«Огонек» познакомился с владельцем 800 уникальных велосипедов

Владелец самой большой в России коллекции велосипедов мечтает о музее для своих 800 «железных коней».

Наталья Радулова

На этой неделе всюду будут чествовать изобретателя первого велосипеда Ефима Артамонова. Каждый год 27 сентября в российских журналах, в блогах и на телевидении радостно рапортуют о крепостном мастеровом уральских заводов, который в 1801 году приехал на своем велосипеде из Верхотурья в Москву на коронацию императора Александра I. За это выдающееся изобретение Ефим Михеевич, как считается, получил «вольную», а в Нижнетагильском краеведческом музее даже экспонируется кованый железный велосипед, якобы принадлежавший Артамонову. Между тем вовсе не факт, что Артамонов… вообще существовал. Так, по крайней мере, считает Андрей Мятиев, коллекционер, исследователь истории велосипедного дела в России и СССР, владелец самого крупного в нашей стране веломузея.

Розги, ссылка, миф

Больше, чем Мятиев, о велосипедах в России не знает никто. И никто, как он, не хотел бы, чтобы изобретателем первой «двухколесной машины» оказался наш соотечественник. Но истина дороже. «Впервые этот персонаж появился в книге Белова "Исторический очерк уральских горных заводов", изданной много лет спустя после предполагаемых событий, в 1896 году,— объясняет велоэксперт об Артамонове.— Но в книге этой столько неточностей в датах и событиях, что нет веры и истории о крепостном изобретателе и его беспримерном рейде через полстраны».

Да и после Артамонов нигде не упоминался — только в советское время из крепостного решили делать героя. Причем с каждой публикацией биография мастера обрастала все новыми подробностями. Откуда-то появилось у него имя, отчество, даты рождения и смерти, сведения о его родителях и даже факты угнетения его и коллег-рабочих — богатеи, мол, обвинили мастеров в краже «хозяйского железа», из которого те наладили производство «самокатов». Бедных людей били розгами, а их велосипеды бросили на переплавку. Самого Ефима Михеевича, как сообщали советские журналисты, отправили в ссылку…

Позднее сотрудники Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова проводили исследования и вынесли вердикт: «В настоящее время не найдено ни одного документа, который подтверждал бы, что на Урале жил крепостной изобретатель Артамонов. Нет архивных документов об изобретении им велосипеда и о путешествии на нем. Нельзя считать доказательством сообщения В.Д. Белова и более поздних авторов, сделанные как минимум спустя столетие после предполагаемых событий».

Андрей Мятиев, который собрал, кажется, все существующие документы об истории велосипедного дела в России, тоже не смог найти следов Артамонова: миф об этом человеке, похоже, появился благодаря желанию владельцев уральских заводов прихвастнуть, а потом разросся благодаря желанию советских пропагандистов возвеличить «человека из народа». Миф прижился: теперь разные издания просто перепечатывают старую информацию, не особо выясняя, откуда она вообще взялась. «Теоретически нет ничего невероятного в том, что создание и усовершенствование велосипеда могло происходить в России раньше, чем в других странах, и что в этом процессе принимали участие уральские мастера,— говорит Мятиев.— Однако подобные гипотезы должны подтверждаться архивными документами, прессой того времени, воспоминаниями очевидцев. А этого нет».

«Слегка тронутый»

В коллекции самого Мятиева сейчас более 800 велосипедов, около 150 тысяч фотографий и негативов и тысячи, тысячи документов. Своего первого старинного ржавого «железного коня» Андрей получил в 13 лет — сосед подарил. «Я очень хотел, но не знал, как его отреставрировать. Мне посоветовали обратиться в клуб "Следопыты автомотостарины". Так я туда и прибился. Слушал рассказы опытных мужиков о мотоциклах, машинах. Завидовал — у меня не было ни финансовых, ни технических возможностей, чтобы соперничать с ними. Потом задумался: а почему никто велосипеды не обсуждает? Только в Риге нашелся коллекционер, серьезно занимавшийся латвийской велопромышленностью и историей, он создал небольшой, но очень интересный музей. А в России — никого. Это ж такая ниша, почему бы мне ее не занять!»

Он начал экономить — откладывал по 20 копеек с каждого школьного завтрака. Накопив 40 рублей, приобрел у перекупщиков итальянский велосипед Bianchi, который в 1936 году привез в Москву некий советский гражданин.

Кто привез, зачем — Андрей тогда не мог выяснить, да особо и не хотел. Зато начало коллекции и увлечению, которое навсегда изменит его жизнь, было положено. Тогда же он и сам начал зарабатывать — в основном благодаря своим антикварным находкам. «То, что мне было не нужно, я продавал или обменивал. Регулярно проверял свалки. Как-то, помню, нашел радиатор от ЗИС-110, правительственного автомобиля, и тут же выменял его на прекрасный довоенный велосипед».

