Капкан для России
Японский взгляд на экономические проблемы страны
Опыт наблюдений за чужими переменами
Будучи в командировке из Японии, я отдыхаю на диване в одном недорогом отеле в Санкт-Петербурге. Прибыл в Россию после паузы в два с половиной года, поэтому новых впечатлений много.
Во-первых, я с интересом подмечаю, что россияне уже не выглядят потерянными и полностью восстановились в самоощущениях после тяжелых 90-х годов. В те времена, помню, даже бортпроводницы «Аэрофлота» выглядели несчастными, их сомнения в себе, в своей компании и в своей стране были заметны любому постороннему. Сегодня следов неуверенности и в помине нет, и эта перемена в обычных людях говорит о многом. Но особенно заметны изменения в экспертных оценках: из-за того, что американская внешняя политика в глазах российских специалистов по международным делам (как, впрочем, и всех других) «тает», появилась самоуспокоенность; прослеживается даже возвращение свойственного эпохе СССР особого стиля в дискуссиях — чуть свысока, с ощущением абсолютной собственной правоты.
Однако при этом обнаруживаются и некоторые другие факты, которые привносят в общую картину иные краски и несколько омрачают перспективы будущего России. И речь вовсе не о «застое» в российской экономике и обществе, о которых западные СМИ много пишут.
Меня в большей степени удивили слова, услышанные от гастарбайтера в Санкт-Петербурге. «Сегодня таджики,— сказал он,— уже не приезжают в Россию на заработки, они стремятся работать в США или Южной Корее».
Резон — сугубо прагматический: при нынешнем обменном курсе заработанное в России сейчас при переводе на его родину сильно теряет в сравнении с тем, что было прежде; а поскольку падает не только обменный курс, но и уровень зарплат в России либо не растет, либо снижается, зарабатывать здесь уже не считается выгодным. Такой вот поворот.
Есть у этого и другая сторона: Россия становится малопривлекательной для гастарбайтеров, зато ценовой уровень здесь выглядит весьма комфортным для других иностранцев. Раньше Россия была страной, которая предъявляла приезжим неоправданно высокие ценники на все, а теперь цены на гостиницы и такси, например, стали просто очень дешевыми для приезжих. Если дела и дальше пойдут таким образом, то, вполне можно предположить, советские старые практики могут вернуться: тогда в отелях действовал специальный тариф для иностранцев — в три раза больше заявленного по прейскуранту.
Все это свидетельствует о том, что в России продвигается уникальный экономический процесс: дефляция вкупе с девальвацией собственной валюты. Падение курса валюты обычно приводит к инфляции внутри страны, но из-за падения в объеме потребления и снижения уровня жизни цены на внутренние услуги и товары в России пропорционально не растут. На первый взгляд ничего страшного не происходит, но эксперты понимают: долгосрочные последствия такой комбинации губительны для страны.
В «Вишневом саде» Чехова есть такая сцена, где в общей атмосфере унылого бездействия где-то далеко неожиданно раздается глухой звук, будто что-то упало в шахту. Действующие лица реагируют символично: сначала мгновенно умолкают, но потом сразу забывают о возникшем дискомфорте — дескать, ничего не случилось, жизнь продолжается. Зато зрителю очевидно: впереди драматичная развязка, крушение привычного уклада. Мне подумалось, что слова таджикского гастарбайтера — это то же самое, что и тот звук из чеховской пьесы, предупреждающий о надвигающейся эпохе резких перемен...
В этот раз я посетил одно частное предприятие, которое производит новый строительный материал. Его использование существенно сокращает стоимость работ при реализации инфраструктурных проектов — этот материал эффективнее бетона. Однако передовая технология вовсе не гарантирует предприятию процветания: индустрия, производящая бетон, удерживает монополию и не допускает посторонних на отраслевой рынок. А для политиков и чиновников, влияющих на распределение заказов, большие расходы на возведение объектов инфраструктуры не являются проблемой — они не заинтересованы в оптимизации затрат, наоборот, рост сметных расходов для них является средством быстрого личного обогащения. Очевидно, такое положение развитие тормозит, но это, оказывается, никого не волнует.
Или другой пример: руководитель одного крупного завода мне поведал, что ему потребовалось полтора года, чтобы получить «разрешение» на увеличение объема использования электричества. Очевидная нелепость, но она существует.
А одна дама мне рассказывала, как бросила свою попытку открыть салон красоты, когда узнала, что чиновники в каждой инстанции требовали мзду. Я удивлялся: все это знают и ничего не меняется? Она отвечала: всегда так, все знают, и ничего не меняется. Неизбежно приходишь к мысли, что история в этой стране или топчется на одном месте, или начала откат. В общем, заколдованный круг.
И это весьма печально, потому что мир стоит на пороге наступления качественно новой цивилизации с широким использованием роботов и искусственного интеллекта. Производительность труда может неимоверно повыситься до такого уровня, где «изобилие» будет заменять «дефицит» как основной принцип экономической науки. В состоянии ли Россия встроиться в эту новую цивилизацию, если в стране ничего не меняется и даже чрезмерная зависимость от экспорта сырья по-прежнему не преодолена?
На Западе надежда на будущее развитие связана с подрастающим поколением. Дело в том, что молодые люди в возрасте около 18–35 лет в развитых странах выросли в состоянии материального изобилия, и в силу этого они не столь одержимы деньгами и товарами, как представители старших поколений. Японская молодежь, например, вместо владения автомобилями полагается больше на использование прокатных машин, все чаще покупает не новые гламурные вещи, а одежду second hand, которую потом снова продает через интернет. Все больше молодежи работает в благотворительных организациях, хотя карьерные перспективы там отсутствуют, а доходы, как правило, невелики: им важнее духовное удовлетворение, чем материальное. А американское поколение millennials не одобряет силовое вмешательство в чужие страны ради «демократизации», что может привести к оздоровлению международного климата, испорченного сегодня излишней идеологизацией. Каким будет подрастающее поколение в России: сможет ли оно изменить страну?
Я думал об этом в Санкт-Петербурге, сидя в отеле возле знаменитого «Дома Раскольникова». И не находил ответа…