Умер скульптор Константин Симун

В Бостоне на 86-м году жизни скончался скульптор Константин Симун. Вообще-то к этому должно было быть прибавлено «великий русский скульптор», но официально такие слова к нему не прикладывались. Номинально он остался в памяти автором одного большого произведения — памятника, установленного на берегу Ладожского озера, где начиналась Дорога жизни из блокадного Ленинграда на материк. Это «Разорванное кольцо» теперь стало памятником и самому Симуну.

Константин Симун выглядел именно так, как должны выглядеть настоящие скульпторы,— крупный, кряжистый, с большой белой бородой, кустистыми бровями, едким взглядом. Искусствоведы посмеивались: Роден или Майоль.

Посмеивались, но подойти боялись — как-то сразу и навсегда было понятно, что это мэтр, классик.

Он и пил как классик (крепко пил), и говорил как классик (медленно), и не мелочен был, не низменен, как художник, знавший себе истинную цену.

Хотя ничто в его профессиональной судьбе к этому вроде не вело. Родился в семье отчаянного сиониста, члена молодежного движения «Гехалуц», которое увлекало еврейских холостых юнцов идеей возвращение евреев на землю, сначала на какую придется, а потом, с умением в руках, на земли Палестины. Тем, кто взялся обрабатывать землю на территориях, после Первой мировой и Гражданской войн оказавшихся советскими, с мечтами о Палестине пришлось расстаться. Уроженец Невеля Михель Симуни был сослан в Казахстан, где был обувщиком. Потом оказался в Ленинграде, где родились его трое детей. С войны он не придет, а семья будет в эвакуации, потом дети окажутся в детском доме, потом вернутся. Костя окажется способным и поступит в Академию художеств. Вот только время будет не самое удачное: в конце 1940-х — начале 1950-х из академии гонят не только за еврейскую кровь и «формализм», но и просто за слишком большой талант. Так учителя Симуна Александра Матвеева, который после будет почитаться как отец всей ленинградской скульптурной школы, с нелегкой руки завидовавшего ему Вучетича выпрут с профессорской должности за несоответствие педагогических методов «воспитанию художников общества, строящего социализм». И никакие заказы на памятники Ленина Матвееву тут не помогли. Ничто не помогло и Симуну — на пятом, последнем, курсе его отчислят за формализм.

Времена у нас меняются быстро, в Союз художников Симун вступит, будут у него материалы и мастерская, будут и заказы. Полученный в 1966 году заказ на мемориал у Ладожского озера потрясет своей открытой формулой: он применит прием реализации метафоры, блокадное кольцо было в буквальном смысле разорвано (прорвано), полукольцо Симуна разорвано тоже, и только вода и небо свидетели тому, чего стоило это усилие. Ни фигуристых скульптурных солдат, ни протягивающих руки матерей, ни танков-грузовиков-руг-ног-голов, чистая геометрия, чистейший знак. До сих пор ничего подобного симуновскому кольцу по лаконичности и досказанности о блокаде не сделано.

Искусствовед Александр Боровский вспоминает: «По замесу он был крупным европейским скульптором уровня Джакометти, но среда… Среда подводила. Хотя Симун делал все, что мог. «Разорванное кольцо», преодолев все бюрократические препоны, стало символом города. Это уже — класс. А ведь был проект памятника Ломоносову: фигура-комочек на стеклянной (тема ломоносовских экспериментов со стеклом и минералами) горке-постаменте. Потрясающий образ, опережающе медиальный. То есть использующий материал и технику для трансляции смыслов. Конечно, победили кондовые парик-башмаки, они и стоят у университета…» Не победил в конкурсе и его памятник Бродскому, но стоит в Саду скульптур во дворике филфака СПбГУ — маленький, вырастающий из своего чемодана, ускользающий от власти и времени поэт, не «человек в футляре», а человек, вырвавшийся из нашего общего футляра.

В 1988-м Симун уедет в США. Там, не особо разбираясь в тонкостях арт-рынка, будет понемногу выставляться, освоит поле поп-арта, на котором посеет странные городские скульптуры из пластиковых отбросов, славы не будет, да и не было ее у него никогда. Но есть зритель и великая благодарность. За чистый художественный жест, за точность, правду высказывания, за то, что подарил нам память без отягчающих.

Кира Долинина