Четвертая ракетка мира Даниил Медведев о своих последних достижениях и новых контрактах

На прошлой неделе в Санкт-Петербурге россиянин Даниил Медведев, недавно ворвавшийся в элиту Ассоциации теннисистов-профессионалов (ATP), провел свой пятый подряд финал и выиграл шестой титул за карьеру. В интервью корреспонденту “Ъ” Евгению Федякову он вспомнил о решающем матче US Open против Рафаэля Надаля, объяснил, за счет чего добился резкого прогресса в этом году, и рассказал о своих проектах за пределами теннисного корта.

— На турнир St. Petersburg Open вы приехали всего через несколько дней после окончания тяжелейшей серии соревнований на североамериканском харде, которая завершилась почти пятичасовым финалом US Open против Рафаэля Надаля. С усталостью помогли справиться положительные эмоции, связанные с последними успехами?

— Усталость, естественно, была. И мы с моей командой обсуждали, как лучше поступить. Но я с самого начала был настроен ехать в Питер и играть там на победу. Мне нравится этот город и турнир, который там проводится, поэтому я позволил себе провести лишь несколько дней на море в Черногории. Приехал в Санкт-Петербург немного растренированным, но физически чувствовал себя отдохнувшим. За счет этого и смог выдержать несколько тяжелых, хотя и не очень затяжных матчей. Чему ужасно рад.

— В финале вы немногим больше чем за час разгромили хорвата Борну Чорича. Насколько неожиданной стала легкая победа над игроком первой двадцатки, которому в прошлом году вы уступили три раза подряд?

— Перед матчем против Чорича я нервничал. Мне предстоял первый финал в родной стране, к тому же я помнил прошлогодние результаты и до выхода на корт не совсем понимал, как именно следует играть. В то же время я понимал, что за последний год соотношение сил между нами изменилось и что если я смогу навязать Чоричу свой лучший теннис, то у него возникнут проблемы. Так оно и получилось. В итоге мне удалось провести свой лучший матч за неделю.

— Соперники вас сейчас побаиваются?

— Не знаю. И потом «побаиваются» — не самое точное слово. Когда ты изучаешь сетку перед началом турнира, часто хочется, чтобы она была несколько легче, чем вышло на самом деле. Думаю, что мои соперники думают примерно так же. Ну а я со своей стороны делаю все, чтобы утвердить их в этом мнении.

— То есть, сами вы тоже никогда не испытывали чувство боязни того или иного соперника?

— Никогда. Вот стресс перед ответственными соревнованиями испытывал. Я же не случайно постоянно подчеркиваю, насколько важен для меня любой новый опыт. Прекрасно помню свои дрожащие руки перед первым матчем в основной сетке турнира ATP. Это было весной 2016 года в Ницце, где мне удалось пройти квалификацию. Я тогда стоял в рейтинге в середине третьей сотни, в первом круге попал на аргентинца Гвидо Пелью и поначалу просто не мог играть, настолько сильно меня зажало! Первый сет уступил со счетом 1:6, а третий — лишь на тай-брейке, что очень показательно. Поскольку именно опыт постепенно помогает тебе понять, как можно справиться с той или иной ситуацией. И тогда ты просто начинаешь делать свою работу.

— Ваш новый опыт в последнее время связан с шумихой вокруг собственного имени. Она вам не надоедает? Не устали еще от нее?

— Не надоедает, но порой действительно устаю. И не вижу в этом противоречия. Усталость — нормальная реакция человеческого организма. В последние недели пребывания в Америке на меня свалилось столько обязательных мероприятий, которые невозможно было игнорировать, что в один из дней перед US Open я мог тренироваться только с девяти до половины одиннадцатого утра, да и то во время дождя. Мой тренер даже вывел саркастическую формулу: «Чем лучше человек играет, тем больше у него обязанностей, тем меньше он тренируется, тем хуже играет, тем больше тренируется, тем лучше играет». И далее по кругу. В каком-то смысле он прав, хотя жизненный опыт, который я как профессиональный спортсмен получаю сейчас в плане общения, для меня очень интересен.

— Есть вопрос, который за последнее время вам жутко надоел?

— Наверное, о том, как я пришел в теннис. Его обычно задают журналисты из других стран, которые плохо меня знают. Я рассказывал об этом уже тысячу раз, все можно найти в интернете и сейчас уже просто жаль тратить время. А вот на новые интересные темы разговаривать с журналистами я люблю.

— В последнее время вы подписали несколько рекламных контрактов. По каким критериям вы выбираете себе спонсоров?

