«Тут все инвалиды, ну чего ты хочешь!»
Удивительный портрет российского бездомного
По версии председателя «Справедливой России» Сергея Миронова, в России от 3 млн до 5 млн бездомных. Росстат считает, что их не более 65 тыс., но предупреждает: при переписи населения бездомными считаются лица без определенного места жительства, которые ночуют на улице, в подъездах или других случайных местах и носят свои пожитки с собой.
— Наступила весна, у метро высыпали бомжи. Грязные, вонючие. Надо ночлежку строить поблизости, а не элитное жилье.
— Какое метро?! Они прямо в переходе тусуются. Зимой-то не видно было. А тут оттаяли и завоняли. Мерзость какая.
— У нас в подъезде сегодня прямо на лестнице спал. Не стала выгонять, зима все же. Но неприятно все это.
Про бездомных не принято говорить ни на улице, ни дома. Увидел, отвернулся и поспешил восвояси. Разговор, обсуждение навряд ли состоится — слишком уж неприятная тема, отталкивающая. Приведенный выше диалог — обмен репликами в одной из районных групп фейсбука, первые реплики обсуждения, за которыми последовали сотни возгласов со смайликами и без. В ответ один из муниципальных депутатов заверил, что вынесет вопрос на обсуждение, поговорит — и слово сдержал. Только вот разговор вновь не получился, скомкался в очередную невнятицу. Что-то делать надо, а что — неясно. Бомжи как сорняки в ухоженном огороде, спасу на них нет.
Мужчина, 78 лет, Белорусский вокзал
— Вы будете здесь прямо ночевать, лежать?
— Ну и что?!
— Вы знаете, при церкви выдают одежду на Китай-городе, вы знаете об этом?
— Они выдают, которые люди умерли уже, они выдают ее. Приносят люди, которые похоронили своих, вот они эту одежду сносят в церковь, чтобы нуждающимся отдать. А вы знаете, что любая вещь, она носит в себе энергию бывшего хозяина. Пусть она какая-то одежда, но это из магазина — там совсем другое. Пусть она дешевле где-то — совсем другое. Даже вот что хочу сказать, вы, например, значит, шли и что-то потеряли, там, к примеру, ножичек или что-то, знаете,— нельзя это поднимать, это чужая вещь, не надо этого. Некоторые рады этому — нельзя этому радоваться. Лучше пусть она хуже в сто раз, но твое! Так что любая вещь, она носится (неразборчиво). Так что вот такие-то дела.
Это резюме беззубого и миролюбивого совета депутатов, но встречаются народные избранники поактивней, подеятельней:
«Жители Красносельского, будьте бдительны! Бомжезащитники хотят вернуть палатку для кормления бомжей на площадь трех вокзалов. В результате туда опять сползутся всякие бомжепомощнички. А бомжи начнут обживать ваши дворы и ваши дома. Ваши дворы опять превратятся в общественные туалеты. В ваших подъездах будут спать, выпивать и отправлять естественные надобности грязные, вонючие, неизвестно чем болеющие, опустившиеся люди. А то и натащат в ваш подъезд барахла и будут в нем жить. Оно вам надо? Рекомендую массовые письма в мэрию, что вы категорически против».
За призывом идет решение. Найти и изолировать, выселить за пределы достижимости, чтобы не раздражали и не пугали добропорядочных граждан с их нормальной жизнью, с их стремлением к счастью.
В этом призыве приписные правозащитники и оппозиционеры удивительным образом воспроизводят оптику власти, ее взгляд на бездомных. Борцы за всеобщее счастье мало отличаются друг от друга, и неважно, занимают ли они высокие посты или пока лишь стремятся к ним.
В конце прошлого года научные сотрудники лаборатории методологии социальных исследований РАНХиГС разослали запрос — рассказать о ситуации с бездомными — в региональные министерства социальной защиты, где есть города-миллионники, где больше концентрация потерявших дом людей: Москву и Московскую область, Санкт-Петербург и Ленинградскую область, Новосибирскую, Свердловскую, Нижегородскую области, Республику Татарстан, Челябинскую, Омскую, Самарскую, Ростовскую области, Республику Башкортостан, Красноярский и Пермский края, Воронежскую и Волгоградскую области, Краснодарский край. Вскоре пришли ответы, от кого короткие, от кого развернутые на десяток страниц. Не от всех, конечно, но все же (рис. 1).
