Советская власть решила, что без науки обходиться все-таки не стоит

В этом году российская наука отмечает 100-летие декрета Совета народных комиссаров РСФСР об улучшении положения научных специалистов. Этот декрет за подписью Владимира Ильича Ленина спас от голодной смерти тысячи ученых и членов их семей и тем самым спас от гибели отечественную науку.

«Остановить невозместимую гибель умственных сил»

В 1919 году почти все российские ученые ежедневно бились над решением одной общей проблемы — как выжить.

25 сентября 1918 года президент Российской академии наук Александр Карпинский и непременный секретарь академии Сергей Ольденбург направили наркому просвещения Анатолию Луначарскому письмо: «В настоящее время люди умственного труда находятся в особо тяжелом положении… в их среде наблюдается, по заключению врачей, особо сильное истощение, и ряды их тают с чрезвычайной быстротой вследствие болезней, многочисленных смертей и отъездов за границу».

1 октября академик Ольденбург получил ответ: «Очень прошу вас, дорогой гражданин, пожаловать ко мне для переговоров в Зимний дворец, в пятницу в два часа дня. Настоящее письмо послужит вам пропуском. Вы будете приняты вне очереди. Народный Комиссар по Просвещению А. Луначарский».

Неделю спустя Сергей Ольденбург написал новое письмо наркому просвещения: «Милостивый государь Анатолий Васильевич!.. Вполне понимая, что в настоящее сложное и тревожное время невозможно требовать условий спокойной работы, Академия все-таки полагает, что страна должна принять меры к тому, чтобы работа научная была вообще возможна». Ольденбург указывал, что задачу просвещения масс невозможно решить без научных и культурных работников. «Между тем мы видим, что ряды их тают… с каждым днем они или умирают от истощения, или заболевают, или уезжают. Необходимо принять срочные меры, чтобы остановить эту невозместимую гибель умственных сил страны». Судя по всему, во время беседы в Зимнем дворце обсуждалось создание комиссии, оказывающей помощь ученым в решении бытовых проблем. В письме академика Ольденбурга говорится о необходимости ускорить созыв «этой комиссии», «ибо время идет и особенно продовольственный вопрос для научных работников становится с каждым днем гораздо острее. Врачи констатируют именно в этой среде угрожающее физическое истощение».

Время действительно шло

10 июля 1919 года в Москву, в Кремль, по приглашению Ленина приехал Максим Горький. Присутствовавший при их беседе Владимир Бонч-Бруевич вспоминал: «Разговор быстро перешел от этой политической темы на специальные вопросы устройства жизни, быта литераторов и ученых. Алексей Максимович подробно рассказал Владимиру Ильичу о тех ужасах жизни, которые приходится переживать и без того тонкому, самому культурному слою нашего общества, выдающимся ученым и литераторам, которые решительно не приспособлены к борьбе за кусок хлеба. Он перечислил десятки имен, фамилий, которых уже нет, которые в этих ужасных условиях, создавшихся в Петрограде, погибли, умерли, перечислил всех тех, кто находится в состоянии острейшей нужды. Говорил о тех, кого еще можно спасти, подкормивши, позаботившись о них. Владимир Ильич выслушивал все это с величайшим вниманием и напряжением. Он сказал Алексею Максимовичу, что надо сделать решительно все, чтобы помочь этим специалистам, литераторам и ученым пережить лихолетие нашего времени, и что он надеется, что Алексей Максимович со своими друзьями, став во главе этого дела, сумеет организовать его, как будет нужно, причем эту помощь, постоянную и упорную, он твердо обеспечивает своей поддержкой».

«Правительство не считает ученых тунеядцами»

Неизвестно, насколько точно Бонч-Бруевич передал позицию Ленина, но Горький действительно многократно обращался к главе советского государства, отстаивая права ученых. В сентябре 1919 года Горький писал Ленину: «Я знаю, что Вы привыкли оперировать массами и личность для Вас — явление ничтожное,— для меня Мечников, Павлов, Федоров — гениальнейшие ученые мира, мозг его… В России мозга мало, у нас мало талантливых людей и слишком — слишком! — много жуликов, мерзавцев, авантюристов. Эта революция наша — на десятки лет; где силы, которые поведут ее достаточно разумно и энергично? Рабочий класс истребляется, крестьянство? — до сей поры оно еще не делало революций социалистических,— Вы думаете, сделает? "Блажен, кто верует,— тепло ему на свете",— а я в мужика не верю, считая его непримиримым врагом рабочего и культуры. Ученый человек ныне для нас должен быть дороже, чем когда-либо, именно он, и только он, способен обогатить страну новой интеллектуальной энергией, он разовьет ее, он создаст необходимую нам армию техников во всех областях борьбы человеческого разума с мертвой материей…

