Как секретность и безответственность мешали боеготовности

26 ноября 1939 года председатель Совнаркома и нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов вручил посланнику Финляндии в Москве ноту протеста в связи с артиллерийским обстрелом советских войск около села Майнила. Этот инцидент четыре дня спустя послужил поводом для начала советско-финляндской войны и причиной многолетних споров о том, кто же тогда стрелял. Но после окончания «зимней войны» остались и другие, гораздо более важные вопросы. Дать ответы на них помогают найденные нами в архиве шифровки.

«Приказ спущен далеко вниз»

Когда речь заходит о советско-финляндской войне 1939–1940 годов, все обсуждение неизбежно сводится к одному и тому же вопросу: как могло случиться, что одна из мощнейших армий мира, РККА, увязла в боях с заведомо более слабым противником и даже ценой огромных потерь не добилась главной цели, поставленной руководством СССР,— советизации Финляндии?

О том, что основная задача состояла именно в этом, свидетельствует не только заключение 3 декабря 1939 года соглашения с созданным в СССР правительством Финляндской Демократической Республики во главе с секретарем исполкома Коммунистического Интернационала О. В. Куусиненом, давно жившим в Москве.

За три дня до инцидента в Майниле, 23 ноября 1939 года, заместитель наркома обороны СССР, начальник Политического управления РККА (ПУРККА) и бывший секретарь И. В. Сталина армейский комиссар 1-го ранга Л. З. Мехлис шифровкой докладывал вождю о проделанной вместе с членом Политбюро ЦК ВКП(б) А. А. Ждановым работе в Ленинградском военном округе. В числе прочего Мехлис сообщал о ходе формирования из советских финнов и карел Финского корпуса и политработе с его личным составом:

«В финском корпусе придется выпускать две внутренние газеты для личного состава — одну на финском языке, другую на карельском. Обе одного содержания.

Неясен вопрос о присяге в финском корпусе. Местные товарищи хотели приводить личный состав к присяге на общих основаниях, то есть к нашей военной присяге. Предложил воздержаться, ибо сомневаюсь в правильности решения вопроса. Посоветовался со ЖДАНОВЫМ, он согласен, что к нашей присяге приводить не следует.

Нужны Ваши окончательные указания».

Писал Мехлис и о подготовке идеологического воздействия на граждан Финляндии:

«Финскую типографию и редакцию укрепил, дал людей и шрифты.

Типографию и редакцию вынужден был временно перевести в секретное отделение типографии Воениздата.

Сейчас набираем на финском передовую “ПРАВДЫ” о советско-финляндских отношениях и часть речи МОЛОТОВА на сессии, где он касается этих вопросов. Печатать будем в виде двух листовок. Готовим номер газеты “ГОЛОС ФИНСКОГО НАРОДА”. Печатание его — по особому указанию.

В каждой армии имеется типография и редакция на финском языке. Кроме того, есть одна центральная, о которой пишу».

Однако самым интересным в шифровке Мехлиса было именно описание строжайшей секретности, в которой готовились не только агитационные материалы для финского населения, но и само наступление на Финляндию. В 7-й армии, которой через неделю предстояло перейти границу, не только бойцы, но и многие командиры не знали или не понимали стоящих перед ними задач:

«В 7 Армии,— писал Мехлис,— провел совещание с командирами, комиссарами соединений и работниками политотделов по основным политическим вопросам.

Руководящий состав не был достаточно политически ориентирован, между тем оперативный приказ спущен далеко вниз.

В части 7 Армии возвращаюсь сегодня. Вынужден был возвратиться в ЛЕНИНГРАД, чтобы подготовить ряд материалов. Помог ПУОКРУ (политуправление округа.— “История”) составить политическую директиву комиссарам и начполиторганов в связи со стоящими задачами. Указана тематика бесед с красноармейцами и начсоставом, и даны практические указания по основным вопросам политработы в боевых условиях. На места во все армии отправил работников ПУРККА. Составили проект приказа своим войскам, а также два обращения — одно к солдатам Финляндии, второе к рабочим, крестьянам и интеллигенции Финляндии. Все три проекта будут показаны ЖДАНОВУ после его возвращения из 9 Армии. Печатать будем, если последует Ваше согласие на издание таких документов от имени командования. Составлены документы в духе Ваших общих указаний, ничего не разбалтывают, но будут очень полезны, и я стою за их издание. Обращения к солдатам и финскому народу, безусловно, внесут дезорганизацию в ряды противника».

