Розмари Трокель в Мультимедиа Арт Музее

В Мультимедиа Арт Музее при поддержке Tele2 проходит выставка выдающейся немецкой художницы Розмари Трокель. Атаковав мужской лагерь в искусстве кухонными плитами, превращенными в арт-объекты, и вязанными из шерсти картинами, она взяла феминистский реванш и показала, как в баталиях на тему гендера можно оставаться одновременно серьезной и смешной. Рассказывает Игорь Гребельников.

«Не можешь изменить обстоятельства, измени отношение к ним» — кажется, этот древний совет привел к тому многообразию видов, жанров, техник искусства, которое отличает творчество Розмари Трокель от художников ее поколения. А заодно делает ее своей для поколения нынешнего, впитавшего мультимедийность с пеленок. Графика, двух- и трехмерная живопись, фотография, видео, анимация, вязаные картины, скульптура, инсталляции, предметы одежды, мебель, керамика, книги — каждый ее новый проект ставит в тупик критиков, вынужденных подбирать точные слова, адекватные иронии и специфическому юмору художницы.

Обстоятельством, с которым в конце 1970-х годов столкнулась молодая художница Трокель (до этого она изучала антропологию и социологию), было мужское «большинство» в сфере искусства: как и сто лет назад, мужчины оказывались у истоков новых направлений. И если ее предшественники в немецком искусстве — Бойс, Базелиц, Рихтер, Польке — отступили от задававшего тогда тон абстрактного искусства с его политкорректным духом в сторону болевых точек, связанных с травмой поражения в войне и поиском национальной идентичности, то Трокель к 1980-м годам сфокусировалась на идентичности женской.

Нынешняя выставка, подготовленная штутгартским Институтом связей с зарубежными странами и Гете-институтом для гастрольных показов еще в 2003 году, смотрится толковым дайджестом творчества Трокель даже в отсутствие новых работ. Обратившись в 1980-е годы к гендерной тематике, она сразу переходит к остроумной критике устоявшихся представлений о том, что, скажем, картина — это плоскость, покрытая краской, а доблесть художника — отсечь все лишнее, оставив зрителя с чистым цветом и ясной формой (господствовавшему в предыдущую декаду минимализму особенно досталось от художницы).

Женщины на ее ранних рисунках отвернулись к пустоте листа: зрительный контакт, веками увлекавший мужской взгляд, оказался оборван. В гендерную проблематику Трокель окунется с рвением антрополога, которое усмирит ирония: в женской доле, традиционно сводимой к дому, хозяйству, рукоделию, она увидит не рутину, а новый способ объясниться с миром.

«Жизнь — это вязание чулок»,— едко назовет она один из своих фотоколлажей и снимет себя в видео вяжущей бесконечный чулок и рассуждающей о странностях женской моды, которую навязывают журналы. Иронизируя над женским рукоделием, Трокель станет вязать и картины — уже промышленным способом. Как правило, это гигантские монохромы либо абстрактные изображения, рядом с которыми традиционные «холст, масло» покажутся анахронизмом. И конечно, тактильная нежность этих полотен — упрек минимализму, напрочь лишенному что иронии, что чувственности. С представлением о вязании как о традиционном женском рукоделии Трокель расправится с проворством моли, разъедающей шерстяные петли: художница посвятила короткое видео тому, как орудует насекомое, но пустит кадры и в обратном порядке, будто залатывая дыры.

Кстати, животные — частые герои ее работ и даже соавторы (выставка касается этой темы пунктирно): вспомним пауков, «употребивших» ЛСД, с их кривыми паутинами, снятыми художницей, или инсталляцию «Дом для людей и свиней», созданную совместно с Карстеном Хёллером в 1997 году для 10-й documenta, где зрители, заглянувшие в постройку, наблюдали пасущихся в загоне животных, оставаясь для них невидимыми благодаря зеркальной стене.

Феминизм в версии Трокель — это не горькие слезы, обиды, проклятия и манифесты, а ловкое утверждение нового языка. Вот, скажем, кухня — еще одна феминистская боль. Художница не отрывает женщин от плиты, а переносит плиту из кухни в выставочное пространство: круглые нагревательные поверхности она помещает на белый фон картин и ассамбляжей, откуда они «сигналят» посильнее тех же окружностей, будь они написаны красками. Электроплите посвящено и отдельное видео: под джазовый саундтрек камера нежно скользит по поверхности, задерживается на деталях, царапинах, пятнах, заглядывает в духовку, вызывая у зрителя чуть ли не эротические ассоциации.

Впрочем, и саму оппозицию мужского/женского в искусстве Трокель ставит под сомнение. На выставке есть ее «Рисующая машина»: к агрегату, снабженному висящими кисточками из волос известных художников — как мужчин, так и женщин, прилагается видеоинструкция. Результат — на стене: абстрактные следы тушью на японской бумаге, нежные касания кисточек, сводящие на нет разговоры об авторском стиле в живописи. Причудливый гибрид мужского и женского — уродцы неопределенного пола из графической серии «В.В./В.В.», ставшие результатом совмещения изображений Брижит Бардо и Бертольта Брехта. Художнице показалось занятным совпадение инициалов актрисы и реформатора театра — ирония, доходящая до сарказма, на тему культа славы и красоты.

Погруженность Розмари Трокель в гендерную проблематику не завела ее в тупики отчуждения и разобщенности, как это чаще всего случается в сегодняшних баталиях на эту тему, а, напротив, открыла путь к свободе от утвердившихся систем, к бесконечному варьированию жанров и форм в ее искусстве. Наверное, это и сделало 66-летнюю Трокель желанной участницей основного проекта нынешней Венецианской биеннале, довольно молодого по составу.