— Я бы называл их партнерами. В данном случае это слово подходит гораздо лучше. Главный критерий выбора очень простой: мне должен нравиться продукт. Наиболее продолжительные отношения у меня сложились с компанией Tecnifibre, ее ракетками я играю с 18 лет. Благодаря им мне удалось добиться всех своих нынешних успехов, поэтому, наверное, неудивительно, что я знаю практически каждого сотрудника этой фирмы, начиная с генерального директора. В марте я заключил контракт с компанией Lacostе, под чей контроль два года назад перешла Tecnifibre. Ее представители подробно объяснили мне свою стратегию ведения бизнеса, и я благодарен за то невероятное внимание, которое ко мне сейчас проявляется.

После победы в Цинциннати мне поступило несколько предложений, в том числе от часового дома Bovet. Общение с его президентом Паскалем Раффи, который очень интересно обрисовал мне свой проект, произвело на меня потрясающее впечатление, а его дочь быстро подружилась с моей женой. Другой контракт, с BMW, подписанный после US Open, можно назвать моей мечтой, ведь моя первая машина, белая с тонированными стеклами — именно этой марки. По-моему, этот автомобиль — настоящая бомба. Он представляет собой именно то, о чем только может мечтать маленький мальчик.

Что же касается соглашения с Тинькофф-банк, заключенного только что, то это крупнейший онлайн-банк с наибольшим количеством клиентов в мире. Это мой первый подобный контракт в России и он заключен на длительный период. Уверен, что сотрудничество будет интересным и необычным.

— Не боитесь, что повышенная активность за пределами корта будет мешать прогрессу в теннисе?

— Я прекрасно понимаю, что любые контракты приходят только с победами, а они, в свою очередь, могут быть только следствием очень большого труда. В конце концов, умение справляться с популярностью — одна из составляющих успеха. Мои последние результаты говорят сами за себя, посмотрим, как будут складываться дела на более длительной дистанции. Надеюсь, моя команда поможет мне избежать грубых ошибок. Пока мне нравится то, что происходит вокруг.

— Что вы ответите критикам, которые считают, что агенты пытаются сделать на вас большие деньги?

— Уверяю вас, что мне невозможно что-то навязать. И делать какие-то вещи от безысходности я тоже не буду.

— Роджер Федерер, Рафаэль Надаль и Новак Джокович разработали свои логотипы, которые наносятся на спортивную экипировку. Не задумывались о том, чтобы сделать то же самое?

— Пока нет. Причина очевидна: я даже близко не подобрался к тем высотам, которых достигли эти спортсмены грандиозного масштаба. И чтобы приблизиться к ним, мне еще предстоит проделать неимоверно тяжелую работу.

— Финал US Open против Рафаэля Надаля, несмотря на поражение в пятом сете, стал украшением вашей пока что не очень продолжительной карьеры. Спустя две недели после этого матча можете сказать, чему он вас научил?

— Для меня это, опять-таки, был незабываемый опыт. Все шло к тому, что я проиграю в трех сетах, но мне удалось растянуть игру почти на пять часов и заставить Рафу занервничать так сильно, как, по его собственному признанию, с ним бывает редко. Этот матч подтвердил, что я способен на равных бороться с кем угодно. И, кстати, помог мне на St. Petersburg Open, где мне, несмотря на усталость, удалось во второй раз выиграть турнир чисто на классе.

— А где это произошло первые?

— В феврале в Софии. Там мне поначалу не очень нравился корт, но по ходу дела я поймал хорошую игру.

— Вы обсуждали финал против Надаля со своим тренером Жилем Сервара?

— Сразу после окончания матча, который длится пять часов, его детали никто не обсуждает. И сначала Жиль просто поздравил меня с хорошим матчем, с большой борьбой. Уже потом, когда я был в Черногории, он прислал мне по этому поводу большое письмо. Но читать его на отдыхе жутко не хотелось, а по ходу St. Petersburg Open до этого просто не дошли руки из-за большого количества обязательных мероприятий. Так что детальный разбор этого матча еще впереди.

— Бывают случаи, когда у вас с Сервара не совпадают мнения по тому или иному поводу?

— Конечно, но это совершенно естественно. Ведь в споре рождается истина. Когда я с ним не согласен, то сразу говорю. Для нас это укладывается в рамки нормальной работы над ошибками. До ссор дело никогда не доходит.

— Конкретные примеры такого несогласия можете привести?

