем Дальнем Востоке. Там все хорошо с базами?

— Не могу сказать, что все идеально. Но возможности у нас есть, и ряд команд будут использовать инфраструктуру нашего Дальневосточного региона для подготовки, а некоторые — двухэтапную подготовку: часть времени они будут находиться во Владивостоке, например, а потом переезжать в Японию для финальной подготовки, потому что разница все-таки есть. Климат в Японии более жаркий, влажный.

— В ОКР при выстраивании подготовки к Олимпиаде есть разделение на передовые, эталонные, скажем так, федерации, среднее звено и отстающих?

— Нет, конечно. В соответствии с нашим уставом все федерации по олимпийским видам спорта обладают равными правами и обязанностями. Мы можем назвать виды, которые традиционно являются лидерами, на которые болельщики возлагают особые надежды. Синхронное плавание, художественная гимнастика, борьба, фехтование, дзюдо, стрельба, вообще, у нас довольно много федераций, которые успешны и демонстрируют эффективное управление. Но есть и федерации, с которыми сложнее. Мы исходим из того, что не должны занимать здесь какую-то менторскую позицию, учить. Стараемся выступать партнерами, создавать возможности для развития. Для меня важно, что федерации чувствуют такое отношение, идут навстречу. В итоге совместно добиваемся того, что они улучшают качество работы, менеджмента.

— А есть какие-то виды, которые, по вашим ощущениям, за текущий цикл, после Рио, резко добавили, повысили потенциал?

— Безусловно, есть. Один из них — плавание, на которое мы очень надеемся. Другое дело, что в остальных видах спорта, даже формально не передовых, мы тоже конкурентоспособны. Я хотел бы привести небольшую статистику. У нас потенциальные медалисты представлены в 23 видах спорта, а допустим, у лидеров — США, Китая — в 18–19. То есть наша палитра гораздо шире. И это является одной из визитных карточек российского спорта. Мы не концентрируемся на одном–двух медалеемких видах. И важным показателем нашей эффективности будет рост таких видов спорта.

— В программу Олимпиады в Токио МОК включил скалолазание, серфинг, скейтбординг, стритбольный вариант баскетбола «3 на 3», в программу следующей — в Париже — брейк-данс… Это очевидный тренд — «освежать» программу «молодежными» видами. Как вы к этому относитесь? МОК с ними не перебарщивает?

— Я очень положительно к этому отношусь, потому что был свидетелем старта этих видов спорта на юношеских Олимпийских играх в Буэнос-Айресе в прошлом году. Количество зрителей, которое было на соревнованиях по брейк-дансу, баскетболу «3 на 3», на скалодроме,— да я столько редко вижу на некоторых значимых спортивных соревнованиях в России. Такие виды, дисциплины, безусловно, вызывают интерес у публики, у молодежи. В этом смысле действия МОК, старающегося расширять аудиторию, мне совершенно понятны. У этих видов хорошее будущее.

— А для России они представляют какую-то ценность с точки зрения добычи наград?

— Ну, к примеру, мы — обладатели первой золотой медали юношеских Олимпийских игр в брейк-дансе (ее выиграл Сергей Чернышов.— “Ъ”). Со скалолазанием, серфингом, скейтбордингом история сложнее. Эти виды только становятся на ноги, у них даже система олимпийского отбора оформилась в самый последний момент… Про скалолазание точно могу сказать: да, это интересный для нас вид спорта. Единственное — очень непросто прогнозировать результат турнира в Токио. Там скалолазание, состоящее из трех дисциплин, будет представлено многоборьем. А специалистов, которые хороши во всех трех, не бывает. Так что результаты могут быть очень неожиданными. Мы надеемся, что сюрпризы преподнесут как раз россияне.

— А вы не боитесь, что это активное увлечение такими видами, телевизионными рейтингами выльется в удар по олимпийской «классике»?

— Нужно знать саму природу международного олимпийского движения, для чего все делается. За счет средств, привлекаемых, как вы говорите, рейтинговыми видами спорта, могут покрываться потребности классических. Это и есть олимпийская солидарность, базовый принцип, базовая ценность МОК. Повторю, все средства, которые получает любой субъект олимпийского движения, распределяются между всеми участниками. Это очень важно, хотя об этом немногие задумываются.

— То есть вы не поддерживаете группу немецких спортивных деятелей, которые в последнее время активно вели борьбу за отмену статьи 40 Устава МОК, запрещающую индивидуальную рекламу в период проведения Олимпийских игр? МОК, защищая ее, всегда повторял, что именно запрет позволяет соблюдать принцип солидарности.

— Я знаком с одним из лидеров этого движения. И на мой взгляд, речь здесь идет о некотором недопонимании важности баланса между интересами конкретных спортсменов и олимпийского движения в целом. Безусловно, ОКР, как и МОК, старается пересматривать свои программы с тем, чтобы как можно шире учитывать интересы спортсменов. Тем не менее учитывать этот баланс необходимо. Необходимо помогать не только тем, кто успешен, «фотогеничен», но и тем, кто, например, делает первые шаги в рамках большого спорта. Кстати, за счет некоторых рейтинговых видов, чьи успехи позволяют привлекать спонсоров, партнеров, мы можем поддерживать те же серфинг, скейтбординг. Кроме нас, им ведь фактически некому помочь.

— Чуть больше года назад, после Олимпиады в Пхёнчхане, Виталий Смирнов, почетный президент ОКР, почетный член МОК, написал для “Ъ” статью, в которой призвал к реформам системы управления спортивной отраслью. Он считал, что слишком большая концентрация контроля в руках государства, то есть Минспорта РФ, вредна, необходимо усиление роли ОКР, профессионалов. На ваш взгляд, нынешняя система эффективна?