Сделайте подсчет всего, что совершено людьми науки за время существования Советской Власти — вы встретите в этом перечне и уплотнение ткани рыбацких сетей, и открытие бациллы испанской болезни, революцию в области цветного печатания, интереснейшие домыслы в области химии пищевых веществ и т. д.— Вас удивит количество и качество работы, совершенной людьми полуголодными, которых выселяют из квартир, оскорбляют всячески, таскают в тюрьмы.

Понятно недоверчивое и даже подозрительное отношение к представителям гуманитарных наук, но отношение к людям положительного знания я считаю варварским, дурацким, крайне вредным делу революции… А искоренять полуголодных стариков-ученых, засовывая их в тюрьмы, ставя под кулаки обалдевших от сознания власти своей идиотов,— это не дело, а варварство».

4 октября 1919 года на общем собрании Академии наук выступил с речью Иван Павлов: «Принимая во внимание, что наше нынешнее правительство, судя по некоторым признакам, не считает ученых тунеядцами, подлежащими беспощадному преследованию и истреблению, я имею честь обратиться к Собранию с предложением настаивать перед правительством о даровании ученым элементарных гражданских прав: неприкосновенности жизни, личной свободы, жилища и достояния, приобретенного честным и общеполезным трудом».

14 ноября Корней Чуковский записал в дневник слова Горького: «Говорил я сегодня с Лениным по телефону по поводу декрета об ученых. Хохочет. Этот человек всегда хохочет. Обещает устроить все, но спрашивает: "Что же это вас еще не взяли… Ведь вас (питерцев) собираются взять?"».

Вот так, с шутками-прибаутками, но председатель Совнаркома В. И. Ленин все-таки подписал 23 декабря 1919 года декрет об улучшении положения научных специалистов: «В целях сохранения научных сил, необходимых для социалистического строительства, для поднятия производительности народного хозяйства и культуры, а также наиболее целесообразного обеспечения нужд рабоче-крестьянской обороны Совет Народных Комиссаров постановляет:

1. Предоставить усиленное довольствие наиболее выдающимся специалистам тех отраслей, которые являются существенными для разрешения указанных выше задач.
2. Освободить этих специалистов от всякого рода повинностей (трудовой, военной и т. д.), не имеющих отношения к их научным занятиям.
3. Создать для научной работы этих специалистов жилищные условия, обеспечивающие их минимальными, безусловно, для такой работы необходимыми удобствами.

Народному Комиссариату по просвещению совместно с Научно-техническим отделом ВСНХ поручается выработать список специалистов, на которых должно быть распространено действие настоящего декрета.

Народному Комиссариату по просвещению совместно с Народным Комиссариатом продовольствия поручается разработка норм натурального обеспечения ученых, подходящих под действие настоящего декрета.

Лица, получающие усиленный паек на основании настоящего декрета, не имеют права: а) получать, помимо этого, усиленный паек в той или другой форме и б) получать в качестве специалистов в одном из советских учреждений твердый оклад более 8000 руб.».

«Мясо было заменено селедками, сахар тоже»

В январе 1920 года была создана Петроградская комиссия по улучшению быта ученых (ПетроКУБУ), во главе которой стоял М. Горький. В августе в Москве возникла МосКУБУ, а в ноябре 1921 года появилась и всероссийская Центральная комиссия по улучшению быта ученых (ЦеКУБУ) при Совнаркоме.

Первоначально в список специалистов, на которых распространялось действие декрета, было включено 500 ученых. Потом к ним добавили, или, выражаясь по-советски, приравняли 50 литераторов.

Уже в мае 1920 года число продовольственных пайков для научных специалистов, общеизвестных как «академические пайки», было доведено в Петрограде до 2000, а в Москве увеличено до 500. Кроме продовольствия ЦеКУБУ постановила: «Выдавать научным специалистам как Москвы, так и Петрограда, кроме продовольственных пайков, по одной паре обуви, одному костюму (или материи на костюм), три пары белья (или материи на белье) и шести пар носков (или чулок) в год. Что касается теплого платья, то таковое выдавать отдельным лицам лишь в зависимости от степени нуждаемости в нем».

