Фильм «Однажды в… Голливуде» выглядит как своеобразное подведение итогов, opus magnum, в котором режиссер собрал все свои любимые образы и приемы. Восемь мотивов, важных и для прежних фильмов Тарантино, и для новой картины, выбрала Юлия Шагельман.

Кино

«Я не ходил в киношколу, я ходил в кино»,— говорит сам Тарантино о том, как он учился режиссуре. Каждый из его фильмов — привет сотням, если не тысячам фильмов, снятых до него, и действие их разворачивается одновременно в двух пластах, реальном и кинематографическом. Даже вроде бы современные «Бешеные псы» родом из французской новой волны и Голливуда 1970-х, «Криминальное чтиво» уже названием отсылает к криминальным триллерам категории В, «Джеки Браун» — это одновременно нуар и blaxploitation; в дальнейшем игра с жанрами, аллюзиями и оммажами усложняется. При этом Тарантино беззастенчиво использует не только общеизвестные жанры, но и такие позабытые или имеющие узкую специфическую аудиторию, как фильмы про боевые искусства, аниме или, как в случае «Бесславных ублюдков», военное кино 1940-х. В «Однажды в… Голливуде», где действие происходит натурально в Голливуде, зрителя затягивает бесконечный лабиринт отражений кино и реальной жизни: герои, которые снимаются в кино, играют героев, снимающихся в кино о кино, в котором они снимаются.

Музыка

Действие «Бешеных псов», первого фильма Тарантино, хотя и происходит в начале 1990-х, озвучено придуманной радиостанцией, которая крутит хиты 1970-х (радио играет важную роль и в новой картине). Это задает столь любимое Тарантино ретронастроение и в то же время делает музыку не просто фоном, а полноправным участником действия. Тот же прием повторяется и в следующих фильмах. В «Криминальном чтиве» звучит классический рок-н-ролл, фанк, соул и серф-рок, задавая ритм и переключая внимание и эмоции зрителя между тремя сюжетными линиями, порезанными на кусочки и перемешанными, как плей-лист диджея. Сцена на титрах «Джеки Браун» идет под песню Бобби Уомака «Across 110th Street», написанную для одноименного фильма в жанре blaxploitation, и представляет главную героиню, которую играет Пэм Грир — вытащенная Тарантино из забвения звезда этого жанра. Музыкальная визитная карточка «Убить Билла» — инструментальная композиция Джеймса Ласта «Одинокий пастух», которая до того звучала, например, в корейском сериале «Воины кунг-фу».

Вестерн

Тарантино любит кино вообще, вне зависимости от жанровой принадлежности, но он очень американский режиссер, а самый американский жанр — это вестерн. Пусть даже у него он приобрел заметный итальянский акцент, потому что главные источники его вдохновения все-таки не Джон Форд и Говард Хоукс, а Серджо Леоне и Серджо Корбуччи. И только в новом фильме Тарантино возвращается к истокам — классическому американскому вестерну, причем в виде не киношедевров, а потоковой телепродукции 1950–1960-х. Но хотя чистых вестернов он снял пока только два и оба — «спагетти» («Джанго освобожденный» и «Омерзительная восьмерка»), элементы жанра встречаются и в других его фильмах. Например, «Бесславные ублюдки» — история охотников за головами, устанавливающих в оккупированной Франции порядки американского фронтира (не зря их вожак Альдо Рейн говорит с сочным теннессийским акцентом, а на шее у него шрам от веревки, словно у какого-нибудь outlaw XIX века), а «Убить Билла» — архетипичный для жанра рассказ об одиноком мстителе, разве что вместо пары револьверов у него (нее) катана.

Боевые искусства

Еще один любимый Тарантино пласт кинематографа, в каком-то смысле переоткрытый им для широкого зрителя,— азиатские кунг-фу-фильмы 1970-х. Настоящим признанием в любви к ним стала дилогия «Убить Билла», которая в то же время является мини-энциклопедией жанра боевых искусств в целом. Тут и гонконгские боевики, и китайские уся, и японские самурайские картины (так, персонаж Хаттори Ханзо был целиком вместе с играющим его актером позаимствован из сериалов 1980-х), и Дэвид Кэррадайн, который играл уже в американских сериалах про кунг-фу и, таким образом, становится связующим звеном между двумя кинематографическими традициями. И конечно, знаменитый желтый комбинезон и кроссовки Брюса Ли из его последнего фильма «Игра смерти». В «Однажды в… Голливуде» легендарный актер появляется уже «собственной персоной» в уморительно смешном эпизоде, который показался весьма обидным его дочери, а у людей с не такой обостренной чувствительностью, особенно помнящих времена видеосалонов, может вызвать только умиленную нежность.