— С точки зрения закона о спорте, у нас существуют общероссийские спортивные федерации, которые несут непосредственную ответственность за развитие своего вида спорта, в том числе в сфере спорта высших достижений. Для того чтобы выполнять свои функции, у федераций есть две возможности. Первая — это получать государственное финансирование под свои программы подготовки. Вторая — привлечение спонсорских средств. Что касается привлечения государственного финансирования, есть механизм, который называется субсидированием программ подготовки. И мне кажется, он как раз не используется на сто процентов.

Если бы все федерации обладали достаточными ресурсами, компетенциями для того, чтобы администрировать такие субсидии в полном объеме, тогда у нас с вами эта дискуссия и не состоялась бы. Но, к сожалению, не все готовы, в том числе в связи с недостатком кадров, квалифицированных специалистов, получать субсидии у государства. Нужно понимать, что это очень ответственная работа — администрировать средства, отчитываться за них. И многие федерации не хотят ее брать на себя, эти функции они делегируют Центру спортивной подготовки Минспорта. Получается, что вроде бы созданы механизмы, для того чтобы федерации были достаточно независимыми, а они тем не менее не могут полностью пользоваться теми полномочиями, которые определены по закону. Мы — ОКР — готовы совместно с Минспортом над этим работать, создать и развивать программу повышения квалификации специалистов федераций.

— Финансовых специалистов?

— Да, в том числе. Когда и если речь идет исключительно о финансах. Цель — чтобы наши федерации получали достаточное финансирование для своих программ, грамотно их использовали и добавляли к нему деньги спонсоров. А возможностью привлекать «больших» спонсоров, это тоже нужно признать, обладают не все федерации. Вот тут Олимпийский комитет России как раз может помогать в реализации программ подготовки. С моей точки зрения, система выглядит логичной, но в той части, которую я обозначил, не работает на сто процентов.

— Вы будете этот вопрос прорабатывать с Минспорта?

— Даже скорее непосредственно с федерациями. Их нужно убеждать в том, что это работает. Ряд федераций, которые имеют хорошую структуру управления, уже сейчас пользуются возможностями, у них неплохие результаты. Это федерации спортивной борьбы, спортивной гимнастики. Тех, кто не работает пока в данном направлении, я отчасти понимаю. Но меняться необходимо.

— В конце прошлого года на Олимпийском собрании был обнародован бюджет Олимпийского комитета России до 2022 года — 9,9 млрд руб. Если можно, раскройте его структуру.

— Тут секретов нет. Большая часть средств — 59 процентов, о которых мы сейчас говорим, идет на подготовку команд к Олимпиадам в Токио и Пекине. Достаточно большие расходы — на поддержку наших спортсменов, на информационное обеспечение. У нас есть свой проект «Команда России», планируется создание Олимпийского музея. Есть еще расходы на содержание здания ОКР, уплату налогов, а налоги — это 20% от общей суммы.

— За последние годы произошли позитивные изменения, связанные с финансированием? Еще при вашем предшественнике Александре Жукове постоянно обсуждался вопрос о том, как его повысить.

— Я вам только что назвал цифры. Мы за последний год привлекли дополнительно 1,7 млрд руб. Из различных источников — это не только наши спонсоры и партнеры, это еще частные лица, компании, которые, не являясь спонсорами, заключают договоры пожертвования. На мой взгляд, мы достаточно успешно развиваемся и действуем в этом смысле.

— Вы упомянули про проект «Команда России», в прошлом году, если не ошибаюсь, были запущены портал и олимпийский телеканал проекта. Насколько, вы считаете, эффективны эти инструменты?

— Я думаю, что они становятся нашей визитной карточкой, основными инструментами коммуникации между спортсменами и болельщиками. Я, например, очень рад, что в одежде с брендом «Команда России» президент России фотографировался на встрече с нашими спортсменами в Минске по окончании Европейских игр. Эта история становится достаточно узнаваемой и понятной, и, конечно, мы ее будем развивать. В этом году мы запустили, как вы знаете, другую — с маскотами, талисманами «Команды России». По поводу них было достаточно много споров. Тем не менее стенд, на котором размещались талисманы во время Европейских игр, был одним из наиболее посещаемых мест в Доме болельщика.

— Вы как-то пытаетесь измерить олимпийскую аудиторию, чтобы понять, насколько именно велик рост вовлеченности?

— Безусловно, у нас есть специалисты, которые занимаются подсчетом наших уникальных пользователей и аудитории в целом в медийном пространстве. Мы видим, что рост есть. Это важно, потому что через год — Олимпийские игры.

— Одна из вечных тем в нашем спорте — российское присутствие в высших органах, скажем так, олимпийской спортивной власти. Вы удовлетворены им? У нас все-таки международные олимпийские федерации возглавляют всего два человека: Алишер Усманов руководит Международной федерацией фехтования, Владимир Лисин — Международной федерацией спортивной стрельбы.

— Если взять всех наших представителей в руководстве международных федераций и МОК — президентов, вице-президентов, членов исполнительных комитетов федераций, членов МОК, то Россия находится на пятом месте в мире. Причем мы постоянно понемногу добавляем.

— В общем, напрасно на невысокий уровень олимпийского представительства ссылаются, пытаясь объяснить недавние проблемы в нашем спорте?

— В любом случае мы стараемся постоянно его увеличивать. Россия — большая страна, имеющая колоссальные заслуги в международном спорте. На самом деле задача ведь не просто продвигать людей на посты, а добиваться того, чтобы те, кто попадает от Российской Федерации в органы управления различных международных спортивных федераций, структур, были высококомпетентными функционерами, способными решать большие задачи. В ОКР, к слову, создана комиссия по международным вопросам, которая это регулярно обсуждает и работает в данном направлении.

Интервью взял Алексей Доспехов