Чем вторая чеченская война отличалась от первой

20 лет назад, 23 сентября 1999 года, президент Борис Ельцин подписал указ о проведении контртеррористической операции на территории Чечни, тогда контролируемой сепаратистами. Начались бомбардировки Грозного и его окрестностей. Корреспондент “Ъ” Муса Мурадов вспоминает, как войну встретили мирные жители республики.

В первую войну, когда в ночь на 22 декабря 1994 года по Грозному были нанесены первые бомбовые удары, я находился в своей квартире в доме на улице Мира. Со мной были несколько столичных журналистов. Дом регулярно содрогался от разрывавшихся в разных районах города авиабомб. Но мы оставались в квартире, совсем не думая, что очередной удар может нас убить.

Кто-то, вспомнив кинохроники Великой Отечественной войны, предложил заклеить окна газетной бумагой. И в самом деле оклеенные полосками крест-накрест стекла уцелели. А у соседей были выбиты.

Утром многие коллеги, в том числе американская журналистка Синтия Эльбаум, отправились к одной из разрушенных пятиэтажек. А я пошел к жившим через две улицы от меня в частном доме родственникам, чтобы узнать, как они пережили ночь. Возможно, это меня и спасло.

Примерно в 11 часов утра, когда журналисты и примкнувшие к ним местные жители рассматривали развалины, район вновь попал под налет. Погибли несколько человек, в том числе и американка.

Обе чеченские кампании во многом были похожи друг на друга: ракетно-бомбовые и артиллерийские удары, зачистки и ответные диверсионные вылазки боевиков со всеми вытекающими последствиями — человеческими смертями и насилием в большом количестве. В общем, на войне было как на войне. Что на первой, что на второй гибли люди и разрушались города и села.

По прошествии времени сюжеты двух кампаний путаются. Хорошо помнится одно — то, как жители республики встретили первую войну, и как встретили вторую.

В первую войну бомбили еще живой Грозный: и дома были целы, и люди в них жили. Во вторую добивали то, что осталось после первой,— наполовину разрушенные безлюдные кварталы. Между войнами, в годы так называемого перемирия, ничего восстановить не успели. Да и восстанавливать было некому и не на что.

В первую войну жители Грозного оставались в своих домах и квартирах. После налетов люди не бежали из города, а шли смотреть места разрушений. Почему-то не было страха. Может быть, потому что не верилось в происходящее. Вернее, не хотелось верить.

А вот во вторую кампанию все было по–другому. Люди научились бояться.

Первые же бомбежки, разрывы снарядов — и все рванули из республики. Большая часть населения тогда переселилась в соседнюю Ингушетию.

Поначалу бежали не только туда, но и в Урус-Мартан. Во время первой войны федеральная авиация его не бомбила, поскольку этот 30-тысячный город был в оппозиции Джохару Дудаеву. Тогда он дал приют чуть ли не половине всех беженцев.

За пределы республики в первую кампанию уехали немногие. Да и те очень скоро, месяца через два-три, вернулись. Возвращались не только чеченцы, но и представители других народов. Случившееся люди воспринимали как недоразумение или кошмарный сон. Но они верили, что кошмар этот быстро закончится.

Во вторую войну бомбили всюду и Урус-Мартан в том числе. Поэтому бежали в Ингушетию.

Там жили в ужасных условиях. В палаточных лагерях люди месяцами не мылись, спали в верхней одежде, были лишены медицинской помощи. Однако беженцы не торопились возвращаться: в людей вселился жуткий страх. Перед бомбежками, зачистками и акциями боевиков по устрашению мирных жителей.

Месяца и годы провели беженцы за пределами республики. Убегая от второй войны, десятки тысяч чеченцев выехали за рубеж, откуда и сегодня мало кто собирается возвращаться.

Хотя, казалось бы, и бояться уже нечего. В Чечне выросло поколение, которое не слышало разрывов бомб, не знает, что такое зачистки. Отстроены города и села. Они краше и уютнее, чем до войны.

Но у тех, кому второй раз пришлось пережить ужасы войны, страхи не прошли. В этом, на мой взгляд, заключаются главные уроки второй чеченской войны.