Кто попал в лауреаты премии в этом году

Нобелевская премия этого года в научных номинациях удивила: открытия ученых не только понятны обывателю, но уже успели изменить нашу жизнь.

Кирилл Журенков

Присуждение Нобелевских премий, состоявшееся на минувшей неделе, не обошлось без юмора, скандалов и рекордов — впрочем, как и всегда. Ну, например, журналисты с помощью онлайн-приложения соединили лица всех ученых, ранее выигрывавших в научных номинациях, и получили среднестатистического лауреата — им оказался белый мужчина средних лет. Что, конечно, шутка и всей сложности «Нобеля» не отражает. Судите сами: только что обновлен возрастной рекорд премии — теперь он принадлежит 97-летнему физику Джону Гуденафу.

Еще о лауреатах. Женщин в научных номинациях в этом году не оказалось, а вот пресловутый «восточный крен» налицо: среди лауреатов по химии есть японец Акира Ёcино. Напомним, что за последние 20 лет Нобелевские премии получили более десятка японских ученых, все активнее проявляют себя китайцы (как, к примеру, Ту Юю, получившая премию по физиологии или медицине в 2015 году). Но, пожалуй, самой неизменной тенденцией оказалось другое: большинство прогнозов по нобелевским предпочтениям так и не сбылось. В Нобелевском комитете в этот раз не отметили ни оптогенетику (позволяющую регулировать работу нервных клеток при помощи света), ни квантовые вычисления, ни достижения, связанные с секвенированием ДНК… Что же показалось важнее? Разберемся.

Физика

Вот премия этого года по физике. Она досталась Джиму Пиблсу за теоретические работы в области космологии, а также астрономам Мишелю Майору и Дидье Кело за обнаружение экзопланеты, вращающейся вокруг звезды солнечного типа.

Говорят, что Нобелевские премии становятся все сложнее для обывателя: очень многие открытия просто трудно понять. В целом это действительно так — наука одновременно усложняется и дифференцируется. Однако нынешний год из тенденции все же выбивается.

К примеру, даже ребенок поймет, что обнаружение планет за пределами Солнечной системы (то есть экзопланет) — это важно.

Парадокс в другом: если исследования Джима Пиблса в области космологии напрямую связаны с фундаментальной физикой, то экзопланеты, скорее, на грани физики и астрономии. Еще одна тенденция?

— Думаю, что экзопланеты выбрали после долгих споров,— говорит ведущий научный сотрудник ГАИШ МГУ им. П.К. Штернберга Сергей Попов.— С одной стороны, их открытие надо было премировать уже давно. А с другой — там нет прямого выхода на фундаментальную физику. То есть для астрономии это фантастически важно. Но в чем революционность именно для физики? Видимо, отмечена возрастающая роль астрофизических исследований.

Как напоминает эксперт, еще каких-то 150 лет назад астрономия была ближе к математике. Мало кто помнит, что до второй половины 1950-х астрономическое отделение в МГУ относилось к механико-математическому факультету. Но затем оказалось на физфаке. Да и вообще подавляющее большинство астрофизиков в мире сегодня получают первую степень (бакалавра) по физике.

— Так что с вручением этой Нобелевской премии можно констатировать: астрофизика окончательно утвердилась как важная часть физики,— резюмирует Попов.

Интересно также, что Мишель Майор и Дидье Кело — ученые-практики: уже в ноябре должен стартовать европейский спутник, целью которого будет исследование экзопланет. Так вот Майор — один из ключевых участников проекта.

Стоит сказать несколько слов и о разделившем с ними премию Джиме Пиблсе. Как отмечают эксперты, среди выдающихся космологов он «первый среди равных». В современной космологии выделяют четыре основных «столпа»: реликтовое излучение (заполняющее Вселенную тепловое излучение), первичный нуклеосинтез (или процесс образования из вещества молодой Вселенной химических элементов), крупномасштабные структуры (от планетарных систем до сверхскоплений галактик) и расширение Вселенной. Так вот Пиблс едва ли не единственный, кто внес важный вклад во все четыре направления исследований.