— Например, Жилю может показаться, что я недостаточно высоко подбрасываю мяч. Или теряю концентрацию во время матча, хотя на самом деле я вроде бы полностью сконцентрирован. Интересно вот что. В подобных случаях каждый вроде бы остается при своем мнении, но у меня в голове все-таки откладываются его аргументы, а у него — мои. И это помогает нам лучше понимать друг друга в будущем.

— Когда именно вы с ним начали работать?

— Индивидуально — примерно два года назад. Начиная с октябрьского турнира в Токио.

— А знакомы сколько?

— Примерно пять лет. С тех пор как я переехал в Канн.

— Вы можете назвать его близким человеком?

— Естественно. Жиль — один из самых близких мне людей. Конечно, мне 23 года, а ему — 38, и об этой значительной разнице в возрасте нельзя забывать. Но все-таки я вижу его примерно 340 дней в году, если не больше. А проводить такое количество времени с человеком, тебе не близким, просто невозможно. В общем, у нас крутой тандем, который, надеюсь, будет работать долго.

— На одной из пресс-конференций в Санкт-Петербурге журналисты вспоминали про сотрудничество Новака Джоковича с Борисом Беккером и Энди Маррея с Иваном Лендлом. И задали вам вопрос о возможности работы с кем-то из бывших суперзвезд. Вы ответили, что чисто теоретически не исключаете для себя подобного варианта. Не опасаетесь, что Сервара испытывает по этому поводу ревность?

— Абсолютно нет. Потому что налицо пример Игоря Андреева. Я познакомился с ним два года назад во время матча Кубка Дэвиса с венграми, который проходил на грунте. Игорь в свое время здорово выступал на этом покрытии, и его подсказки мне показались очень точными. Поэтому весной этого года я решил попробовать включить Андреева в свою команду, а Жиль только поддержал эту идею. Мы с ним оба стремимся постоянно учиться, только я играть в теннис, а он — тренировать. Почти уверен: кого бы я ни взял, Жилю всегда будет интересно, что думает новый человек по поводу меня и тренерской работы со мной. Он не боится новых идей, очень любит дискутировать, обсуждать разные вопросы и самосовершенствоваться.

— Шамиль Тарпищев называет вас творцом на корте. А ваши родители рассказывали мне, что в детстве вы проявляли свои таланты не только на спортивном направлении. Вы в самом деле чувствуете в себе творческое начало или это больше красивые слова?

— Вот честное слово, совсем не чувствую. Творцом меня можно назвать лишь потому, что я постоянно стараюсь искать что-то новое. Но вообще это скорее философская тема. Скажем, я стал четвертым в мире, а без определенного таланта добиться этого нельзя. То есть, талант у меня, наверное, все-таки есть, хотя и работать приходится много.

— А уникальность свою сознаете?

— В плане техники ударов, того, как после них летит мяч, и моего передвижения по корту — да. Все это действительно выглядит довольно своеобразно. И мне это нравится.

— Одним из знаменитых игроков прошлых лет, обладавших особенной техникой, был Джон Макинрой, давно признанная творческая личность. Он предрекает вам пять-шесть побед на турнирах Большого шлема. Хорошо ли вы знакомы со звездами предыдущих теннисных поколений и как относитесь к подобным авансам в свой адрес?

— Знаком я со многими. Например, Джон комментировал US Open по телевидению, каждый день приходил в раздевалку и общался с игроками. А меня он первый раз поздравлял еще в прошлом году после победы на турнире в Уинстон-Сейлеме. В теннисе практически все друг друга знают, и мне очень приятно принимать комплименты таких людей, как Макинрой или Борис Беккер. Однако для того, чтобы теперь не опускаться ниже, надо усердно работать. Гарантий успеха нет ни у кого, но я постараюсь сделать все возможное, чтобы собрать как можно больше побед на самых престижных турнирах.

— Вы уже не раз отвечали на вопросы по поводу своих взаимоотношений с американской публикой, которой, погорячившись, показали средний палец во время встречи третьего круга US Open с испанцем Фелисиано Лопесом. Но, кажется, еще не рассказывали, доводилось ли раньше заряжаться не положительной, а отрицательной энергией трибун?

— Конечно, доводилось. В феврале 2017 года в Нише во время встречи с Новаком Джоковичем в рамках матча Кубка Дэвиса. Это был мой дебют за сборную, и весь пятитысячный зал поддерживал моего соперника. За меня переживало человек десять из нашей команды и еще несколько болельщиков. На тот момент это был самый крутой матч в моей жизни, с ним даже близко ничего не стояло. И я питался энергией трибун, не обращая внимания, на кого она была направлена.