«Очень плохо с авиацией»

Еще одним примечательным моментом в сообщении начальника ПУРККА Сталину стала констатация неготовности войск к наступлению. За неделю до начала войны, по сути, отсутствовала связь между командованием армий и подчиненными им частями:

«Над организацией связи здесь предстоит еще большая работа. В КЕМЬ радиостанция еще не прибыла. Нет в КЕМИ пока и телефонной связи по “ВЧ”, обещают включить. Предназначенные для воздушной связи самолеты находятся при армиях. В корпусах связных самолетов нет по мотивам отсутствия посадочных площадок. Начштаба округа обязался принять меры.

Радиостанций “ТАР” всего 4 штуки, и все они не в армиях. Условились, что в 7, 8 и 9 армии дадут по одной радиостанции “ТАР”».

Но до начала боев наладить полноценное функционирование связи так и не удалось. 4 декабря 1939 года Мехлис отправил шифровку Сталину и наркому обороны СССР маршалу Советского Союза К. Е. Ворошилову, в которой говорилось:

«С 122 сд (стрелковой дивизией.— “История”) связи нет, ибо единственная дивизионная радиостанция 11-АК выбыла из строя.

Плохая связь и внутри самой 122 сд — там не хватает 9 радиостанций 5-АК. Сейчас для дивизии отправлено семь радиостанций РБ, что усилит внутри-дивизионную связь».

Еще хуже, по мнению Мехлиса, оказалось то, что командиры в первые дни боев не рассматривали происходящее как войну:

«В УХТЕ пульса фронта не чувствуется.

С начала боев, кроме работников ПУ Армии, ни один из руководителей не был ни в одном соединении».

На боевых самолетах отсутствовала защита пилота и бензобаков. А о ситуации в авиачастях в целом Мехлис докладывал:

«Очень плохо с авиацией. Всего 11 И-15 (истребителей.— “История”), из них два выбыло из строя. Нет ни одного самолета для связи, хотя в ЛВО не мало У-2. Разбросанность дивизий ставит связь часто под удар, и У-2 жизненно необходимы. Обещали прислать сюда две эскадрильи СБ (скоростных бомбардировщиков.— "История"), но ВВС Округа ничего не предпринимает, чтобы их отправили. Аэродром в УХТЕ есть, смотрел его, две эскадрильи СБ можно посадить, а И-15 перейдут на ближайшее озеро. Находящиеся здесь самолеты имеют лыжи, но отсутствие амортизаторов не дает возможности их использовать. Нет также кронштейнов, и поэтому спинки к самолетам нельзя приделать. 18 авиабаза, призванная обслуживать 9 Армию, не имеет ни мастерской, ни необходимых запасных частей.

Полковник МЕЛЬНИКОВ, возглавляющий здесь авиацию, во время беседы не знал, есть ли спинки на самолетах, протектированы ли баки. Сам он летает на Р-5. Производит впечатление совершенно бездеятельного человека и перестраховщика. За все время был один вылет.

В районе ВОЙНИЦА противник на старой калоше бомбил наши тылы и обстрелял их. Переговорил с МЕЛЬНИКОВЫМ и потребовал решительных действий, тем более что здесь неплохая видимость и хорошая погода.

Сегодня Нач. ПУ Армии проведет совещание с летным составом и изложит им требование Наркома».

О том, к чему приводило отсутствие радиосвязи и связных самолетов, Мехлис писал:

«Две роты 752 с. п. (стрелкового полка.— “История”), переправившись на другой берег речки в 15 километрах у СУОМУС-САЛЬМИ, попали под огонь противника. Связь с ними полк потерял. Штаб 47 корпуса просит, чтобы авиация помогла найти эти две роты и содействовала их отходу».

Однако все это меркло в сравнении с последним пунктом шифровки начальника ПУРККА:

«Все дивизии, особенно 163 с. д., имеют ничтожное число лыж. Прибывшие в армию лыжи не имеют креплений и поэтому не могут быть использованы».

«Пехота явно недостаточно обучена»

Но не преувеличивал ли Мехлис, известный своей крайней придирчивостью, неготовность Красной армии к боевым действиям? Шифровки, поступавшие в Москву во время той войны, подтверждали справедливость его оценок.

