Как насилие способствовало становлению северной столицы

2 ноября 1744 года Правительствующий сенат запретил принудительно отправлять на поселение в Санкт-Петербург старых, немощных и больных. А год спустя вообще прекратил практику насильственного переселения в столицу империи. Тем самым был положен конец длившемуся почти 40 лет противостоянию высшей власти с одной стороны и местных властей вместе с обывателями — с другой.

«На каторгу в новопостроенный город»

За прошедшие с момента начала строительства Санкт-Петербурга века из памяти потомков стерся общеизвестный в те годы факт. Переезд на жительство в Северную столицу тогда был не благом или привилегией, а очень суровым наказанием. И это отнюдь не образ или преувеличение. 4 июля 1705 года армии и подданным был объявлен указ Петра I, в котором говорилось:

«Беглым солдатам, которые с Его Великого Государя службы и из полков сбегут, и из бегов придут сами, и явятся в приказе или в полках чинитя наказанье бить кнутом, и ссылать на каторгу в новопостроенный город в Санктпетербург, чтоб и впредь иным таким со службы и из полков бегать было неповадно».

Суровым наказанием считали жизнь в городе на Неве крестьяне и мастеровые, которых отправляли туда для земляных, строительных и прочих работ. В 1709 году, например, царь повелел отправить в Санкт-Петербург 40 тыс. крестьян из всех городов, посадов и уездов. И с жителей тех же местностей было приказано собрать деньги на покупку хлеба для работников. Первые 4 тыс. должны были явиться в Санкт-Петербург с плотницким инструментом к 21 февраля следующего 1710 года. О выделении саней и организации обозов для их перевозки суровой зимой в царском указе ничего не говорилось. Самодержец повелевал воеводам «в Санктпетербург тех работников им Воеводам отводить самим на указанные сроки».

Тем крестьянам и мастеровым, которые были отправлены в град Петров в 1710 году, еще повезло — царь, во избежание побегов в родные места, приказал кроме хлеба давать им полтинник (50 копеек) в месяц, что для простого люда было немалыми деньгами. Одновременно и сам царь-работник, и «птенцы гнезда Петрова», отвечавшие за строительство новой столицы, примечали лучших мастеров и после окончания оговоренного срока работ попросту не отпускали их восвояси. Что, понятно, не могло понравиться ни помещикам, ни управителям монастырских и архиерейских деревень, ни воеводам и прочим местным чиновным людям, лишавшимся умелых работников без всякой компенсации.

Последовавшая реакция была естественной и понятной.

По царским запросам начали отправлять тех, кого не жаль было потерять,— старых, больных и откровенно никчемных.

В ответ царь решил заинтересовать самих работников и повысил оплату до рубля в месяц. А местной власти и владельцам мастеровых душ пригрозил карами за несвоевременную отсылку работников в Санкт-Петербург.

Но ни предотвращению побегов работников из города на болотах, ни прекращению махинаций при их отправке туда предпринятые меры не помогали. 15 февраля 1712 года царь повелел отправить в губернии списки бежавших мастеровых. А губернаторам приказал, разыскав их, без промедления отправить беглецов в Санкт-Петербург. Тем же указом предписывалось:

«Губернаторам пересматривать самим, чтобы те мастеровые люди были заобычные и не дряхлые и не увечные; а негодных и неумеющих мастерств, и дряхлых и увечных отнюдь не высылать».

«Деньги без плода пропадают»

Существенного улучшения не произошло, и царь-реформатор сделал следующие ходы в этой игре, которая начала затягиваться. Он потребовал, чтобы мастеровых отправляли в Санкт-Петербург с семьями. А чтобы прекратить мытарства отправляемых из Сибири работников, приказал вместо каждого из них высылать в столицу по 10 рублей.

В 1714 году Петр I еще раз пошел на уступки и согласился или платить владельцам крепостных за лучших мастеровых, или засчитывать их за сданных во время рекрутского набора в армию. Работника, забранного в Санкт-Петербург с семьей, приравняли к двум рекрутам, холостого — к одному. Но при этом сделал отправку мастеровых из губерний регулярной и в очередной раз объявил ее строго обязательной.

