«Женский мир стал пристальным объектом исследования»
Участницы «Любимовки» о гендере и том, почему женщин в драматургии становится все больше
В Москве проходит юбилейный фестиваль молодой драматургии «Любимовка», который на протяжении 30 лет открывает новых авторов. Свои первые пьесы здесь представляли Иван Вырыпаев, Евгений Гришковец, Василий Сигарев и многие другие. В программе нынешнего года — 40 пьес. Большинство из них написаны женщинами-драматургами. «Коммерсантъ Стиль» поговорил с участницами юбилейной «Любимовки» о женщине в современной драме.
АННА БАНАСЮКЕВИЧ
Театровед, арт-директор фестиваля «Любимовка», эксперт фестиваля «Золотая маска», заведующая литературной частью театра «Практика»
— Женщин в драматургии становится все больше — это достаточно очевидная тенденция. Женский мир стал пристальным объектом исследования с совершенно разных позиций, не только феминистских. Если раньше в пьесах мужчин женский мир был скорее приложением к миру тотально мужскому, то теперь ситуация в корне изменилась. И героиня этих пьес тоже меняется.
Главное отличие героини от героя в современной пьесе — это некоторая цельность. Мужчина чаще всего предстает инфантильным существом за 30, типичным неврастеником, пассивным и растерянным, неспособным выдержать сложности взрослого мира. Женщина, наоборот, это актив, ясность взгляда, столп, на котором держится мир. Да, она может быть и хранительницей очага, но еще она супергерой и образец «нормальности».
Например, в пьесе Натальи Блок женщина возвращает бурлящий амбициями и обобщениями мужской политический пафосный мир к человеческому измерению: она отказывается быть жертвой, быть в конъюнктурной среде, она отстаивает свою «самость». В другой пьесе, Анны Гилевой, много самоиронии, но тема та же: женщина отстаивает свою независимость, исправляет то, что натворили мужчины, при этом никакого радикального феминистского пафоса там нет — для этой героини важны отношения и семья. Женщина в своей целостности максималистична, она доходит до одержимости, как в пьесе Светланы Петрийчук «Финист ясный сокол».
Сейчас пьесы вскрывают трагизм и героизм в обычном, даже будничном. Есть, например, в афише нынешнего года полудокументальная пьеса «Глина» Екатерины Бронниковой про ЭКО, про общественный прессинг, который выдерживает российская женщина, всего лишь стремящаяся, казалось бы, выполнить свою вполне традиционную функцию — завести ребенка. Наверное, все это вполне закономерный исторически взрыв: женщины слишком долго молчали.
ИРИНА ВАСЬКОВСКАЯ
Драматург, сценарист и режиссер, Екатеринбург
— Однажды зрительница весьма агрессивно меня спросила: «Почему вы все время пишете о женщинах?» Да еще таким тоном, будто «женщины» — это что-то вроде абортов. Я даже растерялась. Мне не нравится «женское гетто» в драматургии: «ах, особый круг тем», «ах, женские проблемы», «ох, женское одиночество», «женская психология», «своя атмосфера»... Нет же никакого «мужского одиночества» и «мужских проблем». Как будто «мужчина» — это равно «человек» (его проблемы — проблемы человека), а «женщина» равно «не вполне человек, но достойна уважения и внимания»). Спасибо, хоть не «самавиновата».
Я уверена, что на творчестве половая принадлежность никак отразиться не может. Может быть, какая-то ультраконсервативная часть публики и заохает, если женщина напишет, с их точки зрения, «неженственную» пьесу, но я, слава богу, с такой публикой не знакома, да и не желаю исправлять это упущение.
Пьеса: «Рэйп ми» / режиссер Никита Бетехтин.