— Вы ведь тогда очень здорово начали, выиграли первый сет, но в начале четвертого отказались от продолжения борьбы.

— Да, поскольку у меня сводило ноги. Видимо, та самая энергетика и сказалась.

— И на US Open сербский опыт вам помог?

— Конечно. Я осознавал ошибку в своем поведении. Но в то же время знал, что, как бы ни складывалась ситуация, должен пытаться победить. И, стараясь подпитываться энергией болельщиков, каждый раз бегал по несколько часов.

— Три года назад мы разговаривали в кулуарах итогового турнира в Лондоне. И вы тогда сказали, что для своего роста не очень хорошо подаете. А сейчас довольны своей подачей?

— Скорее да, чем нет. То есть, она хороша, но все равно нуждается в совершенствовании. То же самое, кстати, относится практически ко всем моим ударам. В теннисе невозможно стоять на месте. Ты или стараешься поднимать свой уровень или падаешь вниз.

— А как вы относитесь к такому мнению, которое часто можно услышать во время телевизионных репортажей: Медведев умеет на корте практически все, но его игра у сетки оставляет желать лучшего?

— Это было правдой до североамериканской серии. Во время нее я, даже не знаю по каким причинам, вдруг заиграл у сетки очень здорово, и турнир St. Petersburg Open, кстати, это подтвердил. Ошибки, конечно, случаются, но уже далеко не в том количестве, как раньше. Год назад я бы сказал, что над игрой у сетки мне надо работать больше, чем над другими элементами. Но сейчас я бы не стал отдельно ее выделять.

— Тогда же в Лондоне вы признались, что ставите своей целью место в десятке. К чему стремитесь теперь, после того как летом она была достигнута? Войти в первую тройку? Стать первым в мире? Выиграть турнир Большого шлема?

— На самом деле приоритеты у меня давно поменялись. И формулируются они так: работа над собой, упорство на тренировках, победа в каждом матче. Ведь не пройдя первый круг, ты не окажешься в финале. Поэтому в каждый конкретный момент я думаю о том, как выиграть конкретное очко. Возможно, кому-то требуются задачи, которые формулируются иначе, но у меня их нет. Так легче добиваться улучшения в игре. А с ним придет и подъем в рейтинге.

— На вашем счету пять финалов подряд. А знаете ли вы, сколько их однажды сыграл Роджер Федерер?

— Кажется, 16.

— 17 — с июня 2005 года по август 2006 года. Ему, кстати, в этот период было примерно столько же лет, сколько вам сейчас. Для вас это запредельный результат?

— Считаю, что да. Я, конечно, был бы рад продолжить свою серию, но в ближайшие два месяца впереди очень сложные турниры. Если даже представить себе немыслимое, что мне удастся сыграть в этом году еще несколько финалов, в том числе на итоговом турнире, то дальше-то ведь будет Australian Open! Просто смешно сейчас об этом рассуждать. А Федерер — гений, который за счет своей уникальности установил замечательные рекорды.

— Как думаете, что вам удастся раньше — выиграть турнир Большого шлема или пятисетовый поединок?

— Вопрос с подтекстом. Намекаете на то, что все пять предыдущих пятисетовых матчей я проиграл? Не думаю, что у меня получится победить на турнире Большого шлема, не вытащив хотя бы один пятисетовик. Но я в любом случае уже получил незабываемый опыт, причем это касается не только финала против Надаля. Например, в этом году на Roland Garros я уступил французу Пьеру-Югу Эрберу, хотя вел по сетам 2:0, а потом в пятой партии выигрывал с брейком. После той игры ко мне подошел один близкий человек и сказал, что, мол, этот матч сделает меня лучше. Из-за сильного огорчения мне тогда было трудно с ним согласиться. Но, возможно, результаты, которые пришли ко мне затем в Америке, в какой-то степени действительно можно считать следствием того опыта.

— До недавнего времени ваша карьера развивалась без рывков. Можно ли сказать, что эта постепенность, в конце концов, сыграла вам на руку?

— Думаю, да. Я ведь примерно два года пробивался через «фьючерсы» (профессиональные турниры низшего уровня.— “Ъ”), потом начал играть квалификации «челленджеров» (соревнования следующего уровня — “Ъ”) и один сезон провел на их уровне. Потом был небольшой скачок, я постепенно начал побеждать в финалах «челленджеров», выигрывать по одному матчу на турнирах ATP, вошел в топ-100. Все это тоже был необходимый опыт.

— Но согласитесь, что в августе—начале сентября вы совершили по-настоящему резкий скачок?