Нелинейное повествование

Конечно, не Тарантино первым придумал показывать истории не от начала к концу, а в произвольном порядке, это он тоже увидел в кино. Эксперименты с нелинейной хронологией начались еще в немом кинематографе, а позже этот прием активно использовали режиссеры французской новой волны. «В фильме может быть начало, середина и конец, но необязательно в этом порядке»,— говорил Жан-Люк Годар, и именно этот принцип Тарантино взял на вооружение уже в первом своем фильме. «Бешеные псы» от сцены перед ограблением перескакивают сразу к тому, что случилось после (самого ограбления зрители так и не увидят), а потом история раскручивается во флешбэках и флешфорвардах. «Криминальное чтиво» разбито на главы, идущие друг за другом в порядке, который кажется едва ли не случайным (на самом деле, конечно, нет), в «Джеки Браун» одни и те же события показаны несколько раз с точки зрения разных персонажей, а в «Омерзительной восьмерке» ненадежных рассказчиков уже восемь, и поди разбери, где правда, а где вранье.

Диалоги

Начиная со знаменитого обсуждения песни Мадонны «Like A Virgin» в «Бешеных псах» и последовавшего за этим спора о чаевых, Тарантино наполняет свои фильмы бесконечной болтовней о всякой ерунде. В нарушение всех законов сценарного искусства его диалоги не двигают действие вперед и далеко не всегда сообщают зрителю что-то важное о героях (не считать же таковой информацию из «Криминального чтива», что во Франции четвертьфунтовый чизбургер называют «рояль с сыром»). Зато говорят очень много о самом режиссере — его любимых фильмах, музыке, комиксах и других источниках вдохновения (например, «Песни о нибелунгах» в «Джанго»). Тарантино в своих фильмах занят бесконечной деконструкцией поп-культуры (и, например, президент Линкольн для него такой же персонаж масскульта, как Супермен), и непрерывный треп о ее опорных точках подкладывает под его истории второй, третий и так далее постмодернистские слои. При этом разговоры всегда сняты не менее динамично, чем погони и перестрелки. Да и когда повисает «неловкое молчание», зрителю тоже скучать не приходится.

Насилие

Ультранасилие, потоки крови, внезапные выстрелы в упор или, наоборот, растянутое ожидание пытки, как в «Бешеных псах» или «Криминальном чтиве»,— еще одна фирменная фишка Тарантино, за которую, с одной стороны, мгновенно ухватились многочисленные подражатели и эпигоны, а с другой — упрекали режиссера блюстители нравственности, считавшие, что он эстетизирует жестокость. Парадокс, однако же, в том, что Тарантино и сам моралист, каких мало. Насилие в его фильмах (за исключением разве что «Омерзительной восьмерки») никогда не является самоцелью, это всегда только один из приемов, помогающий полностью раскрыть драматический потенциал истории и вызвать эмоции у зрителя. При этом, даже если оно эффектно, оно никогда не красиво и часто нешуточно страшно. Кроме того, герои, применяющие насилие ради собственной забавы, у Тарантино неизбежно несут наказание, а хорошие парни и девчонки всегда ступают на этот путь вынужденно. В конце концов в его фильмах добро всегда побеждает зло, и даже если не самыми парламентскими методами, то кто его упрекнет?

Женщины

Премьера «Однажды в… Голливуде» всколыхнула дискуссию о том, как Тарантино — режиссер и человек — относится к женщинам и женским персонажам, и появились мнения, что отношение это неправильное. Довольно странная претензия в адрес режиссера, который начиная еще с 1990-х, эпохи расцвета Харви Вайнштейна, всегда создавал яркие и сложные женские образы. Фильм «Джеки Браун», в котором главной героиней была чернокожая женщина в возрасте за сорок, вышел на экраны в 1997 году, задолго до того, как Голливуд обеспокоился репрезентацией женщин и меньшинств. Красивыми телами (чего стоят фетишистские кадры ступней, без которых не обходится ни один его фильм) Тарантино любуется ничуть не больше, чем сильными характерами, вспомнить хоть Беатрикс Киддо и ее товарок, ставших противницами, из «Убить Билла», Шошанну из «Бесславных ублюдков», Брунгильду из «Джанго» или девичью компанию из «Доказательства смерти», которая весело расправляется с насильником под песенку, предрекающую «токсичным» мужикам расплату за их нехорошее поведение.