— При этом все его работы были так или иначе подтверждены экспериментально,— говорит Сергей Попов.— Чего нельзя сказать, к примеру, о Стивене Хокинге. У Хокинга есть замечательные теоретические работы, которые, к сожалению, пока не подтверждены: мы не видим испарения черных дыр, не знаем, как устроена сингулярность. А Пиблс занимался той космологией, которая проверена наблюдательно, и это, конечно, выделяет его среди остальных.

Химия

Удивительно, но в нынешнем году открытие в области химии также будет понятно человеку, далекому от науки. Напомним: премированы Джон Гуденаф, Стэнли Уиттингем и Акира Ёcино — за разработку литий-ионных аккумуляторов. Нобелевский комитет уточняет: это настоящая техническая революция, литий-ионными аккумуляторами пользуются повсеместно — от мобильных телефонов до медицинского оборудования, они заложили основу беспроводного общества. Что тут добавить?

— Премия ожидаемо неожиданная,— уверен глава фонда «Наука, культура и жизнь» доцент МГИМО Дмитрий Зыков.— Вспомните, что говорил сам Нобель: ему было важно, чтобы открытие серьезно продвигало науку и одновременно влияло на человечество. Так вот литий-ионные аккумуляторы на сто процентов соответствуют обоим критериям!

Суть открытия эксперт объясняет следующим образом: речь про создание нового класса химических источников тока. Литий-ионные элементы превзошли свинцово-кислотные по электрическому напряжению (4 Вольта против 2 Вольт), но дело не только в этом. В процессе развития технологии был решен ряд проблем: в значительной степени сняты ограничения по количеству циклов зарядки батарей, убрана «память» заряда (то есть потеря емкости при нарушении рекомендованного режима зарядки), снижен вес…

— Эти аккумуляторы замечательны тем, что при очень маленьком весе они отдают очень много энергии, вполне устойчиво работают при температурах от –20 до +50 градусов, очень быстро заряжаются. Словом, премия однозначно заслужена,— говорит Зыков.

Медицина

Собственно, практическое измерение есть и у премии по физиологии или медицине, которую получили американцы Уильям Келин и Грегг Семенза вместе с британцем, сэром Питером Рэтклиффом — за молекулярные исследования механизмов адаптации клеток к наличию или отсутствию кислорода. Отмечалось, что это прежде всего огромное подспорье в борьбе с раком, анемией и другими болезнями. Польза очевидна!

Что еще отмечают эксперты среди нобелевских тенденций?

Ну, например, важный долгосрочный тренд — наука глобализируется, а крупные открытия уже давно совершают не отдельные подвижники и даже не дуэты, а целые международные коллаборации.

И, похоже, Нобелевскому комитету все труднее выбирать отдельных представителей.

— Премия пытается развиваться, но ее комитет ограничен завещанием, отсюда проблема выбора,— предполагает Сергей Попов.— Физика, астрофизика — это сегодня большое коллективное дело, поэтому, мне кажется, в научных номинациях пора переходить к практике Премии мира. Если помните, ее получали целые организации вроде «Красного креста» или МАГАТЭ. Так вот премию по физике можно было бы тоже присуждать не отдельным ученым, а коллаборациям или институтам. Например, всему ЦЕРНу за бозон Хиггса. Не исключено, что со временем Нобелевская премия придет к этому.

Остается открытым и «русский вопрос»: каждый год в нашей стране замечают отечественные корни у различных нобелевских открытий. Но тут эксперты единодушны: нет никакого заговора против российских научных кадров. А успехи зарубежных конкурентов объясняются просто — размером финансирования и всесторонней поддержкой научных исследований.

— Посчитайте, сколько вкладывают в науку за океаном и у нас, вот и ответ,— говорит Дмитрий Зыков из фонда «Наука, культура и жизнь».— И дело не только в государственной поддержке. Возьмите нынешнюю премию по химии: работа над созданием литий-ионных аккумуляторов началась с того, что в исследования решил вложиться энергетический гигант Exxon. То есть бизнес просто дал денег «яйцеголовым», прекрасно понимая, что угадать эффект от фундаментальных исследований невозможно. Как результат — три Нобелевские премии. Повод задуматься?