О чем: Переосмысление протеста «новых вялых», которые борются с хамством в магазине и глютеном в еде
СВЕТЛАНА ПЕТРИЙЧУК
Драматург и сценарист, Москва
— Для меня современная драматургия характерна в том числе тем, что женщины-драматурги поднимают темы, на которые не принято было говорить. Например, сознательный отказ от отношений или материнства, невозможность этому материнству радоваться, нелюбовь к собственным детям и тому подобное. Пару лет назад в авторской группе одного сериала у меня разгорелся спор с коллегой-сценаристом. Разрабатывали персонажа — это должна была быть многодетная мать в депрессии. А он никак не мог поверить, говорил: откуда у нее депрессия — у нее же трое детей, как она может быть несчастлива. И никакие доводы не помогали. Это наша мифология с утрированными представлениями о том самом «женском счастье, был бы милый рядом», где замужество и материнство — хеппи-энд в любой сказке. В современной драматургии есть много женских образов, которые идут вразрез с ней.
Пьесы последних лет — это еще и разговор о физиологии, о природе сексуальности, об отношениях со своим телом, многое из этого тоже из разряда табу. О давлении социума, которое больше не хочется принимать по умолчанию. Ну и главное, женские образы в современной драматургии говорят о насилии. Разном, совсем не только сексуальном. И иногда женщина не только объект этого насилия, но и источник.
Мне кажется, для драматурга самое важное — говорить о том, что он действительно знает. Иначе получаются не персонажи, а нагромождение штампов. Но это «знает» точно идет не от гендера. Очень много моих любимых женских образов содержатся в пьесах драматургов-мужчин. Это скорее от эмпатии, умения подмечать детали, любви, наконец.
Я хорошо запомнила один комментарий в Facebook. Этой зимой моя пьеса попала в шорт-лист одного конкурса драматургии. Женских имен в этом списке оказалось гораздо больше, чем мужских. И кто-то написал под постом с результатами что-то вроде «ох уж эта политкорректность. Скоро будут, как в Америке, обязательно выбирать еще геев и черных». Комментарий был потом удален — не могу воспроизвести точно. Но это было о том, что вроде как женские тексты по умолчанию не могут быть сильнее мужских. «Бабские» — еще ведь есть такое определение. Я много раз слышала от знакомых режиссеров — «бабская пьеса/сценарий/сериал». И я когда-то тоже так думала — мне хотелось писать для кино «небабские» сценарии, к тому же заказывают чаще именно их. А в пьесах появилась возможность говорить о том, что правда болит, и о том, что я лучше всего знаю. И оказалось, что ближе всего лежат и сильнее отзываются какие-то женские истории, так что все мои пять пьес про женщин. Во всех случаях для меня это процесс изучения себя самой.
О главной героине: моя героиня — некий собирательный образ. Женщины, которой для любви не нужны особые условия. Всегда готовой на жертвы. И, конечно, недолюбленной — родителями и окружением, а потому считающей, что любовь обязательно должна быть ею заслужена. Будто до любви нужно дойти за тридевять земель, а иначе ты ее недостойна.
Пьеса: «Финист ясный сокол» / режиссер Женя Беркович
О чем: признания девушек, которые бегут в Сирию в поисках принцев-террористов
Когда: 7 сентября, 19:00
ЮЛИЯ ЛУКШИНА
Драматург и сценарист, Москва
— Женский образ давно перерос традиционную область любовной драмы и, даже оставаясь внутри нее, раскрывается по-новому. Он стал резче, разнообразнее, сложнее. Быть женщиной и, соответственно, женщиной-автором сейчас ужасно интересно — очень много вариантов того, какой можно быть. В культуре все быстро меняется, гендерные шаблоны гремят обломками — чего только стоит одна область материнства, переживающая сегодня жесткую демифологизацию. Меняются представления о возрасте и привлекательности, приходят целые новые языки и способы мышления — одним из них стал, например, модный язык поп-психологии. Мы стали иначе переживать и тему общения, и тему одиночества, мы по-другому ищем партнеров. Перечислять можно долго. Мир стал напоминать хитро устроенный пазл, а наши индивидуальные истории — пазлы внутри пазла. Это увлекательно наблюдать и исследовать.
