Обозреватель “Ъ” Михаил Коростиков — о том, чему может научить ситуация в Гонконге московских протестующих

В выходные произошел эпизод, который может стать тревожным звонком для протестующих в Гонконге. В вагоне метро между возвращающимися с очередного митинга демонстрантами в черных майках и обычными пассажирами завязалась жестокая драка. Через несколько минут к месту потасовки прибыла полиция, и к мешанине кулаков, тростей, зонтиков и сорванных со стен огнетушителей добавились еще и полицейские дубинки: досталось представителям обеих противоборствующих сторон. 70 человек были арестованы.

Гоббсовская «война всех против всех» нашла свое воплощение на станции метро «Принц Эдуард»: ожесточенные и невероятно уставшие от трех месяцев хаоса гонконгцы избивали друг друга в городе, который еще в прошлом году считался чуть ли не самым безопасным и законопослушным на планете.

Гонконгское правительство пока никакого выхода из ситуации не предложило. Глава города Кэрри Лэм ясно дала понять, что не собирается идти демонстрантам ни на какие уступки. О причине такой неуступчивости стало известно 30 августа из материалов Reuters: со ссылкой на три источника агентство сообщило, что Кэрри Лэм пыталась добиться от центральных властей Китая разрешения пойти навстречу протестующим и отозвать из парламента злополучный закон об экстрадиции. Но получила твердое «нет».

Гонконгская ситуация — урок для всех, кто выходит с протестами на улицы, в том числе в Москве. По сути, происходящее в Гонконге — высшее проявление «уличной демократии». До трети населения города (в Москве это было бы около 4–5 млн человек) требуют выполнения пяти вполне конкретных пунктов. Их отказываются слышать, и сотни тысяч активных протестующих отвечают уличной войной: разрушают объекты инфраструктуры, громят парламент (считая его нелегитимным), разбивают камеры видеонаблюдения, насмерть бьются с полицией. Активность общества и ожесточенность схватки с властью на порядок выше, чем в России. Результат один и тот же: требования улицы не исполняются, а подавлять протесты бросают полицейских, на которых и выливается весь общественный гнев.

Все дело в том, что уличные протесты способны что-то изменить только в странах с развитой демократической системой, где существует механизм обратной связи между властью и гражданами.

Там соревнующиеся за посты политики могут скорректировать свою программу в соответствии с пожеланиями наиболее активной части общества. Часто даже не потому, что искренне с ними согласны, а потому, что протестующие (они же избиратели) горой встанут за политика, поддерживающего их требования. В странах же с авторитарной системой правления протесты не имеют никакого эффекта до тех пор, пока не становятся по-настоящему всеобщими, полностью парализуя экономику и социальную жизнь. Но даже и тогда при опоре на армию правительство может остаться у власти, правя посреди руин и анархии. Пример такого рода — Венесуэла.

Гонконгская ситуация показывает протестующим в таких странах, что в современных условиях нужно искать разнообразные способы борьбы за перемены, не обязательно замещающие, но как минимум дополняющие митинги и демонстрации. Они в первую очередь должны работать на расширение числа сограждан, в этих переменах заинтересованных, и на создание внутри власти групп, способных использовать протесты как орудие в борьбе элит.

Это непросто, но многомесячные уличные бои со слезоточивым газом и «коктейлями Молотова» дают обратный эффект — отчуждение уставших от хаоса обывателей и укрепление во власти сторонников жесткой линии.