Однако вскоре обнаружилась еще одна и очень существенная проблема.

Три года спустя, в ноябре 1717 года, обер-комиссар князь А. М. Черкасский подал царю «доношение» — обширную записку, в которой подводились итоги принудительного сбора работников для строительства Санкт-Петербурга. Князь писал, что для кормления 32 тыс. работников и выдачи им обещанной платы собирали грандиозные для того времени деньги — 256 тыс. рублей.

«Из вышеписанного числа людей надлежит быть кашеваров 3200 человек. По примеру прошлых лет, беглых и умерших 1000 человек, иногда больше, больных в год по 1000 человек, иногда и больше, и оные, кроме беглых и умерших, денежное и хлебное жалование емлют, а подмогу все берут, а работы не работают: итого не у работ 5200 человек; и данные им деньги без плода пропадают, которых будет 41600 рублев».

Обер-комиссар предлагал сократить расходы:

«Ныне на многие дела являются подрядчики и наемщики, которыми некоторые работы исправляются удобнее и скорее, нежели государственными работники. И ежели Ваше Царское Величество повелит работы управлять наймом, то надлежит работников убавить, а за них положить деньгами».

Князь Черкасский писал, что не следует сразу отдавать все стройки в руки подрядчиков. Он справедливо полагал, что на некоторые работы или не найдется желающих, или они запросят слишком высокую цену. А потому на следующий год вытребовать из близлежащих мест только 8 тыс. работников, а в отдаленных ограничиться сбором денег. Когда же подрядчики наладят наем работников для Санкт-Петербурга, сократить принудительный набор до 2 тыс. человек, поручая им лишь самые мелкие работы.

Автор доношения прекрасно осознавал, насколько трудным будет воплощение в жизнь его проекта. Нужно было наладить своевременный сбор денег в губерниях. А главное, найти честных подрядчиков, не страдающих склонностью к «переборам» денег. А чтобы уберечь их от соблазна, требовалось установить жесткий контроль, назначить особых фискалов и создать систему отчетности с докладами самому царю.

Петру I, утомленному вечными проблемами с набором работников, идея пришлась по вкусу. И на документе появилась его резолюция: «Быть по сему».

«Выслать без всякого мотчания»

Но новый стольный град кроме строителей и мастеровых всех специальностей нуждался и в жителях. В первую очередь соответствующих статусу города — благородных.

Как оказалось, подавить сопротивление дворян было гораздо легче, чем работников из простолюдинов. 4 декабря 1713 года царь приказал царедворцам и прочих чинов людям, список которым был составлен, строить дома в Санкт-Петербурге. Чтобы после получения приказа о переселении в новую столицу никто не мог отказываться, говоря, что ему негде жить.

Выбор других новых жителей города на Неве из благородного сословия проходил во время проводимых царем смотров дворян и дворянских недорослей. Уклонение от приезда на них каралось быстро и сурово. У провинившихся отбирали собственность — «отписывали имения на государя». Затем наказание сделали не только болезненным для семейного состояния, но и страшно позорным. Отобранные имения передавались тому, кто донесет самодержцу на уклониста, вне зависимости от того, крестьянин он или дворовой человек.

В 1714 году очередь дошла и до высокопоставленных чиновников. Судьям и подъячим из Судного и Поместного приказов царь приказал в следующем году перевестись в Санкт-Петербург. В том же 1715 году было приказано начать обустраиваться на новом месте четверти из избранных для переселения в новую столицу дворян и купцов.

Однако с купцами незамедлительно возникли проблемы.

Никто из этих тороватых людей не торопился сниматься с насиженных мест и отказываться от своего налаженного и приносящего доход дела.

Царь, понимая это, разрешил им сохранить собственность — дворы, лавки и заводы — в родных местах. Но купцы в Санкт-Петербург не спешили. Их примеру следовали и ремесленники.

27 апреля 1716 года Правительствующий сенат приказал:

«Из Губерний купецких и рукомесленных людей на житье в Санктпетербург, выслать без всякого мотчания, понеже о том многими из Канцелярии Сената указами подтверждено».