Пьеса может заинтересовать или не заинтересовать. Последнее, что мне здесь важно,— пол драматурга. Даже тема не очень волнует, привлекает изобретательность, то, насколько здорово что-то сделано. Есть масса тем, мне лично не интересных, но если кто-то — мужчина или женщина — сумел сконструировать такую анатомию темы, которая вызовет реакцию «ух ты!», тогда я радуюсь вдвойне — и как писатель, и как зритель. Например, прошлогодняя пьеса Ольги Шиляевой «28 дней»: лично для меня менструальный цикл и женская физиология никогда не были триггером. В моем представлении это вообще не повод для разговора, и тем более о насилии. Но тема была обработана автором так остроумно, что вызвала и любопытство, и уважение.
Полагаю, большинство авторов не руководствуются при работе гендерной повесткой, не садятся за компьютер с мыслью: «Хочу, черт побери, написать острую феминистскую пьесу». И, наверное, слава богу: потому что когда появляется отчетливая повестка, то появляются догмы, следом начинает, как плющ, лезть идеология — и становится скучно. Хотя, вероятно, вскоре все же появятся авторы, сознательно заточенные исключительно под гендерную проблематику. А аудиторию, мне кажется, интересует все-таки не гендер писателя, а его эмоциональный опыт.
Пьеса: «Жалейки»
О главной героине: героиня «Жалеек» пытается справиться с собой, материнством и жизнью, испытывая стыд за то, что у нее не получается быть взрослой. Она пытается нащупать опоры — в группе безусловной поддержки, поиске врага, дружбе. Но, как выясняется, все — включая ее врага — мучаются стыдом и ищут того же — прощения и принятия.
О чем: Откровенный рассказ женщины, которая не чувствует себя хорошей матерью.
НАТАЛЬЯ БЛОК
Драматург и художница-концептуалистка, Херсон
— Не думаю, что есть какие-то особенности женского образа в современной драме. Разве что современная драматургия берет в героини своих же современниц. Именно поэтому это женщины, которые живут сейчас и проблемы у них знакомые всем.
Ученые давно доказали, что у мозга нет пола, и уж точно гендера. Гендер — это социальный пол. Поэтому мозг драматургини и драматурга можно сравнивать, лишь читая их произведения. Кстати, на Украине на драматургическом конкурсе «Тиждень актуальної п`єси» / «Неделя актуальной пьесы» убирают имена авторов, чтобы стереотипы не влияли на отборщиков. С другой стороны, буквально в этом месяце я посмотрела на фестивале монопьес в Батуми отличный спектакль про женщину-беженку, которую написал мужчина. Я считаю сексизмом делить авторов по половому признаку. Это непрофессионально и бесполезно. Личный опыт — бесценная вещь. Если у тебя есть месячные, то ты можешь писать про них достовернее того, у кого их не было.
Влияет ли то, какой орган в штанах у автора, на восприятие текста? Это зависит от кругозора и образованности воспринимающего. Это относится как к театру, так и ко всему остальному. Я не чувствую сейчас особенного отношения ко мне из-за своего пола и гендера в сфере драматургии. Зато в других — довольно часто.
Пьеса: «Бомба» / режиссер Сергей Карабань
О чем: Пьеса об украинке, в животе которой в любой момент может взорваться бомба.
ЭНДЖЕ ГИЗЗАТОВА
Драматург, Казань
— Многие думают, что женский образ в современной драме — это обязательно про феминизм в разных его формах, про борьбу, противопоставление. Для меня сейчас это скорее про новую форму откровения. Сегодня женские образы создаются для того, чтобы честно говорить, о чем «молчалось». Сейчас размываются границы «стесняюсь», «о таком говорить неудобно». Мне это кажется интересным.
Для меня не существует разделения драматург-женщина / драматург-мужчина. Я никогда не оценивала пьесы по принципу мужской / женский взгляд на определенный вопрос. Когда я читаю пьесы, я воспринимаю историю глазами другого человека. Когда отказываешься от каких-то стереотипов и паттернов, начинается история не про людей, а про человека. А когда говоришь о человеке, все обобщения типа «мужское / женское», «правильно / неправильно», «хорошо / плохо» отпадают.