Андрей поступил в институт, но на третьем курсе забрал документы — надоело, заниматься велосипедами было интереснее. Семейная жизнь тоже не складывалась. «Я посвящал столько времени своему увлечению, что родственникам, друзьям казался слегка тронутым,— вспоминает он.— Даже мужики из клуба смеялись надо мной — считали, что велик это несерьезно». Но смех прекратился, когда с 1992 года Андрей начал публиковать свои статьи — многие годы отечественной велосипедной историей никто не занимался, а тут вдруг нашелся человек, который начал это изучать. Мятиев стал признанным экспертом, написал несколько книг по истории велосипедного дела, ежегодно устраивает исторические велопробеги по улицам Москвы, куда съезжаются люди со всей страны, практически все интернет-сообщества любителей раритетных веломашин тоже появились благодаря его публикациям. Наверное, все, что сейчас известно о велосипедах в России, это во многом благодаря просветительской деятельности Андрея Мятиева.

«Руки затряслись»

Коллекционирование приносит те же ощущения, что и охота, уверен Мятиев: «Идешь по следу, цель все ближе и ближе, еще рывок — и… мимо, надо начинать все сначала». На первую крупную добычу его вывел случайный знакомый — осенью 1992 года Андрей разговорился на трамвайной остановке с веселым дедом, ровесником века. Узнав об увлечениях юноши, дед сообщил, что у него самого был друг Григорий, член общества велосипедистов-любителей, который ездил на двухколесной машине марки «Россия». В 1917-м Григорий закопал свой велосипед в пристройке-леднике в маленьком имении родителей под Оршей, а годом позже погиб, воюя за Добровольческую армию. «Мой информатор вполне уверенно назвал село, возле которого располагалось имение. Поэтому на следующий день, бросив занятия в институте, я уже ехал к станции Орша в плацкартном вагоне». К селу Андрей добирался на собственном велосипеде — более 50 километров под дождем. Но на месте он нашел лишь развалины старого барского дома. Кто-то из местных сообщил, что и пристройку разрушили лет пять назад. «Я совсем упал духом, но спросил, не было ли чего необычного, когда ломали пристройку. Тут же мне с готовностью ответили: "Как же не было, клад! Пяток ружей красивых, но ни на что не годных, да велосипед ржавый"». Андрей заволновался: «А велосипед-то где?» Его собеседник пожал плечами: «В бурьяне лежит, иди да бери». Так в коллекции Мятиева появилась машина первой русской велосипедной фабрики «Россия».

А позже у Андрея появилась мечта всей жизни: «Дукс боевой» — складной военный велосипед, который с 1916 года производился в Москве и Харькове. Простоту его конструкции, проходимость, надежность и быстроту складывания — не более 10 секунд — ценили в «самокатных» частях Русской армии. На тот момент это был лучший в мире велосипед такого типа. Правда, выпустить удалось всего 682 экземпляра — помешала революция. Мятиев искал «боевой» с тех пор, как узнал о нем: «Но никакие мои расспросы ничего не давали почти 13 лет! Даже матерые антикварщики и историки не могли мне помочь». Поэтому, когда поисковики предложили купить у них «настоящий складной военный велосипед», объяснив, что откопали его в траншее на местах боев Первой мировой, коллекционер был убежден, что речь идет о складном «Пежо». Но это тоже была стоящая находка, поэтому он радостно отправился за ней в Питер. «И вот раскрывается дверь сарая, мне выносят ржавую раму с обломанной вилкой и гнутым рулем... Боже мой, это был "Дукс боевой"! У меня руки затряслись... Цена в 200 долларов не испугала, и, после непродолжительного торга, я стал обладателем мечты».

Деформированную, гнутую, явно попавшую под танк мечту Мятиев восстанавливал несколько лет, подбирая к ней остальные недостающие части производства фабрики «Дукс». Сейчас «боевой» на выставках не привлекает особого внимания — в ряду из нескольких антикварных велосипедов он, наверное, самый неприметный. Мало кто из посетителей замечает необычную форму рамы и механизм складывания. «Меня это не беспокоит,— улыбается владелец.— Я-то знаю, что другого такого аппарата пока что в мире нет».

«Пусть у вас хранится»

Не всегда «аппараты» достаются Мятиеву так просто. Нередко он и сам устраивает раскопки. Так, еще одну раму от «Дукса боевого» он нашел, когда своими руками отрыл вход в подвал заброшенного здания — там когда-то была велосипедная мастерская. И хоть проржавевшая, местами — насквозь, деталь не поддается восстановлению, коллекционер гордо хранит ее в своем гараже на почетном месте и любуется ею каждый день.