Из городов ответили только Красноярск и Санкт-Петербург, обстоятельно, с цифрами. А из Самары и Перми пришли отказы, частично объясняющие молчание остальных городов: во многих регионах передана на региональный уровень забота о бездомных, не должны городские власти обращать на них внимание — не их функция.
Из 16 регионов и 16 региональных центров ответы прислали 13 субъектов, или 41%,— отклик небывалый для почтового опроса. В немалой степени этому способствует законодательство, обязывающее чиновника реагировать на оформленный надлежащим образом запрос, но и здесь, мы видим, имеются значительные прорехи: 41% — не 100%, как можно было бы ожидать.
Мы спрашивали о результатах работы за 2018 год; интересовались оценкой численности бездомных в регионе, сотрудничеством с НКО и бизнесом; просили поделиться именами экспертов для возможных интервью с ними; спрашивали о планах работы на 2019 год (рис. 2). Отличились чиновники из Татарстана, где ответ состоял из слов и предложений, не имеющих отношения к заданным вопросам. Что поделать, бюрократический язык отглагольных существительных вполне годен для такого. В остальных случаях с большей или меньшей детализацией с поставленной задачей чиновники справились, выполнили поручение.
Страна у нас большая, и региональная специфика значительна, но общая тональность ответов удивительно схожа.
Мужчина, сквер у Киевского вокзала
— Ясно. А кто сюда привозит еду вообще? Что за организации?
— Тут баптисты, потом пятидесятники, потом какое-нибудь благотворительное сердце, разные организации. Сегодня одни, завтра другие, послезавтра вообще другие, в четверг.
— Но каждый день?
— Да. <…> Я был в одной благотворительной организации на проспекте Мира, в подвале, там один мужик стал на меня орать, а я ему говорю: слушай, если я бездомный, то, что я без жилья, тебе право не дает орать на меня.
— А кто орал, тоже бездомный?
— Нет, работник. Он мне говорит, если тебе что-то не нравится, можешь развернуться и уйти, я говорю — что я сию минуту и сделаю.
Результаты работы за текущий год — формат, наиболее привычный для ответа, потому и частотный. Большинство региональных министерств ответили на вопрос о результатах. Среди них, традиционно: упоминания о койко-местах ночного пребывания, разовое питание и оказание юридической помощи по восстановлению или оформлению документов. Можно объективировать список, перечислить привычные для чиновника обороты, описывающие такую деятельность: «предоставление социально-бытовой, социально-медицинской, социально-трудовой, социально-правовой, социально-психологической помощи и срочной социальной помощи, направленных на социальную и трудовую реабилитацию, для восстановления способностей к бытовой, профессиональной деятельности, а также адаптации к условиям жизни в обществе». Нужно понимать, что сегодняшнее российское государство за всеми словами об адаптации видит: койко-места, питание и документы — точка.
В России есть единственный способ остаться в истории — «совершить правонарушение, лучше отсидеть срок, — как-то проговорила одна работница архива, — у честного человека шанс оставить свой след в истории небольшой». Так и с бездомными. Отсидел в тюрьме — попал в категорию лиц, освободившихся из мест лишения свободы, и шанс найти крышу над головой за государственный счет, поесть, подлечиться существенно возрастает. Освободившиеся подлежат адаптации, а значит, первые недели за ними будут досмотр и какой-никакой уход. Во всех правовых документах, постановлениях и регламентах освободившиеся проходят отдельной строкой. В каких-то регионах, например, Республике Башкортостан, их доля может доходить до 2/3 от тех, кому оказаны социальные услуги.
«Взаимодействие с государственными, общественными, религиозными, негосударственными и иными организациями с целью повышения качества и эффективности оказания социальных услуг лицам без определенного места жительства и освободившихся из мест лишения свободы; развитие благотворительности; социальная адаптация лиц, оказавшихся в трудной жизненной ситуации; внедрение инновационных форм деятельности, современных методов и инструментов оказания социальных услуг». Отвечает о планах на 2019 год одно из региональных министерств труда и социальной защиты. Ответ о планах, которые могут быть скопированы на любой год в ближайшие десять, а то двадцать лет вперед или назад — не суть важно. «Взаимодействие, развитие, внедрение» — триада, послужившая не одному поколению чиновников для оправдания своей бездеятельности.