В своем окружении я тоже не замечаю тенденций к такому делению. Сейчас гендерные различия не то что стираются, кажется, они уже стерлись. Я не сталкивалась с ситуациями, когда меня как-то иначе оценивали, потому что я девушка. Возможно, я не сталкивалась с этим в силу возраста или отсутствия большого опыта, а может, действительно гендерная принадлежность человека уже не влияет на отношение к нему со стороны других людей.
Пьеса: «Мне тяжело об этом говорить...» / читку ставит Мастерская Виктора Рыжакова
О главной героине: Я бы сказала, что мою героиню, или лучше сказать героинь, характеризует состояние потерянности. «Черная дыра» — это про то, что внутри. Я хотела, чтобы пьеса была не о лагерях и репрессиях, а о попытке существовать в этих условиях, о возможности или невозможности принять происходящее.
О чем: Полуисторическая зарисовка о женщинах в ГУЛАГе.
Когда: 6 сентября, 21:00
АННА ГИЛЕВА
Драматург, Москва
— Мне кажется, что в современной драматургии мы видим женщину действующую: она может страдать, мучиться, даже пытаться спрятаться за широкую мужскую спину, но у нее уже есть осознание, что это все не работает, что пора становиться взрослой, самостоятельной и жить той жизнью, которую выбирает она, а не навязывают другие. И это, как мне кажется, отражение того, что происходит сейчас в обществе: увлечение психотерапией, желание исцелить детские травмы любым способом, наладить (или разорвать — у кого как получается) отношения с родителями и вообще как-то внимательно посмотреть на близкое окружение на предмет токсичности, созависимости, абьюза и т. д. Мне нравятся эти процессы, потому что для меня это не про поиск виноватых и причин, почему жизнь не удалась, это про ответственность женщины и про ее выбор. Да, в жизни много случайностей, да, контролировать все не удастся, да, многое зависит не от нее. Но это про невероятно важное стремление понять, а кто же я, а что я люблю, а поддерживают ли меня люди, которые рядом, а какую жизнь я хочу жить, и что-то сделать в этом направлении, а не просто ныть и жаловаться.
Наверное, все по-разному обходятся с личным опытом, и наверняка есть драматурги, которые не используют его в пьесах и опираются только на воображение, но для меня жизнь и то, что происходит со мной,— самый ценный материал. То, о чем я пишу, вдохновлено реальностью. Моя первая коротенькая монопьеса была способом разобраться с тем, что очень сильно болело, и тот текст помог мне прожить болезненный опыт и оставить его в прошлом. Мне было чрезвычайно занятно наблюдать, как то, что было частью меня, начинает жить в тексте своей жизнью. Правда жизни не равна правде искусства, поэтому, конечно, в тексте я трансформирую жизнь и переупаковываю по законам драматургии. Но для меня важно сохранять личное начало и в тексте идти туда, где мне больно, стыдно и неловко. Мне кажется, что, вытащив и проговорив эти вещи, я помогу не только себе. Это болезненно для меня как автора, но пока у меня по-другому не получается.
Мне важно, чтобы у всех было право голоса, и я хочу слышать разные голоса: и мужского, и женского, и человеческого мира. При этом для меня дико ценно, что на этой «Любимовке» так много пьес, написанных (и, кстати, поставленных) женщинами. Я вижу, как новые темы, которые раньше казались слишком бытовыми или незначительными, звучат на читках в этом году. Например, быт, заботы и недосыпание матери маленьких детей. Или рефлексия на тему, а хорошая ли я мать и справляюсь ли я хоть с чем-то.
Пьеса: «Разные виды счастья.» / режиссер Лика Алексеева
О главной героине: ей 35 лет, она работает в модной компании, занимается организацией феминистского фестиваля и считает себя неудачницей. Бывший муж, завязавший алкоголик, уговаривает ее снова быть вместе, родители хотят, чтобы она купила квартиру, начальник требует увеличения KPI, подруга, радикальная феминистка, обвиняет ее в мягкотелости, а женатый любовник, который притворяется просветленным гуру, ничего от нее не хочет, но это как раз раздражает больше всего. Она решается взять жизнь в свои руки и как-то со всем этим разобраться: как минимум рассказать всем, как они не правы.
О чем: загнанная женщина мегаполиса пытается вернуть вкус к жизни.