Народные индикаторы: небоскребы, трусы и бигмак
Простые признаки надвигающейся рецессии
Губная помада, каблуки женских туфель и длина их юбок, конечно, развивают наблюдательность, но Георгий Остапкович, директор Центра конъюнктурных исследований ИСИЭЗ НИУ ВШЭ, уверен: рецессии в нашей экономике нет, тут и присматриваться не к чему.
Классикой в мире принято считать версию Национального бюро экономических исследований США (NBER). Суть ее в следующем: рецессия — это значительное сокращение активности по всей экономике страны продолжительностью более нескольких месяцев. Обычно оно отражается в динамике ВВП, реальных доходах, занятости, промышленного производства и торговли. Причем наступает рецессия, по мнению NBER, только после «высшей точки» экономического подъема.
Теперь посмотрим, есть ли это в России… Темп роста отечественной экономики (2,3 процента в 2018 году) в полтора раза ниже среднемирового и вряд ли может называться «высшей точкой». Динамика ВВП в первом и втором квартале 2019-го действительно снизилась, однако процесс не шел по нарастающей: темп второго квартала был выше первого. Базовые отрасли экономики, по данным Росстата, завершили первое полугодие на подъеме. Их общий индекс выпуска товаров и услуг по сравнению с тем же периодом 2018-го вырос. Динамика розничных продаж позитивная, инфляция сокращается второй квартал подряд. Уровень безработицы 4,4 процента — один из самых низких за всю постсоветскую историю. Соотношение государственного долга и ВВП ниже, чем во многих европейских странах. Госбюджет исполняется с профицитом, внешнеторговый оборот увеличивается. Объемы золотовалютных резервов и средств Фонда национального благосостояния находятся на достаточно высоком уровне. Резких скачков на валютном рынке нет, российский фондовый рынок, пусть он и не большой, но функционирует стабильно. Инвестиции в основной капитал в первом квартале выросли на 0,5 процента. Вопрос: что из перечисленного соответствует классическим меркам рецессии? Ответ: ничего. Все доказывает обратное — рецессии в России не наблюдается. Но есть два тревожных момента: длительное — уже почти пять лет — падение реальных располагаемых денежных доходов населения и отток капитала из страны в текущем году. Однако только эти показатели в отдельности, конечно, не являются индикаторами общей рецессии. Не удастся найти ее признаков и по формулировкам других авторитетных экономических организаций — Европейской комиссии, ОЭСР или Казначейства Великобритании. Последнее, к примеру, относит к рецессии сокращение ВВП в течение двух и более кварталов, но исключительно с отрицательными темпами. В России постоянный рост ВВП фиксируется 13 кварталов подряд. После этого тезиса остальные критерии можно уже не рассматривать.
Одновременно аргументом о наличии наступившей рецессии в экономике страны, по мнению исследователей, является наблюдаемое сокращение численности занятых на микро-, малых, средних и даже крупных предприятиях страны. Ну, во-первых, динамика численности занятых не является даже косвенным признаком рецессии. Во-вторых, исходя из классической экономической теории, эффективность реальной экономики определяется не ростом численности, а именно сокращением занятости и постепенным переходом людей в сферу услуг. В-третьих, возникает вопрос: если такое движение трудовых ресурсов действительно наблюдается, то куда же деваются эти люди, исчисляемые сотнями тысяч? Причем этот процесс происходит, как ни парадоксально, на фоне улучшающейся ситуации с безработицей в стране. Логичным представляется только два направления их движения. Первое, это отъезд на ПМЖ в другие страны, что не подтверждает демографическая статистика Росстата. Второе, они все дружно перетекли в неформальный сектор экономики, хотя такой многотысячный «исход» маловероятен. Однако предположим, что указанное явление все-таки происходит, что, конечно, весьма прискорбно. Но они никуда из экономики не исчезают, более того, и в тени они продолжают создавать ВВП страны, что и учитывает Росстат, ежегодно добавляющий в свои итоги 20–22 процента «теневых». Да и полученный в «тени» доход эти россияне тратят на прозрачном рынке — в магазинах, сфере услуг и т.д., то есть своим потребительским спросом они также участвуют в создании ВВП.