Михаил Жванецкий — о том, почему мы снаружи очередь, а внутри — коллектив

Михаил Жванецкий

Разговор о наболевшем в уникальном коллективе

Вынимать себя из обстоятельств, чтоб не проявлять силу воли.

Не попадать туда, где принимают решения, ибо не дано понять, что перевешивает.

Все правильно, если попадешь в свалку.

И все правильно, если выскочишь из нее.

Ходить вдоль стены.

Откликаться на все и от этого озираться и смотреть неловко.

И думать о себе плохо и не уметь ничего…

От этой работы воображением трудно подойти к человеку.

Жить все тяжелей и все быстрее.

И вот тогда:

Отрастить бороду.

Купить шляпу и темные очки.

Еще добавить алкоголь.

Подумать о себе тепло — это почувствуют окружающие.

Влезть без очереди в очередь за дешевой водкой.

Цыкнуть на продавщицу:

— Катерина... Ребята ждут... А я что, не из очереди? Катюнь, от белого до черного по одной...

Очередь — это свободное построение свободных людей, в порядке подхода с одной и подвоза с другой стороны баррикад.

Наличие двух-трех прущих против часовой стрелки только развлекает стоящих и придает оживление всему организму.

Отцы, члены свободного построения свободных людей!..

В порядке не совсем живой очереди мое прибытие к вам — большой праздник и наслаждение!

Я ходил к интеллигентам, но не достиг своего.

Своего я достигну здесь!

Я его найду!

Я его, падлу, разыщу и мы подружимся!

Отцы! Нас объединяет тронутость!

Слеза, дрожащая в каждом.

Это сочится рана, открытая всем.

Сомкнемся ранами.

Я расскажу, что там, в колеблющихся рядах интеллигенции…

Кто сказал: «Ничего хорошего?»

Катюш, продвинь очередь, убери эту синь больничную.

Четыре часа держится на ветру, весь разговор убивает.

Это другой разговор!

Держи бокал...

Чтоб не пугать дам, возьми газету «Коммерсантъ» и твердо держи перед собой.

Кого ты оставил из близких?..

И где она?.. В очереди...

Наша очередь стоит в дерьме.

Стоя за дерьмом.

Снаружи мы очередь, а внутри — коллектив. Кто смотрит на нас невооруженным взглядом, тому мы внушаем ужас. А я считаю, что только в нашей среде расцвет личности происходит несколько раз в день...

Сынок, это мой сольник!

Я арендую зал и оплачиваю публику.

Катюш, налей ему — счет мне.

Длительное пребывание в скандальных рядах интеллигенции привело меня к вам...

Я занимался чужим делом.

Я пел и танцевал, разгадывал шарады авторитарной власти, будоражил словом и без того взбудораженных юристов.

Я искал бедных, меня искали богатые.

Я не получил друзей, но поклонников...

А переход поклонников в противников — мгновенный.

Я стал наблюдать их скопления у других ног.

Они переметнулись строем, как рыбы...

Я крикнул: «Я здесь!».

Они сказали: «Видим».

Они шепнули: «Любим».

Они запели: «Слава тебе!»

Но пели у ног другого.

А что я обнаружил, глянув внутрь себя,— истерзанность свободой.

А крик колеблющейся интеллигенции: «Позицийку нам дайте!.. Свою позицийку!..» — меня доконал.

И я ушел в партизаны. Я с вами.

Вот ты, Василий, сынок, как ты относишься, например, к грузинско-осетинскому конфликту...

Постой, Василий, не надо столько мата.

Мат должен быть коротким.

Ты на чьей стороне в грузинско-осетинском конфликте?..

Так и я на нашей!..

Но нас там нет.

Я же тебе сказал: грузинско-осетинский.

Мы оба на нашей стороне, которой там нет.

Сейчас она есть.

Сейчас он российско-грузинский конфликт, что ли?

Во всяком случае, мы должны кричать на Запад.

Давай на Запад кричать, Василий!

Где Запад?.. Компас есть?

Кричим в сторону Минска...

Нет, нельзя.

Надо через Минск.

Давай в сторону Киева.

Через Киев туда и туда.

— Куда?

— Куда-куда. Ты кого проклинаешь — Запад? Ну и давай в сторону Внуково.

Давай: «Ах вы, суки!»…

Мы не Внуково проклинаем!

Давай между Внуково и Минском: «Ах вы, суки, подонки, сколько можно душу мотать? Присоединяйтесь, падлы, к нам».

— В чем?

— Во всем! Чего вы все время против? Давайте вместе... Что?

— Что?

— Что вместе, Василий?

— Выпьем!

— Верно!

— Точно...

Но мы уже пили вместе.

Не хотят они пить с нами...

Не умеем, говорят, себя вести.

— Ах вы, сволочи, вонючки, мерзоты небоскребные...

— Вот я и говорю, как враги — они классные...

И нам сразу жить хочется...