Андрей объясняет, что, «как паук», создал огромную сеть информаторов. Торговцы антиквариатом, коллекционеры, любители техники — изо всех стран бывшего СССР к нему обращаются, когда «есть кое-что по велосипедам». Однажды позвонили из Владимира: «Тут в комиссионке продают деревянный велик». Андрей с другом поехали туда: «Зима, ночь, дубак, а наша машина еще и сломалась в чистом поле! Мы чуть не замерзли там насмерть, еле доехали». Деревянный велосипед кустарного производства начала XX века особого впечатления на измотанного Мятиева не произвел: уж слишком грубо был исполнен, стоил дорого, да и интересовали тогда коллекционера больше вещи промышленного производства. Он оставил торговцам свою визитку и уехал. Через полгода они позвонили сами, предложили цену в два раза меньше. «Я купил. И только потом осознал, какой мне достался агрегат интересный. Я стал узнавать, размотал историю, нашел деревню, где жил крестьянин, смастеривший эту вещь. Тогда ведь велосипед стоил 200 рублей, а за 25 можно было избу купить. Конечно, простые люди не могли себе позволить такое роскошество. А этот умелец изучил детально конструкцию нового средства передвижения — во Владимире был большой велосипедный клуб — и исполнил его деревянную копию. И ведь как повезло, что этот деревенский велосипед до самых 1990-х хранился на чердаке, где сушили табак — жучки поэтому и не съели дерево. Жаль, дома этого уже нет, как и родственников мастера. Моими свидетелями стали соседи и старики».

В 1990-е Андрей изобрел «дачную» систему поиска велораритетов. На выходные он отправлялся в какой-нибудь поселок, где в советское время строили дачи для людей с достатком: высшего командного состава армии, артистов, работников Большого театра, литераторов. «Все-таки велосипед до конца 1940-х годов был доступен не всем — и стоил дорого, и продавался не везде. Так что я охотился: приезжал в воскресное утро к дачному магазинчику на вполне современном велосипеде, а уезжал частенько на другом, весьма почтенного возраста, выменянном у столь же почтенного возраста дамы».

Иногда в придачу к велосипеду молодому человеку доставался и рассказ о нем, а то и фотография с этим самым велосипедом из пыльного семейного альбома.

Ценить рассказы он начал не сразу. Поначалу все больше интересовался «хладным железом»: историей производства, методами реставрации. Но чем больше старые хозяева вспоминали о своих велосипедах, тем больше техника приобретала для Мятиева человеческое тепло. Как-то явилась петербурженка, узнавшая о его коллекции: «На даче в Вырице я храню велосипед моего дяди. Довоенный». Оказалось, что МД-1, который собирался на Московском велозаводе, родители подарили ее дяде на окончание школы — 22 июня 1941 года. Тем же летом дядя ушел из Ленинграда на фронт, а все взрослые в его семье, не успевшие эвакуироваться, умерли во время блокады. В дом попала авиабомба, велосипед чудом выбросило взрывом, и его подобрал дворник. После победы в Великой Отечественной, когда дядя вернулся с фронта, дворник вернул ему велосипед. Правда, все равно хозяину так и не удалось покататься — он вскоре умер от ранений. «Я вам подарю этот велосипед,— сказала племянница героя.— Пусть у вас хранится».

«Сам не потяну»

Сам Мятиев никогда не видел свое велобогатство полностью — у частного музея нет помещения, поэтому что-то хранится в контейнерах на территории его частного дома в Подмосковье, что-то — в арендованных гаражах, складах. Выставки в разных городах Мятиев тоже регулярно устраивает, но сколько там экспонатов за раз выставишь! Поэтому самая большая его мечта сейчас — квадратные метры. «Надо две тысячи. Ну хотя бы 500–1000 квадратов, где бы я показывал ядро коллекции, а остальную экспозицию менял бы. Ну невозможно же держать велосипеды и бумажный архив абы где и как!» Чтобы велосипеды не ржавели, их приходится покрывать специальными составами, а каждый документ помещать в особый пакетик — все это требует денег. А главное — условия все равно не те.

Помещение под Музей велосипедного дела в России Андрею Мятиеву обещали выделить и Лужков, и Собянин, восторгавшиеся его коллекцией. Мединский недавно на выставке «Частные музеи России» заинтересованно крутил педальку «Тахиона» — единственного отечественного гоночного велосипеда, получившего всемирную известность. Но на этом — всё. Ни Министерство спорта, ни Федерация велосипедного спорта России за все постсоветские годы музею ничем не помогли, хотя прекрасно осведомлены о его существовании. «Обо мне вспоминают, когда нужна какая-то экспертная консультация или небольшая экспозиция,— вздыхает Андрей.— А сам я большой музей не потяну. Маленькая выставка еще может принести хоть какие-то деньги, но чем больше коллекция — тем труднее. Коммерчески не выгодно арендовать под нее огромное помещение. Нужна помощь государства». Так что пока одна из лучших велоколлекций мира, первый экспонат которой куплен на деньги от школьных завтраков, недоступна для публики. А удивительная велоистория родной страны скрыта от россиян. И, похоже, только один Андрей Мятиев понимает: если все это не сберечь, о велосипедном деле в России могут остаться одни лишь мифы.