Агитатор с Иловайской, бывший бездомный, сейчас живет в христианском приюте для бездомных «Дом трудолюбия "Ной"»
— А там… Ты там был, ночевал уже? Там кошмар, слушай! Там подхватить… даже в этой палатке сейчас можешь подхватить все что угодно — и вшей, и мандавошек, они же все по этим сиденьям ползают прямо! Они садятся же рядом с тобой жрать. Я просто сейчас уже боюсь, при виде их чесаться начинаю. А запашок там такой, знаешь, в общественном туалете пахнет намного лучше, чем в этой белой палатке. Ну они-то, не знаю, наверное, привыкли, мне, видно, пофиг было зимой, зимой, может, не так воняет, понимаешь, все зашли, там пофиг, пожрали, этими грязными руками в говне ковырялись и полезли за хлебом, хлеба похавали. А там — вот здесь ночевать,— это вообще жуткое дело. У кого-то вши выползли, значит, у кого-то гной потек из раны, значит. Он наверху лежит, допустим, тот внизу лежит, этот гной капает, вши ползают, значит. Кто-то обосрался, кто-то обоссался, тут ну все инвалиды, ну чего ты хочешь! Больные, инвалиды, вон еще кого-то привезли, еще одного гнойного или вшивого, ну всех сюда, короче! Зато, я говорю, на трех вокзалах чище стало и людей всех оттуда на хрен смели сюда, в эту Перерву…
Многих среди оппозиционеров и власть имущих сближает негативное отношение к бездомным, в котором можно выделить три основных пункта.
Во-первых, бездомность приравнена к преступлению. Они сами, по большей части, выбрали этот путь. Если бы было желание, нашли бы работу и какое-никакое жилье. В бездомные в основном попадают алкоголики, преступники, опустившиеся люди.
Во-вторых, присутствие бездомных на улицах, в местах скопления граждан недопустимо. Следует очищать улицы от бездомных, которые снижают качество городской среды, негативным образом воздействуют на субъективное благополучие горожан.
В-третьих, с бездомностью нужно бороться, и наиболее эффективные меры борьбы — изоляция, помещение людей в исправительные учреждения, с полным контролем и наблюдением за их жизнью.
Все три пункта не просто ложные, а вредные по базовым основаниям. Их последовательная реализация приводит к ухудшению положения не только бездомных, но и домных граждан, чьи интересы пытаются отстаивать правозащитники или представители органов власти.
В благотворительной организации «Ночлежка» уже не первый год собирают статистику бездомности, разговаривают с людьми, задают вопросы. Об алкоголизме и прошлых преступлениях в качестве причин бездомности упоминают только 15% их собеседников. Доминирующая причина — переезд в другой город в поисках работы, затем идут проблемы в семье и мошенничество с жильем (рис. 3).
Бездомные ничем не отличаются от нас. Неприглядными, пугающими, опасными их делает городская среда, в которой нет места милосердию и состраданию, адекватному отношению к чуждой беде. Если попытаться построить усредненный портрет бездомного, им окажется мужчина среднего возраста, со средне-специальным образованием и российским гражданством (рис. 4).
Но за этими средними значениями теряется индивидуальность, боль, обида, заброшенность. Потому мы пошли на улицу и начали разговаривать с бездомными, расспрашивать о жизни, интересоваться их представлениями о правде. Ничего необычного, все очень похоже на тех, у кого есть крыша над головой. Отличие лишь в одном — эти люди находятся в трудных жизненных ситуациях. И наша задача — хоть чем-то им помочь, а через это помочь и себе. Страх, угрозы, насилие никогда не проходят в одном направлении, не делят своих и чужих. Если боимся мы, боятся и нас, если мы желаем насилия другому, другой, не задумываясь, проявит его по отношению к нам. Помочь бездомному — это сделать первый шаг в мир, в котором нет насилия и деления на чистых и грязных, своих и чужих, правильных и неправильных. Помочь бездомному — это помочь себе.
Алик, Курский вокзал
— Хорошо, просто сейчас же есть социальные службы всякие, ночевать можно, и как бы и там работу можно найти, но просто они разные там бывают.
— Так это и хорошо, чтоб работа и ночлег был.
— А Владимир говорит, что два месяца там работал и ничего не заплатили, вот.
— Не платят они!
— Не платят, кидалово, обманывают.
— Пашешь, пашешь, пашешь — и...
— За миску супа и два яйца, две сосиски на обед дадут.
— И все.
— Все. А вечером — миску супа, б**дь.
— И пачку сигарет.
— И пачку сигарет, да. Все.
— А зарплаты нет.
— Зарплаты нет.
— Так на… [зачем] такая работа!
— Да, нафиг надо!
— Я лучше здесь буду умирать, глядь.