И мы туда, и С-400, и «Искандер», и «Тополя»...

Не ля-ля-тополя.

Это ракеты, сынок.

И нам сразу интересно стало, представляешь?!

Ты, твоя жена, этот сиреневый, я, лысый этот, кривой и этот на протезе — все стоим у стойки с пистолетами...

Не бомжи, а офицеры, блин, Василий.

Дважды рядовой Михал Михалыч.

Ефрейтор Гольдберг.

И грузин возьмем.

Пусть пьют при погонах, но без оружия.

У них что хорошо — поют.

Многоголосие называется.

У нас как многоголосие, так сразу мат.

У них без мата.

А воевать мы с бабой хотим, Василий...

Тогда позиция наша: кричать на Запад, но не воевать...

Катюнь, за мой счет всем благодарным...

Василию двойной...

Вася, двойной виски — это не два граненых стакана.

Это сорок грамм, Вася...

Василий, ты мне нужен.

Как собеседник.

Кофе Васе — американский.

Американский не сам кофе, пей свободно.

Это способ варки…

Вот такая у меня была позиция: я нарезал наоборот!

Я почти перестал пить!

Завел одну женщину!

И чуть ли не сел на диету.

Диета — это вам знакомо. Это не жрать! Вот так.

Нет, наоборот. У тебя все есть, а ты не жрешь — и все!

Я потерял живот, друзей и уже собирался сходить в консерваторию, где находят прибежище осколки инженерного состава.

Я судорожно поднялся до глубин философского романа.

Над которым вкалывал две недели.

Я один, безоружный, бросался на глыбу «Улисса»... Джойса...

Нет, дорогой, это не торт...

Это огромное и толстое достижение мировой литературы.

Это когда мы говорим и думаем одновременно.

Нет, отец, не обижайся, но ты, когда говоришь, ты в этот момент не думаешь — ты заботишься о произнесении букв в словах.

У Джойса они думают и говорят.

Сам способ интересный, если бы это кого-то волновало...

Есть тысяча способов уйти от мира, не лишая его своего присутствия.

Вы, друзья мои, тот же лес, та же трава.

Я заказываю вам шелест и оплачиваю его.

Что у тебя?..

Нет! Из бокового кармана здесь не пьют.

Кто гнал?.. Родственник из буряка?..

Очень может быть...

Вам как сказали, что роза пахнет, а самогон воняет, вы так и живете...

Единственное, чему я вас научу — работать головой.

Если у меня еще будут деньги, я вам расскажу, что я видел в их театрах и кино...

Это такой постмодерн...

Но об этом потом.

Катюш, по одинарному, а то у них рассеивается внимание...

Не надо!

Я там одурел от слова «спасибо» и от криков «ваши аплодисменты»...

У них аплодируют по просьбе, по команде. И смеются так же...

«Не вижу ваших слез!..»

«Не слышу вашего хохотанья!..»

А от слова «спасибо» — у меня ангина.

Мне его говорили. Я его говорил...

Самое невозможное — благодарность кому попало.

Лучше деньгами — ты прав.

Там есть целый район, где живут одни писатели... Еще с советских времен…

Не надо, сынок... Я могу доказать, а ты только матом.

Есть такой район!

И метро к нему идет.

Бьемся?.. Все завтра поедем...

Ходят по улицам, в очередях, в аптеках...

Одни писатели из окон выглядывают...

Хромые, косые... Одни писатели...

Масса... Скопление...

Уродило их в советское время. До сих пор живут.

Теперь их еще больше.

Все прохожие — писатели…

А все равно что, романы, пьесы...

А спорим, есть люди, которые читают?..

Так я же тоже им был.

Они считают, что влияют.

Мол, все его прочтут и не будут воевать.

Хотя раньше все читали и воевали.

Они говорят, литература сложна, а жизнь короче.

В общем, «ну да» — это одно.

А «да ну» — это другое.

Нет, Василий, там совсем другая жизнь.

И все не живут, а ведут себя.

Один себя нормально ведет.

Другой не умеет.

Вдруг поцелует тебя.

И все женщины целуют тебя без чувств.

Вдруг поцелует или запоет.

К мужчинам тянутся мужчины...

Да. Ты слышал. А я видел!..

Зрелище не для слабых.

Откуда я знаю...

Значит, и в мужском теле что-то есть.

Наверное, если тебя помыть, опрыскать, протереть, может, и к тебе потянутся мужчины.

Может и заработаешь, если не будешь пить.

Юноша, как осуществить мечту?

«Если за нее выпить?» — говоришь ты.

Вот если за нее никогда не пить — осуществишь, клянусь...

Но все равно потом...

Придешь, как я, к свободным людям на простор…

А кто-нибудь пил коньяк?

Хотите попробовать? Екатерина! «Мартель»! Немолодой, как мы.

Для нас по глотку.

И разойдемся на сегодня.

А то я что-то заговорил стихами, мне срочно ночь нужна...

Прощайте.