27 декабря 1939 года командир 13-й армии комкор В. Д. Грендаль и дивизионный комиссар Н. Н. Клементьев в числе прочего докладывали:

«Пехота явно недостаточно обучена (особенно 150 сд), нервно реагирует на огонь противника и недостаточно напориста в атаке. Лучшими являются 19 сп 142 сд, 15 сп 49 сд и 2/220 4 сд. Наиболее слабыми — 756 сп и особенно 674 сп 150 сд. Пехота в наступлении мало и не искусно применяет свои огневые средства и слабо использует местность. Этим недостаткам приняты меры, но еще имеют место (так в тексте.— “История”). При наступлении подразделений, при убыли командира части теряются. Подготовка артиллерии и других спецчастей удовлетворительна».

Сталин написал на шифровке: «Грендаль прав».

Причем проблемы с качеством подготовки войск и их снабжением оружием и всем необходимым не прекращались до самого конца этой недолгой, но жестокой войны. Шифровкой, из которой, к сожалению, сохранилась в архиве только одна страница, Сталину докладывали:

«Снабжение продолжает оставаться неудовлетворительным.

Совсем нет сухих овощей, отсутствуют противоцинготные продукты, нет пищевых концентратов. Надо подбросить 25 000 ложек и кружек, термосов для доставки пищи. В Армии не хватает до 100 кухонь.

Для замены негодного обмундирования и санобработки завшивевшего Армия нуждается в 20 000 комплектах обмундирования и теплого белья. Шинели на очень многих красноармейцах рваные и прожжены и к носке никак не годятся».

А 28 февраля 1940 года Сталину передали из Генерального штаба РККА полученную из Вологды шифровку, в которой говорилось:

«Для вооружения лыжных эскадронов в ВОЛОГДУ (так в тексте.— “История”) были получены с заводов №314 и №74 самозарядные винтовки. При разборках винтовок после стрельбы и во время изучения матчасти было обнаружено, что многие пружины подавателя поломаны. Причиной поломки является, вероятно, неправильная термическая обработка пружин. Некоторые пружины оказались настолько хрупкими, что ломались на 5–9 частей, одна пружина, наоборот, оказалась очень мягкой. Особенно большое количество (48 штук из 640) поломанных пружин обнаружено у винтовок, полученных от завода №74, прибывших транспортом 21/1168, отправленным из Ижевска 27 января…»

В тот же день Сталин потребовал от народного комиссара вооружений СССР Б. Л. Ванникова все проверить и представить в ЦК мотивированное объяснение. А после подписания 12 марта 1940 года мирного договора и прекращения на следующий день боевых действий начались анализ ошибок и поиск виновных в неудачах и огромных потерях.

Советскому народу на сессии Верховного Совета СССР объявили, что Красная армия потеряла убитыми 48 475 человек и что раненых, больных и обмороженных было 158 863. Цифры из донесений частей РККА были значительно выше, и, по оценке, опубликованной в исследовании «Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах», тогда было убито, умерло и пропало без вести 126 875 бойцов и командиров.

О причинах тяжелейших потерь позднее, в 1942 году, в решении Политбюро ЦК ВКП(б) «О Ворошилове» говорилось:

«Война с Финляндией в 1939–40 гг. вскрыла большое неблагополучие и отсталость в руководстве НКО. В ходе этой войны выяснилась неподготовленность НКО к обеспечению успешного развития военных операций. В Красной Армии отсутствовали минометы и автоматы, не было правильного учета самолетов и танков, не оказалось нужной зимней одежды для войск, войска не имели продовольственных концентратов. Вскрылась большая запущенность в работе таких важных управлений НКО, как Главное артиллерийское управление, Управление боевой подготовки, Управление ВВС, низкий уровень организации дела в военных учебных заведениях и др. Все это отразилось на затяжке войны и привело к излишним жертвам. Товарищ Ворошилов, будучи в то время Народным комиссаром обороны, вынужден был признать на Пленуме ЦК ВКП(б) в конце марта 1940 года обнаружившуюся несостоятельность руководства НКО. Учтя положение дел в НКО и видя, что т. Ворошилову трудно охватить такое большое дело, как НКО, ЦК ВКП(б) счел необходимым освободить т. Ворошилова от поста Наркома обороны».

А в 1940 году были разработаны меры по исправлению и улучшению вооружений, снабжения и управления войсками. Но привычкой принимать важнейшие решения, исходя из реальных возможностей, а не из политических, личных или иных потребностей, вожди страны так и не обзавелись.

Евгений Жирнов