Астрофизик Всеволод Стратонов писал в мемуарах «По волнам жизни»: «Это было в 1920 году, когда советская власть вдруг "повернулась лицом" к ученым, как она поворачивалась впоследствии к лошади, корове, кроликам и т. д. Академический паек был относительно очень хорош, и его также стали давать деятелям искусства, писателям, а часто, по протекции Луначарского,— и лицам, никакого отношения ни к науке, ни к искусству не имеющим.

На свою семью я получал 2 ½ академического пайка, а это составляло в месяц: 2 ½ пуда (41 кг) муки, 307 фунтов (13,6 кг) мяса или баранины, а иногда сельдей, 7-8 фунтов (3-3,5 кг) масла, 1 ½ фунта (680 г) соли, 15 фунтов (6,8 кг) разных круп, 5 фунтов (2,3 кг) сахару, папиросы и спички.

Первоначально выдача академических пайков производилась из советских продовольственных магазинов, и возникало в этом деле много злоупотреблений. Приказчики грабили ученых, наделяли их, вместо мяса, костьми, обвешивали и пр. Позже дело выдачи пайков приняла в свое ведение Комиссия по улучшению быта ученых, коротко — КУБУ, и выдача нам продуктов значительно улучшилась.

С помощью академического пайка стало возможно жить, не голодая,— и от поисков излишних должностей можно было воздержаться».

Если ведущие ученые получили академические пайки, то рядовые сотрудники научных учреждений буквально голодали. Академик Ольденбург писал Горькому в июле 1920 года: «Многоуважаемый Алексей Максимович!

Владимир Стеклов и я должны быть на днях у Зиновьева [видный большевик, очень близкий к Ленину] по вопросу о положении наших средних и младших служащих: они совершенно погибают и разбегаются, потому что получают и ничтожное содержание, и не имеют пайка. Мы уже потеряли целый ряд от смерти, а другие, заболев или голодая, ушли и никто на их место не идет, так что оставшимся еще труднее работать. Так недавно в моей канцелярии один курьер ушел, другой умер. С трудом мы достали одну молодую женщину. Из 9 средних служащих в одной моей канцелярии ушло 3, и некем их заменить. Положение начинает делаться катастрофическим.

Не можете ли Вы подготовить Зиновьева к нашему посещению — мы будем у него с одним из младших служащих и будем просить сделать что-нибудь, чтобы опять можно было наладить работу и чтобы люди не голодали и не погибали».

Коллега Стратонова и его заместитель в деканате физмата МГУ в книге воспоминаний «Утраченное счастье» писал о том, что в начале 1921 года были проблемы с пайками и у академиков: «Академический паек, который выдавался ученым, подвергался сокращениям, изменениям, что вызывало недовольство и жалобы. В Петрограде мясо было заменено селедками, сахар тоже, масло тоже, и так как нельзя выдавать слишком много селедок, то вес был убавлен. Вдобавок эта рыба выдавалась в червивом виде ("прыгунки", как их называли приказчики), и однажды, получив главным образом "прыгунков", я послал по порции М. Н. Покровскому и Н. А. Семашко».

О том, что проблема с питанием научных работников ученых решается плохо, Ольденбург писал Ленину в мае 1921 года: «Если вследствие продовольственных затруднений не может быть обеспечено сколько-нибудь удовлетворительное питание ученых, здоровье которых, а также и жизнь, как показывают многочисленные смерти и заболевания, подвергаются опасности, то желательно предоставить им возможность выехать за границу с их семействами. Таким образом, по мнению Российской Академии Наук, русские ученые могут <быть> сохранены для научной работы, в которой особенно нуждается в настоящее время РСФСР. РАН просит поэтому разрешить свободный выезд за границу русским ученым, которые того пожелают».

К концу 1921 года выдавалось уже 8000 основных академических пайков и 8000 дублирующих. Пайки были распределены так: по 3250 пайков на Москву и Петроград, остальные 1500 — предоставить провинции. Дублирующие пайки выдавались членам семьи и начинающим ученым.

С октября 1923 года академический паек был отменен в продовольственной форме и заменен академическим денежным обеспечением — доплатой к заработной плате.

Алексей Алексеев