Высокотехнологичный экспорт запутался в моделях
Институты развития мечтают о центрах присутствия и длинных деньгах
У РФ нет модели поддержки экспорта услуг, в том числе цифровых, заявили участники Баркемпа Университета 20.35 в Санкт-Петербурге. Нынешняя поддержка экспорта примитивна и заточена на товары, институты развития не знают, как подступиться к разнородному и постоянно меняющемуся рынку, а инициативы государства зачастую сводятся к карго-культу. Решение эксперты видят в создании центров присутствия за рубежом, объединении компаний в консорциумы, способные предложить платформенные решения, обеспечении доступа к длинным деньгам и тиражировании монопольной экспортной модели «Росатома».
Экспортная политика государства требует трансформации, чтобы обеспечить присутствие на зарубежных рынках российских технологических компаний, констатировали участники пленарной дискуссии «Новая модель экспорта: сеть глобального доверия» Баркемпа Университета 20.35 в Санкт-Петербурге. По словам директора по стратегическому развитию Российского экспортного центра (РЭЦ) Артема Аникьева, глобальный рынок услуг меньше затронут протекционизмом и менее зарегулирован, чем товарные рынки, хотя там сосредоточены основная добавленная стоимость и высокотехнологичные проекты. Это создает для РФ окно возможностей, но господдержка сосредоточена на экспорте товаров.
Как работать с рынком услуг, институты развития пока не знают: он слишком разнообразен, что осложняет поиск баланса между массовой поддержкой и индивидуальным подходом, и слишком быстро развивается.
В этих условиях более эффективными могут оказаться гибкие ее модели: так, в РЭЦ предлагают развивать аутсорсинг присутствия в целевых странах — наем местных представителей, оказывающих услуги российским экспортерам, чтобы снизить для них затраты и риски.
По словам спецпредставителя президента по вопросам цифрового и технологического развития Дмитрия Пескова, ближайшие годы пройдут под знаком борьбы технологической революции и протекционизма — и «Россия входит в них третьестепенным игроком с точки зрения экспорта. Инструменты господдержки направлены на развитие существующих направлений и областей. За редким исключением (как сценарий по экспорту атомной энергии) это ситуативные решения, связанные с компенсацией стоимости, простая и примитивная модель, в которой невозможно подсчитать долгосрочные экономические эффекты».
У страны нет модели поддержки работы на глобальных технологических цифровых платформах и использования длинных денег для создания комплексных технологических продуктов в других странах — экспортный нацпроект этого не предусматривает.
Отметим, впрочем, что представители институтов развития высказываются о несовершенствах господдержки регулярно — так, господин Песков говорил об отсутствии у государства понимания того, на каких технологических рынках зарабатывать, на том же мероприятии год назад (см. “Ъ” от 9 ноября 2018 года).
Теперь он называет три основных возможных сценария развития хайтек-экспорта: «рыночный» (создание технологических чемпионов с собственными сетями по всему миру), «оборонительный» (обеспечение технологического суверенитета за счет инфраструктуры и технологических монополий) и «экосистемный» (выращивание десятков тысяч стартапов с широким фронтом поддержки — этим занимались институты развития в уходящем десятилетии). Еще один, «фантастический», сценарий сочетает элементы первых трех. «Мы инвестируем в инфраструктуру и позволяем появиться квазимонополиям при условии, что они выращивают внутри себя экосистемы и целятся на мировые рынки. Примерно этот сценарий сегодня прорабатывается правительством с компаниями-лидерами… развития тех или иных технологий»,— говорит господин Песков. Но реалистичным сценарием он называет «имитационный», когда ответственность за результат размыта между институтами развития.
«Что-то при этом, наверное, вырастет — и мы этим отчитаемся»,— честно признает спецпредставитель.
Система поддержки экспорта имеет черты карго-культа, отмечает и глава РВК Александр Повалко. «Говорим об экспорте, но утверждаем, что компания, выходя на внешние рынки, должна оставаться российской»,— отметил он. В результате игроки, которым необходимо привлекать инвестиции и делиться с партнерами, «тут же получают по рукам». «Чем меньше мы демонстрируем успехи отдельных компаний, тем лучше у них идут дела,— признает он.— Государству необходимо признать неизбежность внешних инвестиций и перестать их бояться, а также обеспечить процесс постоянного воспроизводства стартапов». Глава VEB Ventures Олег Теплов, в свою очередь, считает, что последнее уже сделано, а основная задача институтов развития — прививать стартапам привычку к глобальности: внутренний рынок не способен обеспечить им развитие.
Мечты об экспортной монополии
По словам президента «Ассоциации экспорта технологического суверенитета» Андрея Безрукова, самым крупным экспортным рынком, способным аккумулировать триллионы долларов, станет рынок критической инфраструктуры, которая будет меняться каждый технологический цикл. «Это рынок политический. Критическая инфраструктура продается по принципу "свой—чужой"»,— подчеркивает он. При этом включение лучших национальных игроков в глобальные цепочки будет приводить лишь к утечке компетенций и мозгов, предостерегает эксперт, выход на рынок могут обеспечить только крупные платформы-консорциумы, способные предложить суверенным клиентам комплексные решения. Речь идет о тиражировании модели «Росатома» — обеспечении «стратегического» присутствия на местах с доступом к «длинным» деньгам. «Нам нужна долгая модель, при которой мы приходим со своими деньгами и строим инфраструктуру, а потом в течение поколения эти деньги компенсируем за счет монополизации клиента»,— мечтает господин Безруков. Впрочем, именно политизированность подобных рынков является и основным риском для экспортных поставок — так, например, коммерческая привлекательность рынка хайтек-оборудования для ТЭК не помешала США в 2014 году ввести санкции на поставки подобной продукции в РФ.