Айдар Губайдулин рассказал “Ъ” об участии в протестах и условиях содержания в СИЗО

В среду Мещанский суд Москвы вернул на доследование в прокуратуру дело Айдара Губайдулина и изменил ему меру пресечения на подписку о невыезде. Его обвиняют в применении насилия к представителю власти на несанкционированной акции протеста в поддержку незарегистрированных кандидатов в Мосгордуму 27 июля. По версии следствия, он бросил пластиковую бутылку из-под минералки в сотрудника Росгвардии Артема Килова с намерением причинить ему «физическую боль». Защита настаивала, что пустая пластиковая бутылка не могла навредить здоровью росгвардейца. В первый день на свободе Айдар Губайдулин рассказал корреспонденту “Ъ” о неделях в СИЗО №3 «Красная Пресня», общении в камере с фигурантами дела «Новое величие» и участии в митингах.

— Сегодня вы вышли на работу в «Сбербанк-Технологии» после полутора месяцев заключения. Как прошел первый рабочий день? Как вас встретили коллеги?

— Коллеги ждали моего освобождения, переживали, очень рады были видеть. Я принес в отдел кадров все судебные документы, там запустили процесс по оформлению. Мне разблокировали рабочую учетную запись, впереди много задач. Мы разрабатываем инфраструктуру для запуска моделей машинного обучения.

— Вы не боялись, что уволят с работы?

— Были такие опасения, но сегодня мы все обговорили и меня уверили, что проблем не будет. Сегодня мы с коллегами отметим возвращение чаем с тортом, а завтра я собираюсь уйти в отпуск на две недели: хочу увидеть друзей, встретиться вживую с людьми, которые писали мне письма в СИЗО.

— Как прошли дни в СИЗО?

— В первые дни я испытывал депрессивное состояние, а потом успокоился. Десять дней я был в карантине вместе с другими арестантами, которые тоже впервые попали в тюрьму, в основном за наркотики. Потом комиссия распределила по камерам.

— Как сокамерники относились к вашему делу?

— Все знали, за что я там нахожусь, многие были в шоке, что за брошенную пластиковую бутылку человека могут арестовать.

Подавляющее большинство арестантов поддерживают митингующих, можно сказать, в тюрьме довольно оппозиционная публика собирается, власть там особенно никто не любит.

После карантина я сидел в камере на четверых — с фигурантом по делу «Нового величия» Дмитрием Полетаевым, арестованным человеком по 228-й статье и еще с одним обвиняемом во ввозе оружия.

— Со всеми нашли общий язык?

— Даже намека на конфликт не было, все адекватные люди. С Полетаевым мы ближе всех сошлись, общались на политические темы. За это время мне удалось пообщаться еще с тремя фигурантами «Нового величия», которые сидят в СИЗО №3: это Руслан Костыленков, Вячеслав Крюков и Петр Карамзин. С ними мы встречались в комнатах для сбора и в автозаках во время поездок по судам. Вообще эта логистика странно устроена: обычно подельников сажают по разным камерам, чтобы они не могли общаться, но во время пересылок на этапе конвоя они могут находиться вместе и все обговорить.

— С фигурантами дела «Нового величия» обсуждали свои уголовные дела?

— Да, конечно. Они спокойно ждут развития событий, ко всему относятся с юмором, потому что в тюрьме ничего другого не остается, уныние никому пользы не приносит. Были разговоры о том, что половина людей в лагерях — невиновны, но почему-то за них никто не выходит, общество действует очень выборочно.

— К «политическим» в тюрьме как-то особенно относятся?

— Без разницы. Надзиратели спокойно общаются со всеми заключенными, никакой неприязни нет. С угрозами, насилием я не сталкивался. Питание в СИЗО — выше моих ожиданий. Я думал, еда вообще несъедобной будет, но даже при отсутствии передач на этом можно прожить. Во время пересылок из СИЗО в суд и обратно выдавали сухпаек — галеты, овощное рагу, рис, тефтели, рис с тушенкой, два пакетика чая, сахар. Неоптимально устроена пересылка: заключенных будят рано утром в 5–6 часов, потом часа два ждешь в комнате, пока за тобой не приедут. Потом погружают в автозак, везут в Мосгорсуд со всех тюрем, из одной машины в другую пересаживают.

Бывает, ждешь конвойную машину по 8–10 часов. За день до моего освобождения заседание закончилось в час дня, а в камере я оказался в час ночи.

Никто не задумывается, что эту систему можно улучшить, о людях.

— Вы были готовы к тому, что получите срок?

— Я рассматривал такой вариант, был готов к 2–3 годам тюрьмы с учетом, что некоторых фигурантов приговорили к реальным срокам. Об этом я узнавал из телевизора в камере и из «Новой газеты», на которую меня подписали.

— Как считаете, вас выпустили из СИЗО из-за резонанса, вызванного приговором Павлу Устинову?

— Это одна из возможных причин. Но сыграть могли и такие факторы, о которых мы даже не подозреваем. Непонятно, что происходит, кто решает, выпустить человека или нет.

— До 27 июля вы участвовали в акциях протеста?

— Да, и несанкционированных, и санкционированных. Я не скажу, что был активистом, просто приходил.

Мой первый митинг — «Он вам не Димон» в 2017 году, я пошел туда после фильма Навального. Там я ощутил общность с большим количеством неравнодушных людей, которые разделяют мою гражданскую позицию.

Там меня поразила жестокость силовиков, которые винтили беззащитных людей.

— До этого как относились к политическим событиям?

— Последние 6–7 лет я довольно критично относился к происходящему в стране.

— Планируете дальше ходить на митинги?

— На несанкционированные в ближайшее время ходить не буду. Пока мое дело не закрыто, не хочу делать каких-то опрометчивых шагов.

— Как вы думаете, уголовные дела против протестующих предостерегут людей выходить на улицы?

— Думаю, что нет. Ощущение несправедливости затронуло разные слои общества, людей самых разных профессий. Я не думаю, что власти удалось кого-то запугать.

— С потерпевшим росгвардейцем Артемом Киловым не контактировали?

— На предварительном заседании я пытался поймать его взгляд, но он почему-то на меня не смотрел.

— Что было в бутылке, которую вы бросили в росгвардейца? В обвинении сказано, что там находилась «неустановленная жидкость».

— Это была пустая бутылка из-под минералки. Ее не нашли, и никто не пытался ее искать. Я ни в кого специально не целился, у меня не было такого намерения.

Это было импульсивное движение: люди стояли или сидели, общественный порядок не нарушали, но сотрудники Росгвардии на них набросились, повалили на землю, стали избивать дубинками.

Такое неправомерное насилие меня возмутило.

— Вы следите за делом Павла Устинова?

— Да, и я собираюсь прийти в понедельник на апелляцию. Я думаю, его отпустят, а дело, надеюсь, закроют. Хотелось бы с ним познакомиться. С частью фигурантов уголовных дел после протестов я познакомился в тюрьме и на воле: это Самариддин Раджабов, Эдуард Малышевский, Сергей Фомин, Данил Беглец, Валерий Костенок. Надеюсь с некоторыми увидеться в понедельник.

Беседовала Мария Литвинова