— С этим трудно спорить. Хотя в десятку-то я попал еще в июле и с тех пор преодолел в рейтинге всего шесть мест. То есть, можно сказать, что не совершил ничего особенного. Другое дело — пять финалов подряд. Это действительно сумасшедший для меня показатель. Тем более если учесть, что два из них были сыграны на турнирах категории Masters 1000 и еще один — на US Open.

— В феврале на турнире в Дубае, где вы сыграли неудачно, как-то вечером я заметил вас в ресторане с Кареном Хачановым. Часто ли вы проводите время вместе? И можно ли ваши отношения назвать дружбой?

— Карен, естественно, мой близкий друг. Мы знаем друг друга с 9 или 10 лет и многого вместе добились в один период времени. То же самое, кстати, относится к Андрею Рублеву. В профессиональном туре практически все игроки сохраняют между собой добрые отношения, но все равно делятся на группы по языкам. Я разговариваю по-французски, но все-таки это не мой родной язык и я не принадлежу к французской культуре. Поэтому больше общаюсь с россиянами, белорусами, украинцами. На прошлой неделе в Санкт-Петербурге несколько вечеров провели с Женей Донским и его женой, Костей Кравчуком, Кареном и его командой. Просто разговариваем, играем в карты. А тогда в Дубае, в отличие от меня, Карен был без жены и немного скучал.

— В начале сезона вы пробовали играть с ним в паре. Почему не получилось?

— Наверное, это просто была плохая идея. Мы давно хотели попробовать, но в прошлом году не получалось. А в этом сезоне проиграли три матча подряд — в Дубае, Индиан-Уэллсе и Майами, — и решили закончить эксперимент. По отдельности мы способны показывать в паре неплохую игру, но вместе не получается. Так бывает.

— Выступление в парном разряде помогает вам совершенствовать игру в одиночке?

— Конечно. Пара способствует пониманию, как улучшать игру у сетки. В этом году, кстати, я нашел себе хорошего партнера, можно даже сказать, учителя — Марсело Демолинера. Мы провели вместе четыре турнира и побеждали довольно сильных соперников. В Монте-Карло даже обыграли колумбийцев Хуана Себастьяна Кабаля и Роберто Фару, которые сейчас лидируют в парном рейтинге. Правда, дважды мне приходилось сниматься. В Монте-Карло я чувствовал себя очень уставшим после четвертьфинала против Новака Джоковича, а в Мадриде травмировался, причем практически одновременно с Демолинером.

— Ваша серия из пяти финалов привлекает повышенное внимание антидопинговой службы?

— Да нет, если подобное и было, то скорее в предыдущем сезоне. В прошлогоднем докладе по антидопингу в теннисе был приведен список игроков по количеству проверок. Так вот, Карен Хачанов занял в нем первое место с 32 тестами, а я — седьмое с 26. Думаю, причиной тому стал прогресс, которого мы добились. А сейчас какого-то исключительного внимания нет. Я сдаю допинг-тесты с прежней периодичностью. Один из последних был после финала US Open. Доводилось слышать мнение, что борьба с допингом в теннисе идет не так активно, как в других видах спорта. На мой взгляд, это ерунда.

— Чьими советами вы руководствуетесь, когда приходится применять медицинские препараты?

— Для этого в моей команде есть один человек — друг Жиля, который помогает по диете, распорядку дня, медицинским вопросам, но не хочет, чтобы его имя афишировалось в прессе. Мы вместе анализируем, какие из его советов работают, а какие — нет. И делаем соответствующие выводы.

— А кто вам посоветовал в Барселоне во время полуфинала против японца Кэи Нисикори сыпать в рот соль прямо из солонки?

— Это рекомендуют делать многие физиотерапевты, когда у вас начинает сводить ноги. Только обычно игроки высыпают под язык пару пакетиков и потом выплевывают. А в данном случае, видимо, пакетиков не оказалось, и по моей просьбе на корт принесли солонку. Пришлось перед телекамерами использовать ее, поскольку при счете 6:5 в третьем сете выбора у меня не было.

— Кстати, как вы сейчас в целом ощущаете себя физически? Все-таки в последнее время вам пришлось столкнуться с экстремальными для тенниса нагрузками.

— Некоторые части тела чуть-чуть побаливают. Особенно дает о себе знать бедро, которое я повредил еще в четвертьфинале US Open против Вавринки. После возвращения в Монако пройду обследование и буду принимать решение по поводу графика ближайших турниров (на следующий день Даниил Медведев снялся с турнира категории «500», который пройдет на следующей неделе в Пекине.— “Ъ”).