Но дело вновь не сдвинулось с мертвой точки. Самые предприимчивые подданные царя нашли лазейку в его установлениях. Самодержец разрешил выборным из купцов решать, кто из их сотоварищей поедет на новое место жительства. И в новую столицу отправились растерявшие состояние, престарелые и больные купцы. 20 ноября 1717 года последовал указ самого царя, в котором говорилось:

«Ежели в высылке какое вымышленное продолжение чиниться будет, и за то выборные (яко клятвопреступники и ослушники указа) с разорением домов и всего имения их жестоко наказаны будут».

А губернаторам предписывалось следить за тем, чтобы в Северную столицу были высланы первостатейные купцы, а не скудные и одинокие.

«И впредь отнюдь никуда не разъезжались»

Полтора года спустя, в 1719 году, когда Петр I решил подвести итоги проделанной работы по наполнению жителями своего детища, оказалось, что немалая часть переселенных и наделенных землей в Санкт-Петербурге подданных действительно не имеет и не будет иметь средств для постройки домов. И самодержцу не оставалось ничего иного, как отпустить их восвояси. Отпустили по домам и купцов, чье состояние не позволяло жить и торговать в новой столице.

А тем дворянам, кто построился, но страдал от безденежья, царь разрешил выезжать в их деревни, для улаживания дел. Правда, не более чем на пять месяцев.

Это вовсе не означало, что самодержец отказался от своих планов и город вскоре придет в запустение. От тех, кого он счел способными обустраиваться за счет собственных средств, он с прежней жесткостью, невзирая на чины, требовал строить дома и для себя, и для сдачи внаем.

Но после кончины первого российского императора невольные переселенцы воспользовались непрекращающейся борьбой сановников за власть и влияние и мало-помалу начали возвращаться в родные места. Правящая элита спохватилась лишь после того, как в городе начали разрушаться дома, брошенные покинувшими Санкт-Петербург владельцами. И 19 июля 1729 года правивший Россией Верховный тайный совет от имени юного императора Петра II обнародовал указ, в котором говорилось:

«Ныне из тех переведенцев многие, покинув в Санктпетербурге дома свои, також, которые и домов не имели, а жили в наемных домах, разъехались собою без указа в прежние места, из которых высланы были, и в другие города: того ради оных всех переведенцев купецких и ремесленных людей, изо всех городов с женами их и с детьми выслать на житье в Санктпетербург по прежнему бессрочно. И при высылке велеть им подписаться под потерянием всего их движимого и недвижимого имения и ссылкою вечно на каторгу, чтоб они с женами своими и с детьми в Санктпетербург явились без замедления и впредь бы без указа собою из Санктпетербурга отнюдь никуда не разъезжались».

Запрет на выезд вскоре превратился в основной метод поддержания численности жителей Санкт-Петербурга.

Хотя в общем правиле случались и исключения. Императрица Анна Иоанновна, к примеру, не хотела видеть в своей столице малоимущих дворян и разрешала тем из них, что жили в столице, продавать построенные дома, и уезжать в свои деревни. А благородным недорослям, у которых имелось меньше 20 крестьянских дворов, запрещала приезжать на службу и жительство в Санкт-Петербург. Кроме того, новых мастеровых для стольного града она предпочитала привлекать деньгами, а не приказами и принуждением. Но запрет на выезд без выданных паспортов соблюдался при ней неукоснительно.

А императрица Елизавета Петровна после воцарения вспомнила о методах заселения столицы, практиковавшихся ее державным отцом. В 1744 году она решила во время ревизии, как именовалась в ту эпоху перепись населения для налогообложения, выявить праздношатающихся, беглых крестьян и тех, кто заявляет, что не помнит родства, и выслать их для работ в Санкт-Петербург. Однако и подданные не забыли времена царя-строителя. Поэтому местные власти и помещики объявляли подходящими для отправки в столицу старых, дряхлых и больных, не пригодных ни для какой работы. В итоге 2 ноября 1744 года Сенат объявил, что таких обнаруженных никчемных людей следует отправлять в богадельни. А в следующем году решил, что всех обнаруженных не приписанных ни к кому людей нужно определять к делу в тех местах, где они будут обнаружены.

Евгений Жирнов